Иван Ефимов - Не сотвори себе кумира

• Название: Не сотвори себе кумира
• Автор: Иван Ефимов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Думать обо всем этом – одно расстройство. Отпущенные мне два дня до получения паспорта я решил провести у Федора Чистякова. Адрес его у меня был.

Купив бутылочку «Московской», сладостей для ребят и кое-какой закуски, направился на Первомайскую улицу, к дому № 21. Этот одноэтажный деревянный двухквартирный дом занимали две семьи: с одной стороны жил оперативный работник НКВД района с женой, а с другой – семья моих соседей по деревне – Тони и Феди Чистяковых с двумя детьми. У них были две комнаты и кухня с русской печкой.

Рабочий день уже кончился, и вся семья оказалась дома. Федор был искренне рад моему приезду. Я подробно рассказал, где и с кем был вчера и сегодня, утаил лишь о посещении милиции.

– С тебя приходится,- потребовал Федор, узнав, что меня реабилитировали и я теперь пока отдыхаю.

– А тебе только бы выпить!- подала свой голос Тоня, знавшая слабости своего мужа.-Лишь бы случай подвернулся. Посидели бы и за чаем хорошо, без выпивки.

– Не сердитесь, Антонина Алексеевна!-уважительно сказал я.- Причина действительно необычная и важная! Во-первых, мы не виделись тыщу лет, а во-вторых, Федор Николаевич прав; за удачливость в жизни, за везенье, за счастливое освобождение!- И я решительно достал из сумки все, что захватил с собой.

В этот вечер мы наговорились обо всем, о прошлом и настоящем. Тоня даже успела слезу пустить.

Служебная карьера Федора Николаевича не сложилась по разным причинам и обстоятельствам. Женился он по тем временам рано, потом родился первый ребенок, а с ним прибавились и заботы и расходы при небольшом жалованье. Окончив пять классов нашей школы, он впоследствии нигде не учился, за исключением каких-то краткосрочных курсов совработников. Времена менялись, и требования повышались. Человек он был скромный, застенчивый и чуткий к чужим бедам. А таких работников обычно оттесняют на задний план. Власти нужны люди жесткие, непримиримые, не признающие ни стонов, ни воплей. А Федор был не таким. На глазах у начальства никогда не вертелся и не юлил, а поскольку он звезд с неба не хватал, то и в районном центре служил не в больших чинах. И начал понемногу выпивать…

Перед войной у него была броня от призыва, однако уже осенью 1941 года он добился отправки на фронт и был зачислен политруком роты. В этом звании он и погиб под Москвой в зимние месяцы, поднимая красноармейцев из окопов в атаку…

Его сын в восемнадцать лет стал летчиком-истребителем и погиб незадолго до окончания войны…

Алеша Муравьев погиб на фронте в 1943 году. У Пелагеи Ивановны осталось пятеро сирот, при этом старшей девочке Вале было всего семь лет. Пятеро детей в самые трудные годы! При уходе на пенсию по возрасту ей назначили пенсию в… 16 рублей. В колхозных кассах было не густо, а, скорее, пусто, и поэтому до пенсии в 25 рублей ей пришлось поголодать еще не один год.

…Когда на третий день в милиции мне вручили тонюсенький трехмесячный паспорт, я вздохнул с облегчением. Жизнь действительно начиналась заново. Теперь я не беглец из тюрьмы и не враг народа, не имеющий права на жительство. Отныне я рядовой колхозник тридцати трех лет от роду, грамотный, отпущен на работу в любой город. Теперь меня может разоблачить один лишь Великий случай, лишь кто-нибудь из моих прежних бдительных друзей. И то если кому-нибудь из них попадутся на глаза мои документы.

Глядя на свой тоненький, в два листка, паспорт – подлинный, со всеми подписями и печатью,- я вдруг вспомнил Кудимыча, который вторично угодил в тюрьму и лагеря за одно лишь отсутствие у него «вида на жительство». Тогда, в камере Старорусской тюрьмы, он говорил о черно-белом паспорте, которого ему недоставало. Вот такой паспорт и был у меня в руках.

Держись, Иван-Николай, будь осторожен и бдителен, если хочешь остаться на воле! Упрячь свою былую профессию подальше, заберись, где поглубже и поглуше, и не высовывайся. Докажи, что и в личине плотника ты остаешься человеком-коммунистом. Придут еще лучшие времена, когда кумиры-временщики будут низвергнуты, а ленинская правда снова восторжествует. Путевка в жизнь у тебя в руках, живи и работай – тебе это в будущем зачтется…

И не унывай, Иван, не унывай! Считай за благо, что ты жив! Что ты уже можешь ходить по советской земле, как и всякий труженик. Чего же еще тебе надо?

