Вадим Лейбовский - Владимир Маслаченко: «Пеле повезло, что он не играл против меня»

• Название: Владимир Маслаченко: «Пеле повезло, что он не играл против меня»
• Автор: Вадим Лейбовский
• Издательство: Время
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9691-0125-7

По результатам всех опросов Владимир Маслаченко — наш лучший спортивный комментатор за все годы существования профессии. Его «фразочки», легко выпархивающие во время телерепортажей, мгновенно становятся футбольным фольклором. Всенародной его популярности скоро будет полвека. В семнадцать лет он был включен в состав профессиональной футбольной команды. Еще семнадцать отстоял в воротах (десять из них в воротах сборной СССР). Ему били по воротам Федотов, Бобров и Стрельцов. Он дружил и ссорился с Яшиным, Бесковым и Лобановским. Обсуждал футбольные проблемы с Пеле и Беккенбауэром… Его стиль неподражаем: «Футбол можете не смотреть — можете мне поверить на слово».

---

И наконец, Королевской регатой в Каннах завершилась напряженная программа российского экипажа в 1996 году. Наша яхта пришла первой в третьей и четвертой гонках. Но в заключительной гонке снова сказался громадный опыт Дэлтона. Мы стали вторыми в общем зачете, оставив за собой самого Ингвала. В общем, можно было смело, уверенно смотреть и двигаться вперед.

«Мы — страна величайших географических открытий и великих первопроходцев, — говорил тогда Маслаченко в одном из интервью. — Мы не должны были оказаться в стороне от этого грандиозного события. И кто-то должен был стать во главе. У нас есть все шансы победить, если соберем необходимую сумму. Нам нужно не более двух миллионов долларов. Для сравнения: годовой бюджет российской футбольной команды средней руки составляет пять-шесть миллионов долларов. Но нужной суммы мы пока не набрали. «Аэрофлот» с нами, "Внуковские авиалинии" тоже пока с нами. Но вот таким мощным организациям, как РАО Газпром или РАО ЕЭС России, Альфа банк, где все — болельщики «Спартака», мы почему-то неинтересны…»

А дальше возникли проблемы со строительством яхт «Гранд Мистраль». Недремлющие конкуренты хорошо постарались, чтоб сорвать проект. В результате дальнейшее строительство этих судов было прекращено. У наших оставался шанс на пару с экипажем Иигвала принять участие в гонке на побитие рекорда скорости для однокорпусных яхт.

Гонка должна была стартовать в Марселе и пройти через мыс Горн, Австралию… Маршрут трудный. Всего три пункта остановки, и в каждом не более двенадцати часов. При этом но условиям соревнований можно было заменить не более двух парусов. С учетом того, что яхты выполнялись по самой современной технологии, гонка была просто обречена стать сверхскоростной. Это своего рода «Формула-1» в парусном спорте. Они нацелились на побитие рекорда скорости для однокорпусных яхт — на пару с экипажем Лудде Ингнала.

Все шло по плану, даже чуть лучше. И вот грянул дефолт-98, который выкачал, подорвал и уничтожил все. «Рашн Тим» получила официальное письмо от президента России с благодарностью за труд, за все, что они сделали и чего не сумели сделать для своей страны.

А Лудде Ингвал с командой принял участие в гонке на побитие рекорда скорости Европа — Америка, и этот рекорд побил, чем наглядно подтвердил, что «Гранд Мистраль» — гонка для шкиперов и судов мирового класса.

Но не заладилось у всех, у всего проекта, роковым образом. Сказались «подводные течения», конкуренция других трансокеанских гонок, интриги, финансовые трудности. Не выдержал бюджет Пьера Феллмана. Маслаченко и Бородиной пожали друг другу руки. Поблагодарили товарищей по труду и судьбу за то, что подарила им незабываемые встречи, радость общения. Сюжеты пути к исполнению мечты.

Маслаченко отошел отдел. Он положил на них годы. И разочаровался. Но не в самой идее. А в непонимании! Он убежден, что престижу страны нужны именно гонки судов макси-класса, где чрезвычайно велика роль команды, ее профессионализм, слаженность действий. Он знает, как организовать столь грандиозный проект и как исполнить его на всех этапах и на всех уровнях.

Каждый день страна получала бы сообщения о ходе гонки, об участии в ней своего лучшего экипажа. Болела бы за него и гордилась им. Так же, как в тридцатые годы болели за своих летчиков, спасавших челюскинцев или совершавших перелет в Америку. Это тоже были спортивные маршруты отважных.

Он верит в то, что в его родной стране, где — хочу еще раз повторить — бюджет даже средней футбольной команды намного выше бюджета парусной кругосветной гонки крейсерских яхт, когда-нибудь это поймут. И тогда он снова бросит все и ринется гуда. Он никогда не опоздает. Так что будем ждать!

