Вера Крыжановская - Два сфинкса

• Название: Два сфинкса
• Автор: Вера Крыжановская
• Издательство: Товарищество
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1916

---

Немного спустя, все перешли в спальню, куда уже отнесли покойную. Альмерис казалась спящей, но огненного круга над ее головой уже не было.

Глава III

После погребения Альмерис глубокая тоска овладела Леербахом. Он не мог ни читать, ни работать и апатично проводил время; единственным развлечением ему служило украшение могилы жены. Мрачная, зловещая тишина воцарилась и во всем доме, душа которого отлетела.

И вот Майдель однажды сообщил Ричарду, что он продает свое заведение.

– Мне больше не для кого работать. Для нас, стариков, с избытком хватит и того, что есть, – с грустью сказал он. – А вам, Ричард, следовало бы уехать и поразвлечься, а то как бы не захворали! – прибавил он, дружески пожимая доктору руку.

Этот разговор вывел Леербаха из его оцепенения. Майдель был прав: он должен стряхнуть с себя апатию. После некоторого размышления, он решил провести несколько недель в Александрии и уже там решить, что ему делать дальше. Он быстро уложился, желая воспользоваться пароходом, который на следующий день отходил из Фив с туристами.

Накануне своего отъезда, под вечер, он отправился на могилу Альмерис, в последний раз украсил ее венком из лотосов, который сам сплел, и долго молился. Потом, с тяжелым сердцем, он прислонился к ограде, не будучи в состоянии покинуть место, дорогое ему по воспоминаниям. Как живое вставало в его воображении очаровательное создание, которое покоилось теперь здесь, под этим камнем, и он невольно задумался над страшным видением в ночь ее смерти.

– Не грусти, мой возлюбленный! Я последую за тобой всюду, где бы ты ни был, – отчетливо, словно на ухо, прошептал ему голос Альмерис.

Ричард вздрогнул и обернулся, но кругом было пусто.

– Да! Мне действительно пора уезжать! А то в этой болезненно–нервной атмосфере я начинаю галлюцинировать, – пробормотал он, направляясь домой.

Путешествие и устройство дел в Александрии несколько рассеяли Леербаха и вернули ему обычную гибкость ума. Только иногда, когда он смотрел на портрет Альмерис, тоска снова овладевала им. Недель через шесть он настолько успокоился, что уже мог подумать о будущем и о Tea, отношения с которой ему предстояло выяснить.

– Через два месяца кончается восьмимесячный срок, назначенный старым графом для моего возвращения. Итак, я поеду, признаюсь Tea во всем, что здесь произошло – и пусть она сама решает, желает ли она еще видеть меня своим мужем или нет?

Таково было решение барона.

Траур, который Ричард носил в своем сердце, не позволил ему пользоваться шумными городскими удовольствиями, но зато он с новым жаром отдался изучению древностей всех эпох, которыми полна Александрия.

И вот, во время осмотра одного из мест, полных воспоминаний о прошлом, Ричард познакомился с одним страстным археологом, доктором Эммануилом Бэром, бывшим профессором этнологии в одном из германских университетов. Человек богатый и независимый, Бэр вышел в отставку и уже несколько лет жил в Египте, занимаясь для собственного удовольствия различными раскопками.

Несмотря на свои шестьдесят лет, профессор был еще бодр и крепок. Веселый и жизнерадостный характер делал его хорошим товарищем, так что, несмотря на разницу лет, он и Ричард скоро сделались добрыми друзьями.

Однажды Леербах сидел дома, рассчитывая заняться деловыми письмами. Чтобы освободить свой рабочий стол, он стал прибирать в шкафу различные редкости, купленные утром, как вдруг ему попался на глаза ящик, в котором хранился сфинкс, подаренный ему Альмерис.

Как мог он забыть про эту чудную и драгоценную вещь? Как не показал он ее своему другу профессору? Ричард осторожно достал ящик, поставил его на стол и стал тщательно рассматривать.

Только теперь он убедился, что сфинкс был сделан не из базальта, а из какого–то другого неизвестного ему вещества. Со все возрастающим восхищением рассматривал он совершенство работы и удивительную тонкость орнаментов. Его интерес возрос еще больше, когда он открыл, что вокруг агатового цоколя, в три четверти метра длины и почти в полметра ширины, шла иероглифическая надпись.

– Надо, чтобы Бэр прочел эту надпись. Какая досада, что он вернется из своей экскурсии только послезавтра! – пробормотал Ричард, любуясь чудной головой сфинкса.

