Дмитрий Биленкин - Фантастика, 1966 год. Выпуск 3

• Название: Фантастика, 1966 год. Выпуск 3
• Автор: Дмитрий Биленкин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Конец XIX—начало XX века ознаменовались бурным развитием капитализма в России; оно происходило на фоне быстрого роста научного потенциала — работы Менделеева, Умова, Лебедева, Столетова, Доливо-Добровольского, Попова, Циолковского выдвинули русскую науку на одно из первых мест в мире. Параллельно с этим в русской литературе возникает уже вполне оформившийся жанр научно-технической утопии — на первых порах подражательной, а затем все более оригинальной. В 1895 году инженер и изобретатель В.Н.Чиколев опубликовал большой роман «Электрический рассказ» («Не быль, но и не выдумка»), в котором развернул широкую картину внедрения электричества в быт, технику, науку будущего. Герой романа совершал экскурсию по «Институту экспериментального электричества», где узнавал об электрифицированных фермах, об электровозах и других достижениях будущего. Другой инженер, А.Родных, в романе «Самокатная дорога» (1902 год) выдвинул интересную идею железной дороги, где вместо обычной тяги используется тяготение Земли. В романе профессора Бахметьева «Завещание миллиардера» (1904 год) предвосхищена идея современных международных научных институтов; герои Бахметьева, сотрудники объединенного научного института, созданного на средства, завещанные богачом-меценатом, в ходе дискуссий и непосредственного общения значительно плодотворнее развивали науку, чем это достигалось прежним методом разобщенных усилий одиночек. Инженер Н.С.Комаров в повести «Холодный город» (1918 год) развернул оригинальную инженерную утопию на фоне очень широкого замысла: вследствие утепления Солнца, таяния льдов и увеличения прозрачности атмосферы температура на Земле повышается; в этих условиях путь к спасению указывает холодильная техника будущего, позволившая создать город-холодильник Колдтаун, рассчитанный на миллионы жителей. В повести Комарова мечты инженера сплавлены с элементами социальной утопии — приводится набросок истории Земли за два будущих века; основным рычагом истории является наука; народы, не развивающие науку, отстают в развитии, вытесняются на периферию событий. В повести намечены, хотя и робко, контуры классовой борьбы и технократические тенденции будущего («всемирный мозговой трест изобретателей»); показаны персперстивы развития воздушного и электромагнитного транспорта, создание гигантских ГЭС.

Значительное место в русской фантастике того времени занимали произведения, созданные под влиянием цикла «необыкновенных путешествий» Ж.Верна — романы и повести о путешествиях к полюсу, о приключениях в воздухе и т. п., сочетавшие романтику поиска и приключений с оригинальными инженерно-фантастическими идеями («В стране полуночи» М.Волохова-Первухина; «Цари воздуха» В.Семенова; «Неведомый мир» и «На Южный полюс» В.Уминского).

Литературные достоинства этих книг весьма сомнительны (даже в те времена фантасту нельзя было писать: «качая своей бесхитростной головой», как писал Н.С.Комаров о своем герое), и причины этого (по крайней мере одна из причин) понятны.

Авторы были слишком воодушевлены научно-техническими перспективами, раскрывавшимися на их глазах и скрытыми от глаз непосвященных; они видели свою творческую задачу в приобщении широкого круга читателей к блистательным перспективам науки. Это была скорее просветительная, чем художественная литература; больше очерк, чем роман; художественный образ уступал место формулам и научно-популярным лекциям.

Русская фантастика прошлого отнюдь не была ни малочисленной (около 25 книг за 20 предреволюционных лет), ни эпигонской — научно-технические идеи, высказанные ее авторами, были передовыми идеями своего времени. Ее очевидные недостатки — схематизм, уклон в популяризаторство, очерковость — были общими недостатками фантастических утопий того времени.

