Эдвард Бульвер-Литтон - Пелэм, или приключения джентльмена

• Название: Пелэм, или приключения джентльмена
• Автор: Эдвард Бульвер-Литтон
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

Наиболее известный роман Э. Д. Бульвер-Литтона (1828 г.), оказавший большое влияние на развитие европейской литературы своего времени, в том числе на творчество А. С. Пушкина.

---

— Ради всего святого, джентльмены, помогите мне! Я стал жертвой коварной женщины и с минуты на минуту жду, что грохнусь оземь и разобьюсь насмерть.

— Великий боже! — вскричал я. — Да ведь это месье Марго взывает о помощи! Скажите на милость — что вы тут делаете?

— Замерзаю, — дрожащим голосом протянул месье Марго.

— Куда ж это вы попали? Я вижу только какой-то громоздкий темный предмет.

— Я нахожусь в корзине, — пояснил месье Марго, — и премного буду вам обязан, если вы поможете мне выбраться оттуда.

— Право, — сказал Винсент (меня душил смех, и я не мог вымолвить ни слова), — ваш Шато-Марго[253] сейчас в очень уж прохладном погребке. Многое на свете легче сказать, нежели сделать. Как нам доставить вас в более приятное место?

— Ах! — простонал месье Марго. — В самом деле — как за это взяться? Наверно у привратника найдется приставная лестница, достаточно длинная, чтобы я мог спуститься по ней на землю. Но подумайте, какие вольные шуточки и остроты будет отпускать на мой счет привратник. Джентльмены, эта история получит огласку — меня поднимут на смех — да, поднимут на смех, и, что всего страшнее, я лишусь своих учеников!

— Дорогой друг, — сказал я, — лучше лишиться учеников, нежели жизни; притом забрезжит свет—и тогда над вами будет потешаться не только привратник, а вся улица!

Месье Марго застонал.

— Идите же, друзья мои, — молвил он, — и добудьте лестницу! О, эти чертовки! Как я мог дать себя так обмануть!

Жалобы месье Марго перешли в какое-то невнятное бормотанье, а мы помчались к привратнику, неистовым стуком в дверь подняли его на ноги, сообщили, что произошел accident,[254] — и добыли лестницу. Оказалось, однако, что за нашими действиями следили чьи-то зоркие глаза, и некое окно наверху снова открылось, но так бесшумно, что я эта не услышал, а только увидел. Привратник — дюжий, веселый, грубоватый малый — светил нам фонарем и ехидно ухмылялся, глядя, как мы прилаживали к стене лестницу, едва достававшую до корзины.

Рыцарь с тоскующим видом следил за нашими приготовлениями. Теперь, при свете фонаря, мы могли ясно разглядеть его нелепую фигуру; зубы месье Марго выбивали дробь; совместное действие стужи, пронизывавшей его тело, и тревоги, терзавшей душу, усугубляли обычное в его изможденном лице выражение печали и в то же время важности; ночь выдалась ненастная; сильный порыв ветра то и дело налетал на злополучный халат цвета морской воды, высоко вздымал полы и, покружив их в воздухе, швырял прямо в лицо несчастному наставнику, словно издеваясь над ним. Эти непрерывные озорные шалости ветра, необычайная вышина краев корзины и, наконец, то обстоятельство, что узник, никогда не отличавшийся проворством, сейчас дрожал мелкой дрожью, — все это вместе взятое привело к тому, что переход из корзины на лестницу оказался для месье Марго весьма нелегким делом; прошло немало времени, прежде чем он занес за край корзины одну из своих тощих, трясущихся ног.

— Благодарение господу… — молвил мой набожный наставник, но в ту же минуту благодарственная молитва замерла у него на устах, ибо, к его несказанному удивлению и отчаянию, корзина футов на пять поднялась над лестницей и месье Марго оказался в пренеудобной позе: одна нога у него болталась в воздухе, словно флаг, привешенный к гондоле воздушного шара.

Взлет произошел так быстро, что месье Марго и ахнуть не успел; лишь спустя несколько минут он уразумел все последствия такого внезапного «возвышения» и голосом, в котором звучала проникновенная скорбь, молвил:

— Вот уж это никак нельзя было предусмотреть! Какое огорчение! О, если б господу угодно было снова водворить мою ногу в корзину или же вызволить из нее мое грешное тело!

Мы всё еще неудержимо хохотали и ни слова не успели сказать о неожиданном вознесении блистательного месье Марго, — как вдруг корзина спустилась так стремительно, что, задев фонарь, вышибла его из рук привратника, а мой наставник грохнулся оземь с такой силой, что слышно было, как загремели все его кости.

— О боже! — воскликнул он. — Я погиб. Беру тебя в свидетели, как бесчеловечно меня умертвили!

