Иван Ефимов - Не сотвори себе кумира

• Название: Не сотвори себе кумира
• Автор: Иван Ефимов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

В камере засмеялись. И действительно, в четком его профиле было нечто похожее на профиль Троцкого, портреты которого до середины двадцатых годов висели рядом с портретами Ленина и Калинина во всех общественных местах. Но мне сделалось как-то не по себе. Стараться пусть даже внешне походить на Троцкого в наше время было легкомысленно и опасно…

– Ну и что же, подправили?

– Побрили и постригли по всей строгости. Пришли ночью без стука и взяли, как есть, в одной гимнастерке и без фуражки. Как я додумался прихватить с вешалки шинель – понятия не имею. «Надолго?»- спрашиваю «Ерунда, небольшое выяснение».

– А на допросе и вам дали напиться?

– Нет, бить не били и о бороде моей ни слова, но заставили подписать обвинение.

– И вы подписали?

– А чего бы не подписать? Про завоевания русских царей говорил, про лишний штат политруков тоже говорил, тут уж не отопрешься. Да и отпираться не в моем характере. А чего ж антимонию разводить, одно и то же каждый день часами долдонить? Зачем, спрашивается, превращать наши беседы в те самые нелепые уроки словесности, какие были в армии царя-батюшки? Разве они не высмеяны в «Поединке» Куприна или в «Цусиме» Новикова-Прибоя?

– Вы понимаете больше положенного, товарищ политрук, оттого и будет вам накладно всю жизнь,- заключил Кудимыч.

– Чепуха! Дойдет мое дело до луганского слесаря Климента Ефремовича, улыбнется товарищ нарком и даст сигнал вернуть меня в часть.

– Блажен, кто верует,- еле слышно сказал Бондарец.

А лущилыцик с фанерного завода Ширяев заметил:

– Наш луганский слесарь и генералов-то не сумел защитить, когда их сотнями и тыщами убирали невесть куда, оголяя армию, а тут о каком-то политруке ему доложат… Ты же сам говорил, что командира вашего полка Евстигнеева тоже арестовали. А где комиссар полка Лозовский, член райкома партии?!

– Да, обоих взяли,- сникнув, подтвердил Фролов.

– А что же твой луганский слесарь за них не вступился? Они все же полком командовали, а не ротой! Фролов ничего не сказал.

Однажды утром, вскоре после раздачи паек и кипятка, дверь камеры с шумом открылась, и внутрь устало шагнул молодой человек лет двадцати пяти, крепкий на вид, с необычайно развитой грудной клеткой. Воротник его русской косоворотки, когда-то белоснежной, был почти оторван и заправлен внутрь, на груди ясно виднелись подозрительные красные пятна.

В утренние часы наша камера давно уже не пополнялась, а тут появился новичок, да в таком виде, как будто его только что подобрала на улице милиция. Камера замерла от неожиданности, и один лишь Кудимыч сразу же оценил происходящее.

– Был бит?- участливо спросил он пришедшего.

– Оставьте покурить, папаша, почти неделю не курил,- вместо ответа сказал парень, с жадностью глядя на дымящийся окурок в пожелтевших пальцах Кудимыча.

Докурив «бычок», он сунулся на свободное место на полу, сладко вытянулся поперек всей камеры и, укрывшись бушлатом, тут же захрапел.

– Укатали сивку крутые горки,- промолвил тихо Ширяев.

Проспав несколько часов и подкрепившись полуостывшей баландой, парень рассказал невеселую повесть о себе.

Год назад он был курсантом Ленинградского мореходного училища. Учился с отличием, а в английском языке и в состязаниях по боксу шел первым среди курса. Прошлой весной пошли они в практическую навигацию вокруг Европы на паруснике «Зега», 3 конце лета не успела «Вега» бросить якоря на рейде Новороссийска, как его затребовал телеграммой замполит училища.

– Что, думаю, за поспешность? Неужели переводят в Тихоокеанский совторгфлот, куда я так просился? Но ведь я же еще мореходки не кончил. Значит, думаю, переводят во Владивосток и на плавание и на довыучку сразу. Простился с корешами, сел радостный на поезд и помчался прямым курсом на север. Явился и прямо с поезда доложил о прибытии по всей форме. В кабинете начальника сидят все наши седые «деды» в белых кителях. Лица строгие, озабоченные…

– У вас, Веснин, есть тетка в Саратове?

– Так точно, тетушка есть.

– А дядька где пребывает?

– Дядьку не помню, но, говорят, проживает где-то границей.

– Как же вы родного дядю не знаете?

– Ни разу не видывал, товарищ начальник.

– А это что?- И замполит протянул мне новенькую блестящую копию фотографии, где я сразу узнал родную мать и тетушку, только еще в молодости. Между ними сидел черноусый моряк в кителе мичмана, а на коленях у него мальчик лет пяти в матросском костюмчике, в бескозырке с надписью «Аскольд». Что-то во мне шевельнулось очень далекое, но я не столько вспомнил сколько догадался, что мальчишка на коленях моряка, это я сам.