Не менее оживленным был этот период и для социальной утопии — распространение социалистических идей вызвало новую волну литературы этого рода; появились книги У.Морриса, Э.Беллами, Э.Бульвер-Литтона, Е.Жулавского, Джека Лондона, в которых делались попытки развивать или опровергать идеи социалистического переустройства общества. В русской дореволюционной фантастике вплотную примыкают к этому направлению повести А.Богданова «Красная Звезда» (1908 год) и «Инженер Мэнни» (1913 год). В отношении этих книг можно говорить не только о продолжении традиции, но и о прямом их воздействии на раннюю советскую фантастику (в частности, на «Аэлиту» А.Толстого). Герой первой повести — русский революционер Леонид, который случайно знакомится на одном из подпольных собраний со странным человеком по имени Мэнни. Мэнни оказывается одним из марсиан, посланных с Марса на Землю с целью выяснить возможность колонизации Земли марсианами. По приглашению Мэнни Леонид отправляется на Марс в особом корабле — «этеронефе», движущемся реактивной силой продуктов радиоактивного распада, ускоряемых в электрическом поле (по существу, это предвосхищение идеи ионолета, ионного реактивного двигателя). История пребывания Леонида на Марсе — знакомство с марсианской цивилизацией, устроенной на началах разума и социализма, история несчастливой любви Леонида к марсианке Нэтти и его возвращение на Землю — составляет основу повести. Вернувшись на Землю, Леонид продолжает революционную борьбу, участвует в победоносном восстании пролетариата и, раненный, попадает в больницу, где его находит Нэтти и увозит с собой на Марс.

С первых же страниц повесть подкупает своей серьезностью — она сразу вводит читателя в круг напряженных размышлений, глубокой проблематики. Богданову удалось создать мыслящего героя, передать сложность и глубину размышлений человека, приобщенного к современной ему науке и к алгебре классовой диалектики. Научные предвидения, рассеянные в книге, порою поразительны; так, уже в первом разговоре с Мэнни Леонид высказывает мысль о возможном существовании другого, «отрицательного» вида материи, который должен был входить в состав первичной туманности, породившей звезды. В другом разговоре Леонид выдвигает тезис об ограниченном числе возможных высших типов жизни — высший тип должен целостно выражать всю сумму условий своей планеты. В наше время эта мысль развернуто выражена в творчестве И. Ефремова. Богданов говорит об автоматике и особенно автоматизации умственного труда как главном направлении будущего прогресса (это в 1908 году!), о ядерной энергии как основе будущей энергетики.

Но главный интерес повести — в картинках социального устройства Марса, в которых Богданов воплотил свое представление о будущем Земли. Любопытно, что, рассказывая «историю Марса», Богданов пытается угадать возможную линию развития не земного, а иного человечества, поставить вопрос о закономерностях развития цивилизаций вообще.

Марсианским обществом руководит совет ученых, непосредственная организация труда осуществляется статистическими управлениями, труд предельно автоматизирован, много внимания уделено технической эстетике. Дети воспитываются всем обществом; отношения людей отмечены искренностью, простотой и гармоничностью. Главная и единственная человеческая свобода — свобода в выборе целей; смысл жизни личности — в вере в коллективную силу и великую общую жизнь. Противоречия марсианского общества растут из ограниченности личности по сравнению с целым, из ее бессилия вполне слиться с целым и охватить его сознанием. Источник трагического — в борьбе со стихийностью природы. Колонизаторские планы марсиан Богданов связывает не с какой-либо иррациональной агрессивностью, а с необходимостью искать новые места поселений — почвы Марса истощаются, а сокращение рождаемости марсиане Богданова считают победой стихии над человечеством. Интересно, что в споре об объекте колонизации (Венера или Земля?) выдвигается, как решающий, следующий довод: земляне иные, и поэтому заместить их в мировой жизни невозможно; каждая цивилизация в космосе уникальна, и ее нельзя оценивать только по уровню развития или количеству сознательных социалистов.

Богданов сумел сделать (хоть и не всегда удачно) то, чего не хватало русской социальной и научной утопии, — показать влияние науки, технико-экономического развития на общественную жизнь, на быт и психологию людей. Он попытался раздвинуть рамки обычной утопической схемы, введя в нее живых людей, их отношения, живые человеческие чувства. Умная, сдержанно-поэтичная во многих местах книга Богданова и сейчас еще способна увлечь читателя своей широтой и глубиной многих догадок. Разумеется, и она не свободна от обычных недостатков утопий — описательности, обилия «лекций», монологов и объяснений, но не это в ней главное, а напряженная, ищущая мысль.

Отчетливо прослеживается преемственность между повестями. Богданова и «Аэлитой» Толстого. Богданов впервые в утопии попытался заменить героя-«экскурсанта» на героя-человека со всеми его особенностями, достоинствами, недостатками. Он поставил творческую проблему: не только показать иной мир, но и попытаться понять, как будет этот мир действовать на попавшего в него земного человека; в частности, будут ли по-разному вести себя русский интеллигент, вроде Леонида, и русский пролетарий в марсианском обществе. Эта творческая установка явно предвосхищает ситуацию Лось—Гусев в «Аэлите». Много общего есть и в истории любви Леонида и Лося.