Дмитрий Шевченко - Кремлёвские нравы

• Название: Кремлёвские нравы
• Автор: Дмитрий Шевченко
• Издательство: Совершенно секретно
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-89048-056-1

Книга Дмитрия Шевченко — это талантливая, честная проза человека, помнящего о совести. Это своего рода вызов придворной журналистике. Автор, проработав несколько лет в пресс — службе Президента России, «зарисовал» свои впечатления, создал целую галерею образов «главных людей» Кремля и их окружения. События и ситуации, представленные в записках Дмитрия Шевченко, можно охарактеризовать и как трагическую летопись, и как откровенно анекдотические, и как «черный» юмор, доходящий до абсурда. Но самое главное — все эти картинки с натуры наблюдались и самим автором и его собеседниками, оказавшимися в «системе».

---

Нас со Стрелецким, кстати, первыми вышвырнули из службы. А ведь не нужно было трогать эту коробку! Сколько их было, не счесть… Промашку дали. А все после того, как Коржаков обратился к Ельцину с просьбой всю финансовую документацию по предвыборной кампании сосредоточить в службе. Этого рыжий Толик со своим штабом пережить не смог…

Спрашиваешь, составлял ли Рогозин гороскопы Ельцину? Едва ли. Ельцин бы не потерпел. Президент у нас сам предсказатель, всему государству диаграммы рисует. Ванга, понимаешь… Немцов с Чубайсом до 2000 года, рубль никогда не упадет…

И ведь учти, это в элитной спецслужбе происходило. Что же тогда на местах делается? Вот и не спрашивай, почему мы сегодня у края какой-то там бездны колеблемся…

ГОРКИ ЕЛЬЦИНСКИЕ

…Кризис в Горках-9, о котором мы упоминали выше, вышел вот какой.

Управление делами президента пару лет назад тихо-мирно достраивало дом, никого не посвящая в проектную документацию, не откровенничая с многочисленными зеваками и завистниками, которые издалека и с прищуром разглядывали контуры державного здания, возводимого неизвестно для кого и на какие деньги. Они-то, недоброжелатели, видать и настучали в местную налоговую инспекцию на неведомого богатея. И налоговые службисты по незнанию нагрянули на стройку, наорали на начальника строительства, изъяли все финансовые документы. Каково же было удивление, когда общая сумма строительства составила 27 тысяч рублей! «Кто ж над нами так издевается?» стукнули кулаком по столу инспектора. Срочно направленный из Кремля на машине с мигалкой полковник Г. объяснил, кто. И документы отобрал. И велел покрепче прикусить язык…

ФАНЕРНАЯ ДВЕРЬ

— Чего же удивляться, — продолжает полковник, — если и окружение ведет себя так же. Возьмем военно-техническое сотрудничество. Об этом много говорилось в прессе. То, что произошло в «Росвооружении» у Шурика Котелкина и здесь, у Бориса Кузыка в Кремле, — позор Службы безопасности, мой личный позор, ведь я их курировал. Знал об их проделках, о том, что исчезло 50 миллионов долларов. И ничего не мог поделать, знал и молчал. Что я, ангел, что ли? Ты же сам в Кремле работал, знаешь, как там зрение меняется, парализуется воля. И вовсе не кажется, что страна катится в пропасть. Они и сейчас, тани, вали и абрамовичи, не чувствуют… Вот у тебя дома, к примеру, фанерная дверь. Соседям надо об этом знать? Пусть думают, что железная. До сих пор многие уверены, что в Кремле высокие крепкие стены, что за ними люди хоть и не выдающиеся, но все же государственного ума, ищут выход из кризиса, не спят по ночам… Фанера там, одна фанера, которую и кулаком вышибить можно… Есть, конечно, порядочные люди. Но вспоминаю, как увольняли. У бывшего опера не так много мест, куда можно устроиться, банки, охранные структуры. Так вот, почти во все места, куда пытался наняться, звонил на опережение какой-то добрый человек из службы и обливал меня грязью… Чего удивляться? Президент тоже бывших соратников не щадил. Ельцин всех предал. Всю страну. Отступился. Считаю — самый тяжкий грех…

«И МЫ НИКУДА НЕ ГОДИМСЯ…»

В конце разговора полковник Г. сказал:

— По идее, народ должен был кинуться на улицы с криком «грабят!», но ничего подобного не наблюдается, все устремились не к Кремлю, а в магазины скупать гречку. Покорность вековая, проклятая… Я, конечно, не призываю на баррикады, но как-то надо себя защищать. Народ в массе необразован. Он понимает, что государство-наперсточник его обманывает, но что делать — не знает. Власть у нас, конечно, поганая. Но и мы, поверь, никуда не годимся.

Что я вижу в будущем? Уничтоженные вклады, нищие толпы. Страна бомжей! Они, как гунны, в конце концов все сметут на своем пути. И часть профессиональных оперативников, которых гонят сегодня с Лубянки, став люмпенами, возглавят эту орду. Но это будет ещё не завтра. Еще будут попытки сломать Конституцию, которую Ельцин написал для личного пользования, создать коалиционное правительство. Только, друзья, как ни садитесь… Необходимое решение сегодня — принятие парламентом закона о президенте. Пусть дадут ему охрану обильную, пусть живет в Горках и носа не показывает, Тане — дачу, внуку — колледж в Винчестере. Но только пусть он уходит в отставку!