Мы вытащили его из корзины и, поддерживая с обеих сторон, дотащили до каморки привратника. Но страдания месье Марго тем не кончились: каморка была битком набита людьми. Там находились и мадам Лоран, и немецкий граф, которого месье Марго обучал французскому языку, и французский виконт, которого он обучал немецкому; были все, кто жил в пансионе: дамы, чьей благосклонностью он хвастался, и мужчины, которым он этим хвастался. Вряд ли Дон-Жуан, очутившись в преисподней, застал там более неприятную компанию старых знакомых, чем та, которая предстала испуганному взору месье Марго в каморке привратника.

— Как! — закричали они в один голос. — Стало быть, это вы, месье Марго, так нас напугали? Мы решили, что в дом ломятся разбойники; сейчас русский генерал заряжает свои пистолеты; счастье ваше, что вы раздумали оставаться еще дольше в таком положении. Отвечайте, месье Марго, — что побудило вас выставить себя напоказ в таком виде, в одном халате, да еще в такую холодную ночь! Неужели вам не стыдно?

Все эти нападки и еще бесчисленное множество других градом посыпались на несчастного преподавателя; он стоял посреди каморки, весь дрожа от холода и страха и переводя взгляд то в одну, то в другую сторону, сообразно тому, откуда доносились негодующие возгласы.

— Уверяю вас… — молвил он наконец.

— Нет! Нет! — крикнул кто-то. — Теперь объяснения

бесполезны!

— Mais, messieurs…[255] — снова сердито начал злополучный Марго.

— Замолчите! — воскликнула мадам Лоран. — Вы опозорили мой дом!

— Mais, madame, écoutez-moi…[256]

— Нет, нет, — заорал немец, — мы вас видели, мы вас

видели…

— Mais, monsieur le comte…[257]

— Фи! Фи! — воскликнул француз.

— Mais, monsieur le vicomte…[258]

Тут уж все завопили хором, но терпенье месье Марго к тому времени истощилось, и он пришел в бешенство; его мучители прикинулись столь же возмущенными, и, в конце концов, кулаками и пинками он проложил себе путь к двери так быстро, как ему это позволяла боль в ушибленных костях, — а за ним понеслась вся орава, вопя, визжа, браня его и потешаясь над ним.

На следующее утро месье Марго не пришел в обычное время, и урок не состоялся; это было вполне естественно. Но когда прошел второй день и затем третий, и о месье Марго не было ни слуху ни духу — я начал беспокоиться за беднягу и послал к мадам Лоран справиться о нем; судите сами, как я изумился, узнав, что на другой же день после своего приключения он покинул пансион, захватив свои убогие пожитки — книги и одежду, — оставив письмо к мадам Лоран с вложением той суммы, которую был ей должен, — и словно в воду канул.

С этого дня я никогда и нигде его не встречал. Бедняга не успел получить даже те небольшие деньги, которые я был должен ему за уроки, ибо не подлежит сомнению, что в людях такого пошиба, как месье Марго, даже корыстолюбие менее сильно, нежели тщеславие.

ГЛАВА XVIII

Пусть царят в тебе ум и веселье,
Пусть царят в тебе верность и честь,
Не тяни ты с любовью постылой,
Если новую вздумал завесть.
Народная песня.

Однажды утром, когда я верхом направлялся в Булонский лес (излюбленное место свиданий в Париже), чтобы встретиться с мадам д'Анвиль, я увидел всадницу, которой грозила опасность вылететь из седла: ее лошадь испугалась английского тандема или того, кто им правил, и начала бросаться из стороны в сторону, а дама явно все более и более теряла присутствие духа. Сопровождавший ее мужчина едва справлялся со своим собственным конем и, видимо, жаждал помочь ей, но не знал, как это сделать. Вокруг собралась толпа зевак; никто ничего не предпринимал, все только повторяли:

— Боже милостивый! Что-то будет!

Мне всегда претила роль героя драматических сцен, а еще большее отвращение мне внушали «женщины, попавшие в беду». Но как-никак сочувствие к чужой беде иногда пронимает самые черствые сердца, и я осадил лошадь, сперва чтобы поглазеть, а затем чтобы оказать помощь. В ту минуту, когда малейшее промедление могло стать роковым, я соскочил наземь, одной рукой схватил лошадь за поводья, которые всадница уже не в силах была держать, а другой помог ей спешиться. Когда всякая опасность миновала, изящный спутник дамы пришел в себя и ему тоже удалось j сойти с лошади: скажу не таясь — узнав, что особа, подвергавшаяся такой опасности, его жена, я перестал удивляться его медлительности. Он осыпал меня изъявлениями благодарности, а она сопровождала их взглядами, намного увеличивавшими их ценность. Коляска супругов дожидалась поблизости. Муж пошел предупредить кучера — я остался наедине с дамой.