Владимир Брюханов - Заговор графа Милорадовича

• Название: Заговор графа Милорадовича
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: АСТ, Астрель, Ермак
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-020578-3, 5-271-07492-7, 5-9577-0475-X

В настоящее время в истории в значительной степени продолжают господствовать легенды, созданные несколькими поколениями российских историков второй половины XIX и начала XX веков. Анализ в книге Брюханова построен как на сопоставлении хорошо известных, так и практически забытых фактов. Показано, что взаимодействие сторон заключалось не только в политической борьбе, но и в целенаправленной и глубоко законспирированной деятельности. Эта книга описывает события от начала XIX века до мятежа декабристов. В ней вскрыты глубинные мотивы этого заговора и его истинные руководители.

Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

---

Можно было, конечно, допустить, что заговорщики прекратили деятельность: по крайней мере один из самых активных — Н.И.Тургенев — точно это сделал, выехав за границу (и то можно было предполагать, что он и там занят какой-то подрывной работой!). Но зато оставались возможными и иные, гораздо более зловещие варианты: заговор не только не самоликвидировался, но и разросся до таких размеров, что захватил даже военное начальство и полицию, продажности которой Александр и раньше не доверял, а потому, как упоминалось, и разогнал в 1819 году Министерство полиции!

Согласитесь, что заговор, включающий М.Н.Тухачевского со всем руководством армии и Г.Г.Ягоду со всем руководством госбезопасности, — совершенно ужасная угроза, с которой удалось управиться только гениальному товарищу Сталину!

Похоже, с неким подобием того же столкнулся и император Александр!

Десятидневное пребывание императора в Грузине в июне-июле 1825 года сопровождалось эпизодом чрезвычайной важности: Аракчеев представил ему донос, присланный юнкером И.В.Шервудом. Александр пожелал в кратчайший срок выяснить у автора подробности — и за ним было послано.

17 июля 1825 года Александр принял в Каменноостровском дворце в Петербурге Шервуда, направленного к нему Аракчеевым. Беседа между юнкером и царем происходила без свидетелей.

Известно, что Аракчеев (как и Витт) имел свою тайную полицию при управлении военными поселениями. Она существовала со времени подавления бунта в Чугуевских поселениях в 1819 году; понятна ее роль для предупреждения возможных рецедивов.

До 1825 года и она не доносила никаких вестей о заговорщиках, причем тоже понятно почему: последние, как упоминалось, вопреки своим намерениям никакой деятельности среди поселенцев не вели. Поэтому и питомцы Аракчеева не могли ничего знать и тем более доносить о декабристах.

Но вот на горе последним был, как рассказано, выставлен из столицы Ф.Ф.Вадковский, который и попытался активизировать свою деятельность уже в провинции. Опять же, к несчастью для заговорщиков, он наткнулся на Шервуда, который не собирался упускать собственный шанс. Последний проявил незаурядную сообразительность и выдал себя за представителя несуществующего тайного общества, якобы сформировавшегося в военных поселениях.

Ситуация была вполне симметричной, так как Вадковский, наверняка переживавший провал собственных цареубийственных замыслов в столице, старался и откреститься от сумасбродных фантазий, в которых его прямо или косвенно упрекнули более сдержанные единомышленники, и перейти к более полезной и целенаправленной деятельности. Заговор в военных поселениях — это было кое-что, позволявшее надеяться получить признательность и уважение самого пламенного Пестеля. Ничего нереального в этом не усматривалось: ведь примерно в то же время заговорщики вышли на связь с совершенно независимыми от них «Соединенными Славянами».

Альянс Вадковского с Шервудом оказался необычайно плодотворным.

Легко представить, что наговорил Вадковский новоявленному единомышленнику: обычную чушь, которую внушали всем новообращенным, расписывая невероятную распространенность и всесильность заговора. Называть имена и факты при этом было необязательно и даже нежелательно — по элементарным требованиям конспирации. Наверняка были рассказаны всякие страсти, но ничего конкретного.

И вот весь этот звон вылился на несчастного саможержца!

Но в звоне том присутствовали рациональные ноты: ведь Вадковский был поклонником Пестеля, должен был усвоить азы его программы и обязан был именно эти азы донести до сведения новообращенного единомышленника.

В чем был гвоздь программы Пестеля? Во введении республиканского правления, а для того — в истреблении всей императорской фамилии! Вероятно, этой программой Шервуд и осчастливил императора!

Александр I санкционировал дальнейшее проникновение Шервуда в замыслы и планы заговорщиков, а Шервуд, как будет ясно из дальнейшего, проявил себя деятельным и инициативным провокатором.