И вот ещё что. Страшнее всего не бунт и не революция. Страшнее всего грядущие безмолвные смерти на бескрайних меридианах отечества. Как представлю себе одиноких обобранных старух где-нибудь в Вологодской области — не по себе становится. Дай Бог, чтобы хватило у них дров, и была конфета к чаю, и чтобы автолавка с продуктами не завязла в грязи. Дай Бог, чтобы они благополучно перезимовали…

Беседовали с полковником в сентябре прошлого года. Спустя три месяца мой сосед, владелец дома в Подмосковье, со страхом рассказывал: когда выпал первый снег, связь его деревни с большим миром прервалась. Единственный на всю округу магазин заколотили крест-накрест — нечего продавать, некому покупать. Пенсии малочисленным обитателям покосившихся черных изб не выдают уже больше года. Дети разлетелись по миру, колымят, забыли о родителях. Запасы продуктов и дров на исходе. Если доживем до лета, вздыхали старики, придется вспоминать голодные 30-е, лебедой питаться да лопушками. Одна старуха, горевал сосед, лета уже не увидит. Пошла пешком (о транспорте давно забыли) в соседнее село к доктору да замерзла по дороге. Соседи насилу нашли, откопали в придорожном сугробе заледеневший труп…

Впереди — новая зима. Начало третьего тысячелетия… до нашей эры

«Я ПРИШЕЛ ДАТЬ ВАМ ВОДКУ…»

М и т р о ф а н.

И теперь как шальной хожу.

Ночь всю така дрянь в глаза лезла.

Г — ж а П р о с та к о в а.

Какая ж дрянь, Митрофанушка?

М и т р о ф а н.

Да то ты, матушка, то батюшка.

Д.И. Фонвизин. Недоросль

(Опыт записи кремлевского сна)

Незадолго до ухода из Кремля пришлось, как и многим чиновникам, заниматься разработкой национальной идеи. Ничего путного не надумал, лишь извел сотни киловатт электроэнергии — компьютер не выключался сутками. Глаза стали красными, голова тяжелой — как у бурсака, одолевающего накануне госэкзамена пятилетний курс литературы — от Гомера до писателей-деревенщиков. Иные коллизии этой идеи (оставшейся недодуманной), не давали покоя и по ночам…

«…Толпа заполнила всю площадь до отказа (лишь в девяносто первом, после путча, здесь был такой людской водоворот). Накачанные парни безопасность — сомкнули плотным кольцом Ельцина. Как на шарнирах, с каменным лицом он двигается медленно к трибуне. Сейчас поднимется и скажет: «Россияне! Идея, что нас всех объединяет, скрывается за этим покрывалом. Там монумент, который я народу решил оставить в память о себе. Когда-то здесь стоял железный Феликс, хороший памятник, но очень уж зловещий. Его мы скинули на радость демократам, засеяли травой пустую клумбу, из Соловков гранитный камень скорбный доставили как память об ушедших. Но все же не давала мне покоя одна идея, что нас всех объединяет — н а ц и о н а л ь н а я идея, так сказать. Десятки умников из разных управлений моей администрации потели, но ничего в башках их не родилось, бумаги тонны две перевели. И что же? Самому, как прежде, приходится все делать — печь указы, спецпредставителей по миру рассылать, чтоб одолеть балканский этот кризис. Как будто нашей родине несчастной гуманитарная помощь не нужна…» Но я отвлекся…

Тут сползает покрывало, и гул восторга заполняет площадь. Один лишь раз — когда Дзержинского тащили, подъемным краном ухватив за горло, — всего лишь раз такое помню здесь…

На постаменте высилась Бутылка — белый мрамор. По этикетке вязью золотой три строчки — «Русской водке. Ты нас объединяла и в сраженьях, и в горестях, и в радостях побед. Не предавала, не лилась напрасно, так будь навек защитницей от бед!»

Все ветви власти, что сошлись на площадь, рукоплескали ельцинскому дару. Чугунный бог — Зюганов — улыбался и жал прочувствованно президентску длань. «Теперь мы — вместе, Николаич, прочь раздоры, импичменты вам больше не грозят. Войдем же в новый век достойно, как партнеры, чтоб убеждения друг друга уважать. Мы вас на третий срок поддержим, не волнуйтесь, вот спикер Селезнев не даст соврать. Давно бы так! Не все ж прямой наводкой из танка по парламенту стрелять…»

И все на площади друг друга поздравляли. Простив жидов, неугомонный Макашов с Борисом Березовским обнимался. Анпилов «трудороссов» караул к двум синагогам взорванным отправил — нести дежурство, неустанно защищать от террористов «братьев наших верных»…

…Из всех лубянских окон офицеры тот всенародный праздник созерцали. И души их переполняла радость. А в девяносто первом было грустно…»

ХОЛОДНЫЙ ЯНВАРЬ

Стоим в чистом поле. Ветер, мороз. Щуримся на низкое ледяное солнце. Ельцин опаздывает уже на час. Сколько ещё топтаться? Ровно пятьдесят лет назад здесь, в нескольких десятках километров от Ленинграда, наши войска прорвали фашистскую блокаду. В северной столице событие решили отметить торжественно. Собрали ветеранов, посадили в автобусы, привезли сюда. Разбили армейские палатки, над ними уже вьются дымки полевых кухонь, где-то внутри припрятаны ящики с «наркомовской». Ее, родимой, больше всего сейчас и не хватает. Журналисты, дуя на пальцы, расчехлили камеры. Оделись, как назло, легко, по-московски, у многих мороз прихватил щеки. Все готово к началу мероприятия. Нет только президента с Собчаком. Наверное, начали отмечать. Мэр-златоуст, похоже, оплел президента своими сладкими речами и тот забыл, куда и зачем приехал. У стариков-ветеранов, построенных в шеренги, от холода выступили слезы, они то и дело вытирают глаза. Со стороны кажется — плачут…