В новой профессии

По возвращении в Ленинград, временно прописавшись у сестры, я лихорадочно искал работу. Надо было обезопасить родных от всякой неожиданности, поскорее куда-то определиться и не мозолить глаза соседям по лестнице.

Одно из многочисленных объявлений привлекло мое внимание: «Ленинградское окружное военно-строительное управление ЛенВО приглашает строителей всех специальностей на работу в городе и с выездом. Предоставляется общежитие. Справки по адресу и телефону…»

Через час я уже был на бульваре Профсоюзов, в доме № 4, и предъявлял в отделе кадров свой паспорт с временной пропиской, заявление с просьбой о принятии на работу и справку из колхоза. Все документы были в порядке.

– Сейчас у нас имеется работа только с выездом. Если согласны, будем оформлять.

– Согласен. Оформляйте.

С путевкой управления я поехал на Ярославскую улицу, где находилась контора одного из строительных участков, оформился в тот же день в штат в качестве плотника и, самое главное, получил направление в общежитие, где вскоре и был прописан постоянно.

Первые дни жизни в новых условиях были трудными и в известной степени опасными. В тюрьме и лагерях мы оставались самими собою, такими, какими были до заключения. Мы не скрывали ни своей бывшей принадлежности к партии, ни своего прошлого, ни своих привычек. И хотя тюремщики всеми силами и средствами старались сделать из нас послушных роботов, душ наших они переделать не могли. Наш внутренний мир был для них недоступен. Мы находили друзей и товарищей по своим склонностям, по духу и образу мышления. Это обстоятельство давало возможность жить не теряя своего лица.

Здесь же условия жизни и работы были почти теми же, но я был «иной». Теперь я был среднеразвитым крестьянином, плотником средней руки, с присущими этой категории людей суждениями и взглядами на жизнь. И речь свою надо было приспособить под этот уровень. Главное – не оказаться белой вороной и тем самым не разоблачить себя. Чтобы вжиться в новую среду, сравнительно одноликую и однородную, я больше слушал и отмалчивался, нежели говорил сам. Помогло мне знание деревни и психологии крестьянства, а также Длительное общение со строителями в лагерях. Так, день за днем я втягивался в жизненный ритм коллектива строителей, приспосабливаясь к нему решительно во всем.

В течение месяца я вместе с другими рабочими ходил на отделку дома на Малой Охте, а в середине декабря весь коллектив участка вместе с конторой выехал на станцию, что севернее Кандалакши.

В стороне от станции силами заключенных строился аэродром. Нашему коллективу было дано задание: за пять месяцев построить городок из сборных элементов для будущей летной части. На подготовленных летом столбах-фундаментах нам предстояло собрать и отделать под жилье два десятка стандартных щитовых домов. Они представляли собой длинные бараки с коридорами посредине, куда выходили все двери комнат и печные топки.

Вскоре после приезда мне пришлось пережить несколько тягостных минут, заставивших лишний раз убедиться, как непрочно мое положение. После Нового года истекал срок моего временного паспорта, который следовало заменить на постоянный, пятигодичный. И когда меня вызвали в милицию для получения нового документа и вдруг пригласили в комнату начальника, я не на шутку перепугался, хотя, как выяснилось потом, паспорта здесь вручал лично начальник отделения.

– Ваша фамилия?- спросил он, когда я вошел.

– Ефимов.

Начальник выбрал из кучки новых паспортов мой, развернул его и стал внимательно проверять. Это меня насторожило, а сердце вдруг защемило и повело куда-то вниз… И вероятно, я совсем изменился в лице, когда начальник ни с того ни с сего выдвинул средний ящик стола и, не вынимая оттуда, стал не спеша листать какой-то большой список и внимательно просматривать одну из его страниц… «Список беглых… Сверяет данные моего паспорта с данными в списке?» – промелькнуло у меня в голове. Минута, пока он смотрел этот список, показалась мне вечностью. Меня прошиб холодный пот, однако я старался держать себя спокойно, будучи абсолютно уверенным, что данные в паспорте не совпадут со сведениями, полученными из моего лагерного формуляра.

– Распишитесь вот здесь в получении,- наконец сказал начальник.

Когда он вручил мне драгоценную книжечку с местной пропиской и я повернулся к выходу, меня основательно качнуло, и, не схватись я за дверную скобу, начальник наверняка заметил бы, что со мною что-то неладное. Не знаю, что было бы дальше, если б он заметил. Настроение мое было в те минуты хуже, чем то, с каким я уходил из милиции в Шилке. Еще много дней спустя я не мог прийти в себя от пережитого страха…