– Что, узнали себя? Вспомнили?- спросил замполит.

– Да, но этой карточки я в жизни не видел.

– Будет вам выкручиваться, Веснин. Вы были отлично осведомлены… Понимаете, товарищи,- обратился мой обвинитель к остальным,- типичный перебежчик, изменник Родины, служил на крейсере «Аскольд» боцманом. В восемнадцатом году, когда «Аскольд» находился в Мурманске, вся команда крейсера вернулась в Петроград, и лишь кучка изменников осталась на борту, чтобы сдать крейсер англичанам. Через год судно увели в Англию на слом. Лошак-дядя его-помогал англичанам разоружать свой же крейсер в Ливерпуле, а затем этот изменник переехал в Данию, в Копенгаген, где обзавелся магазином и ведет ныне паразитический образ жизни. Вот его письмо! Читайте, курсант, оно адресовано прямо вам.

Я начал читать про себя.

– Читайте вслух,- потребовал замполит. «Моя милая сестрица Фрося,- писал мой заграничный дядя моей же тетушке в Саратов,- благодарю господа нашего Иисуса Христа, что наконец-то я тебя разыскал. Спасибо, помогли добрые люди. Ты пишешь, что той карточки, где мы снимались в конце 1916 года, у вас не сохранилось. Посылаю копию с моего уцелевшего экземпляра. Пошли ее Мишеньке в училище. У них, вероятно, будет навигационная практика, и они, конечно, заприбудут в наш Копенгаген. Ах, Мишенька, как хотелось бы на тебя поглядеть! Загляни, не обидь старика. Мой адрес: Копенгаген, площадь Андерсена, табачная лавка Мартирсон-Лошак. Эмма Мартирсон-моя жена. Как только ты покажешь сию карточку, тебя примут, как родного сына. Если же пойдете Кильским каналом, дай мне депешу, и я немедленно приеду в Киль или Гамбург. Да хранит тебя бог.

Твой любящий дядюшка Матвей Лошак. Мая 1936 г.».

По прочтении письма больше всего был ошеломлен я сам.

– Как видите, товарищи моряки, преступное письмо от тетушки из Саратова запоздало на целый месяц, и шпионская встреча курсанта Веснина с изменником родины Лошаком не состоялась.

– А может, и состоялась? Надо бы проверить,- сказал самый молодой из заседавших, работник газеты «Моряк».

– Скажите, Веснин,- участливо спросил начальник училища,- зачем вы скрывали в анкете, что у вас есть родственник за границей?

Сочувствие в голосе начальника подбодрило меня.

– Я не знал, товарищ начальник! Честное слово курсанта!

– Неужели мать вам не говорила, что ее брат когда-то остался за границей?

– Мать как-то говорила, но все было так давно, около двадцати лет назад, все думали, что его и в живых-то нет. Ведь он никогда нам не писал… С чего было думать о нем? И в голове у меня никогда не было этого дядюшки. Зачем же мне страдать из-за родственника, которого я совсем не знаю? Разве из меня, товарищ начальник, получается плохой моряк?

– Ну какой из вас советский моряк, если вы лжете в своих анкетах!- воскликнул замполит.

– Я не лгал, я ни о чем не знал!

– Теперь неважно, Веснин, знали вы или не знали,- строго сказал уже сам начальник.- Важно то, что дядя вас искал и нашел-таки! А где гарантия, что это одно лишь родственное чувство? Держать вас в училище мы больше не можем…

А дальше все пошло как при попутном ветре. Наутро отобрали комсомольский билет и заочно исключили из комсомола… Что было делать? Поехал домой, поступил машинистом на лесопилку. Работаю, песни пою, занимаюсь спортом. На жалобу об исключении из училища получил отказ. Написал лично Сталину, и тут вместо ответа пришли двое и забрали… Как надрывалась мать, проклиная не ко времени объявившегося заграничного братца!

– А отец?

– Отца не помню. Погиб в империалистическую за до революции. Мне тогда и пяти лет не было…

– Ну а дальше?

– А дальше – вот.- И Веснин наклонил голову и, загнув на шее косоворотку, обнажил исполосованную спину.

– Расскажи подробнее.

– Да что тут рассказывать, едва ли это интересно. Недели две по ночам пытали, где я храню секретный шифр, будто бы полученный мною от заграничного дяди в Киле, хоть мы там и не стояли. Допытывался какой-то Кобелев или Ковалев, лез с кулаками, да не на того напал…

– Сдачи дал небось?

– Всунул ему разок прямым в подбородок – они сел, как грот-мачта. Дружок его водой отпаивал.

– Понятно теперь, за что тебе насыпали полную спину отбивных,- вставил кто-то.- А потчевал тебя кто, если ты Ковалева свалил?