Образ движения

Он хорошо знает себе цену. Думаю, высокая самооценка была свойственна ему всегда. Даже в мальчишескую пору. И служила ему сильнейшим раздражителем во все годы жизни. Чем и продолжает быть. Однажды я спросил его: «Ты всю жизнь осваиваешь новые виды спорта. Но почему теннис для тебя так и остался в стороне? Неужели всего лишь потому, что он сейчас как бы главный государственный вид спорта? А это тебе, конечно, претит». «Дело не в этом, — ответил он, — просто я знаю, что очень быстро добился бы здесь высокого мастерства. Вот почему мне это неинтересно. Слишком быстро».

То, что он стал футболистом, не случайность. Но и не закономерность. Я уже написал, что он был так наделен природой, что наверняка добился бы выдающихся результатов во многих видах спорта.

Однако здесь мне в самую пору приостановиться и, прочитав уже написанное, напомнить самому себе и читателю, что вовсе не за биографический очерк я брался, а скорее за заметки о самобытности общеизвестной, публичной личности, о его собственной «технологии жизни».

Из наших давних бесед:

— Кем был для тебя Яшин? Что дал он тебе?

— Это был великий спортсмен и прекрасный человек. У меня с ним были хорошие отношения. Но я никогда не считал его ни своим учителем, ни ориентиром. Я вообще с трудом, с натяжкой могу назвать кого-либо своим учителем — в любом деле, каким мне приходилось заниматься. Я всегда, во всем до всего доходил сам, своей головой. Своими поисками. Если кто-то порой называл меня своим учителем, я не возражал: пожалуйста, если угодно. Когда кто-то хотел, чтобы я это подтверждал, я опять же это подтверждал, опять кивал головой.

— Думаю, что в твою боевую пору футболистам было трудновато с тобой дружить…

— Тут дело не в моем характере — я не капризен и не эгоистичен. Здесь нужно говорить о другом. Что значит дружить с игроком из команды соперника? Ведь мы же конкуренты, а значит, не может быть открытости друг перед другом. У меня были очень добрые отношения с Левой Яшиным, с Серго Котрикадзе, но это не дружба, это другое. Что же касается отношений со своими ребятами… Это тоже не дружба: день за днем, месяц за месяцем, год за годом — одни и те же лица. Это утомляет…

— А личности, причем не в спортивном, а в общечеловеческом понимании в твои времена, наверное, были?

— Безусловно. Причем, пожалуй, побольше, чем в нынешнее время.

— И тем не менее множество выдающихся игроков так и не нашли себя в дальнейшей «мирной жизни»…

— А почему следует ожидать от них этого?

— Значит, по-твоему, те качества, благодаря которым мастер добивался успехов в большом спорте, дальше оказываются уже невостребованными?

— Да, именно так я считаю. В спортивном действии главный залог успеха — не гениальная координированность, не выдающаяся сила или выносливость и даже не фанатическая способность к преодолению самого себя. Все это, конечно, важно и нужно, но не это главное. Главное — наличие особого спортивного интеллекта. Именно спортивного! В футболе это особенно важно. Стрельцов был, прежде всего, гениальным компьютером на поле, других таких не было.

— И тем не менее в жизни он потерпел крах.

— Стрельцов, его судьба — это случай совершенно особый. Это отдельная, в стороне и над всеми стоящая фигура. Трагическая фигура. Но я не хотел бы об этом говорить.

— Мне кажется, ты не хотел бы говорить и о других рухнувших судьбах великих спортсменов. Во всяком случае, не хотел бы называть их имена. Ты словно испытываешь неловкость перед ними, не хочешь противопоставлять им себя, свою жизнь, выглядеть счастливчиком. Но ведь и у тебя были времена настоящей борьбы за выживание…

— Еще какие! Но сегодняшним спортсменам высокого класса выживать намного легче. Игрок моего уровня достигает такого благосостояния, которое позволяет ему жить на проценты… от процентов.

— Однако Маслаченко выжил именно в ту нору. Почему?

— Во мне всегда был силен и живуч рефлекс цели, о котором, кстати, писал еще великий Сеченов. Я всегда считал, что смогу добиться выполнения любой задачи, если только поставлю ее перед собой.

— Ты хочешь сказать — любой реальной?

— Нет, любой.

* * *

Вопрос к нему с непредсказуемым ответом:

— Где Вы, Владимир Никитович, добились больших успехов: на футбольном поле или на телевидении?

— Думаю, что на телевидении преуспел больше. Судите сами: все телевизионные финалы я сыграл. Вел репортажи о финальных матчах чемпионатов мира, Европы, Олимпийских игр. Более высоких наград для телекомментатора, полагаю, быть не может.

— Что еще вы относите к числу собственных достижений на телевидении?

— На Олимпиаде в Монреале я был руководителем всей большой группы Интервидения. Это были два месяца невероятно напряженной и ответственной работы — на износ. Потом я был удостоен правительственной награды, но для тех, кто помнит порядки того времени, куда красноречивей другой факт: мне разрешили получать все положенные по должности весьма немалые деньги, а не сдавать большую часть в кассу посольства.