Машинально, сам не зная как, он дотронулся до цветка над головой и пальцем нажал, вероятно, золотой пестик. В ту же минуту послышался легкий треск и на него пахнуло сыростью и таким сильным ароматом, что Ричард почувствовал головокружение и откинулся на спинку кресла. Впрочем, эта слабость скоро исчезла. Ричард выпрямился и с удивлением увидел, что сфинкс сдвинулся со своего пьедестала, открыв продолговатое отверстие, в глубине которого лежал флакон и какой–то предмет, завернутый в пожелтевшее от времени полотно.

Ричард с любопытством осторожно достал сперва хрустальный флакон с какой–то красной жидкостью внутри и заткнутый серебряной пробкой с эмалевым красным крестом.

Удивленный Ричард вынул вторую вещь. Развернув полотно, он вздрогнул и тотчас же положил все обратно на стол. То была женская рука, так сохранившаяся, что казалась живой. Нежные и гибкие пальцы с розовыми ноготками были украшены простым и массивным золотым кольцом. Ричарду показалось, что именно эта рука и издает приятный, но раздражающий аромат, наполнивший комнату и затруднявший дыхание.

Тоненький золотой обруч стягивал кисть руки, а к этому браслету, на цепочке, была подвешена металлическая пластинка с надписью, которую Ричард разобрал с трудом, так как она была сделана на латинском языке. Надпись эта гласила следующее: «Валерия, патрицианка, умершая во Христе». Далее следовали день и год смерти.

Дрожь суевереного ужаса охватила Ричарда, когда он, облокотясь на стол, стал рассматривать лежащую перед ним руку. Как женщина, обладавшая такой идеальной рукой, должна была быть прекрасна! И эта женщина была мученицей, одной из тех удивительных героинь, которых современное, развращенное и скептическое поколение так же мало понимает, как не понимало их и римское общество. Красная жидкость во флаконе была кровь этой Валерии – это было ясно. Но каким чудом эта кровь, сохранившаяся в течение почти двух тысяч лет, осталась свежа и жидка, будто она только что вышла из жил этой нежной и атласной ручки?

Тайна! Такая же тайна, как и то, каким образом эта рука христианки очутилась в египетском сфинксе, очевидно, очень древнем!

Как ему хотелось бы разгадать эту тайну далекого прошлого! В какой жизненной драме играла роль эта чудная ручка? Чьи уста покрывали поцелуями эти тонкие пальцы? На чье пожатие отвечали они? Вдруг он вздрогнул и схватился обеими руками за голову. И вспомнились ему слова, когда–то сказанные Альмерис: «Я была римлянкой Валерией. Мы любили друг друга, но злая Эриксо снова похитила у меня твое сердце. С горя я сделалась христианкой и погибла».

Леербаху казалось, что эти слова словно звучат еще в его ушах; здесь же перед ним лежит рука мученицы по имени Валерия, и рука эта была спрятана в сфинксе, носившем черты лица Альмерис.

– О! Какие мы слепцы и невежды! – пробормотал он, отирая холодный пот, выступивший у него на лбу. – Может быть, в эту минуту я стою перед открытой страницей моего неизвестного прошлого и не могу прочесть ее! Не говорила ли мне моя бедная, дивная Альмерис, что мы уже жили в других телах, знали и любили друг друга? Ввиду подобных фактов, имею ли я право отрицать? Конечно, сердце, бьющееся в моей груди, есть новый орган. Но что доказывает, что дух, оживляющий это сердце, и разум, функционирующий в моем мозгу, не думали и не работали уже раньше? Чем доказать, что моя любовь к Альмерис не была откликом прошлого?

Погруженный в свои думы, Ричард не замечал, как его члены словно свинцом налились и ледяная дрожь пробежала по его телу. Вдруг у него закружилась голова, а вокруг все запрыгало и завертелось. Аромат, наполнявший комнату, показался ему удушливым и невыносимым, и он без сил откинулся в своем кресле. А между тем он ни на минуту не терял сознания, и даже более, зрение и слух его, казалось, приобрели почти болезненную чуткость.

Ричард видел, что все предметы издают фосфорический свет, светящийся туман наполнил комнату, а над флаконом с кровью вспыхнуло пламя. Пламя это сначала расширилось, а затем стало белеть, спустилось и мало–помалу приняло форму женщины необыкновенной красоты. Женщина эта походила на Альмерис, но это была не она. Незнакомка была выше ростом, величественнее и горделивее.

Видение с улыбкой приблизилось к Ричарду, поцеловало его в лоб и глухим голосом пробормотало ему на ухо:

– Эту страницу прошлого, которую твоя душа, подавленная новой телесной оболочкой, тщетно старается вызвать в памяти – я напишу для тебя, и жизнь, погребенная под прахом веков, снова оживет перед тобой.