Этот эпизод оказался поворотным пунктом истории России, что осталось незамеченным до сего времени.

Александр сразу оценил возможные варианты: или заговор не так важен, как его расписал Шервуд, или, наоборот, он настолько разросся, что включил в себя соратников царя, переставших с 1822 года докладывать ему состояние дел в оппозиции.

Тогда получалось, что Александр в еще большей степени окружен заговорщиками, чем его собственные отец и дед!

Нужно было не повторять ошибок последних, а спешно разрубать враждебный круг, пока еще оставались шансы бороться за жизнь!

А ведь было похоже, что ранее уже произошла роковая предопределяющая ошибка: во главе заговора стояли не его братья, как он этого опасался все прошедшие годы, а совершенно иные люди, грозящие смертью и ему, и братьям!

Возможно, его первой реакцией было желание отречься от престола. Такое высказывание (без объяснения мотивов) было будто бы им высказано в эти дни зарубежному родственнику — голландскому наследному принцу Вильгельму Оранскому, мужу его сестры Анны Павловны, если это сообщение — не апокриф!

Но Александр преодолел минутную слабость и решил не сдаваться.

Люди, знавшие Александра не один год, единодушно отмечали его почти постоянную и малообъяснимую мрачность в последние годы, а особенно — месяцы. Это сочеталось с радостью и признательностью, которыми он отвечал на проявления восторга, изливаемыми на него простолюдинами. Особенно его радовали эпизоды, когда это происходило при внезапно происходящих столкновениях, о которых встреченные солдаты или крестьяне никак не могли быть предуведомлены начальством и сами не могли подготовиться к возможно неискренним, но необходимым изъявлениям якобы горячей любви. Он действительно был любим народом, знал это и ценил.

Но ведь и его отец, Павел I, был любим — и было за что: один указ об ограничении барщины тремя днями в неделю чего значил! И, однако же, это не спасло Павла от гибели — и сам Александр к этому руку приложил! Поэтому никак нельзя было обольщаться повсеместными выражениями восторга, а нужно было бороться и побеждать!

Александр, как грамотный и дальновидный политик, не стал рубить с плеча — ведь оставалась еще теоретическая возможность ошибки Шервуда, из карьеристских соображений желавшего раздуть дело. К тому же еще не выяснились никакие подробности.

Нужно было во всем разобраться, но сначала бежать из Петербурга, причем бежать без видимой паники и без демонстрации беспокойства и страха, чтобы возможные заговорщики не всполошились и не предприняли какие-либо поспешные действия, в последний момент не позволяющие обрести спасение!

Так родился замысел побега в Таганрог, смысла которого не поняли историки. Не заметили они и того, что Александр I, не решившийся пока полностью поверить Шервуду и не посмевший поделиться с ближайшими родственниками полученными предупреждениями, тем не менее предпринял шаги не только для своего индивидуального спасения, но и для спасения братьев.

А вот кто из современников разобрался в планах императора — это нам еще предстоит рассмотреть.

В предшествующие времена Александр совершал весьма продолжительные поездки и по Европе, и по России. Все они так или иначе связывались с серьезными внешнеполитическими или внутриполитическими делами или, по меньшей мере, со смотром военных поселений и различных войск. Поездка в Таганрог, поэтому, сенсацией быть не могла. Пункт назначения, правда, вызывал некоторые недоумения, но и на это нашлось официальное объяснение: царь сопровождал супругу, отправлявшуюся на лечение — кое-чему император учился и у младших братьев!

Правда, и в этом случае выбор был все же странноват: никто никогда не слышал, чтобы Таганрог был курортом; не стал он таковым и после! Но тогда можно было предполагать, что какие-то свойства Таганрога широкой публике пока еще не известны, да и диагноз болезни императрицы Елизаветы Алексеевны — врачебная тайна.

Некоторой странностью была и сама забота царя о супруге: уже много лет они жили раздельно. Нам ясно, что поправка здоровья была необходимым предлогом, но, возможно, чувства императора к жене все же какую-то роль играли. Все меняется: с 1823 года очевидцы стали отмечать улучшение отношений венценосной пары, а летом 1824 года Александр пережил смерть любимой внебрачной дочери…

Теперь Александр окружил жену теплом и заботой, и она очень отзывчиво на это реагировала.

Разумеется, выбор Таганрога совершенно обоснован, если речь шла о спасении жизни императора. Конечно, на такую роль годились и другие города, вроде Урюпинска из анекдота советского времени, который мы позволим себе напомнить: вступительный экзамен в вуз; принимают, как положено, два экзаменатора; один из них ставит вопрос абитуриенту: