Эрик Ластбадер - Владычица Жемчужины

• Название: Владычица Жемчужины
• Автор: Эрик Ластбадер
• Издательство: АСТ, Люкс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-029725-4, 5-9660-1420-5

Раса людей и раса покоривших их техномагов…

Очень разные — и очень похожие…

Ненавидящие друг друга — но способные иметь общих детей…

Согласно древнему пророчеству, победители и побежденные смогут выжить только вместе.

Только — если рожденный от двух враждебных рас овладеет тайной связи между Темной и Светлой магией, обретет древнее Кольцо Пяти Драконов и отыщет Жемчужину магического Знания…

Пророчество исполнено.

Принц-«техномаг», завладевший телесной оболочкой «человеческой» волшебницы Рианы, поднял Вуаль Тысячи Слез и был посвящен в древнюю магию — но сила этой магии заковала его в женское тело, и неизвестно, как избыть это проклятие.

Впрочем, стоит ли?

Ведь пророчество гласит: лишь женщина в силах отыскать Жемчужину магического Знания — и по праву стать Владычицей Жемчужины…

---

11

Эйнон

С громким вздохом, от которого заколыхались ярко-синие бархатные шторы, Нит Имммон принялся снимать ионную экзоматрицу. Это было совсем непросто. Во-первых, экзоматрица шнуровалась запутанными псевдоорганическими венами и артериями биосхем. Биосхемы являлись цепями компьютерных чипов. Чипы пропускали фотоны через мнемоническую жидкость, которая выстраивала их в определенном порядке и увеличивала мощность. Во-вторых, каждая вена или артерия подсоединялись к определенной поре на коже Нита Имммона, стимулируя вегетативную, эндокринную и нервную систему гэргона.

Казалось, каждая пора гермафродитного тела техномага кровоточит. Кровь должна была стекать вниз, но она циркулировала по своеобразной спирали, постепенно охватывая каждый квадратный сантиметр тела. Прямо поверх кровеносной системы образовывался покров, постепенно превратившийся в обтягивающую зеленоватую тунику, краги и накидку с высоким воротом, закрывавшим уши. Покров состоял из чрезвычайно сложной сети псевдоорганических биосхем, металлическая поверхность которых блестела на свету.

Тэй, сидящий на ветке карликового сэсалового дерева, за которым Нит Имммон любовно ухаживал, наблюдал за привычными превращениями, слегка наклонив голову.

— Наверное, тебе всего этого недостает, — сказал Нит Имммон.

Тэй взъерошил пестрые перышки и коротко чирикнул.

Нит Имммон рассмеялся.

— У тебя всегда было извращенное чувство юмора, Нит Эйнон.

— Я больше не Нит, — послышалось в голове Имммона. — Мое время истекло.

— Скажи, тебе было больно снимать экзоматрицу?

— Я не сразу понял, что эта боль неотделима от привилегии быть Нитом.

Нит Имммон отложил экзоматрицу и подошел к птице.

— Напрасно ты считаешь, что твое время истекло, Нит Эйнон. По-моему, оно и не начиналось. — Гэргон вытянул левую руку, но тэй продолжал сидеть на ветке. — Ну, как хочешь!

Обернувшись, техномаг сделал плавное движение рукой, и в апартаментах потух свет.

В темноте почувствовалась пульсация, и появился свет, сначала его источник был размером с булавочную головку, затем с колесо, непрерывно вращающееся и увеличивающееся в размере. Вот огромная яркая звезда разорвалась на галактики, туманность, газовые облака и бесконечную пустоту космоса. По желанию Нита Имммона звездная панорама изменилась, и он стал наблюдать за конкретной галактикой.

— Смотри, — сказал Нит Имммон, — Геллеспеннн!

— Это хроника или имитация?

— Это начало нашего конца. — Среди звезд виднелись какие-то объекты. — Здесь мы вступили в бой с центофеннни. — Потерявшие управление в’орнновские гравитационные корабли и их обломки дрейфовали среди звезд. Вид у кораблей был ужасный — будто неведомая сила вывернула их наизнанку. — Это наш позор, Нит Эйнон. Если не разгадаем секреты центофеннни, мы обречены. — Галактика Геллеспеннна была похожа на кладбище в’орнновских космических кораблей. — Центофеннни разыскивают нас.

— В мое время эта теория была довольно популярна.

Внезапно техномаг и тэй увидели совершенно другой сектор той же галактики, где было еще больше разбитых космических кораблей в’орннов.

— Это уже не теория. — От вздоха Нита Имммона снова зашевелились шторы. — Тридцать семь звездных лет назад флот 1011 был разбит центофеннни. Девятнадцать гравитационных кораблей, тридцать тысяч в’орннов, — изображение приблизилось, так что можно было рассмотреть леденящие кровь детали, — погибли все до единого.

— Не вижу разбитых кораблей центофеннни.

— Их нет.

— Как и на Геллеспеннне.

Повисло неловкое молчание.

— Как далеко?

Нит Имммон понял, что Нит Эйнон хотел спросить, как далеко это произошло.

— Не очень далеко от Кундалы, — ответил он. — Центофеннни напали на наш след. Рано или поздно они появятся здесь.

— Ты сообщил Гуль Алуф?

Имммон заметил, что Нит Эйнон не упомянул ни собрание, ни Товарищество гэргонов. Что же в этом удивительного, если Эйнон знает реальную расстановку сил?

— Нет, не сообщил.

— Уверен, это неправильно.

— Сначала я хотел услышать твое мнение.

— Мое мнение? — Нит Эйнон попытался презрительно фыркнуть, однако тэй не мог фыркать, поэтому получившийся звук напоминал карканье и свист. — Я навсегда лишен нормального облика. Зачем тебе мое мнение?

— Потому что ты — это ты. И еще потому что ты отец Нита Сахора.

Взмахнув четырьмя крыльями, Нит Эйнон вернулся на сэсаловое дерево.

— Включи свет, эти звезды навевают тоску.

Щелкнув фотонным возбудителем, Нит Имммон включил свет.

— Я знаю, над чем ты работал перед смертью.

— Меня отправили в отставку, — резко ответил Эйнон, — и я снова занялся скульптурой.

— Конечно-конечно! Помню те сказки, которые ты и твой сын рассказывали всем желающим, — махнул рукой Имммон. — Ложь от первого до последнего слова.

Нит Эйнон поймал невидимую вошь в идеально чистых переливчатых перьях.

Придвинув стул поближе к сэсаловому дереву, Нит Имммон сел и вытянул длинные ноги.

— Послушай, я знаю, что ты считаешь меня частично виновным в устранении твоего сына.

— Какое оригинальное слово «устранение», — едко проговорил Эйнон, — такое удобное и… чистое.

Нит Имммон развел руками.

— Вообще-то здесь лучше сказать «убийство», — не успокаивался Нит Эйнон. — Так вот я считаю тебя соучастником убийства моего сына.

— В отличие от Нита Сэттта и Нита Нассама я не участвовал в травле, организованной Нитом Батоксссом.

— Считаешь, я должен благодарить тебя за то, что ты и пальцем не пошевелил для спасения моего сына?

— Меня бы тоже убили, если бы я попытался.

— Чудесное оправдание!

— Зато я жив, а Нит Батокссс мертв!

— Только не твоими стараниями. К тому же теперь у руля Нит Нассам.

Нит Имммон вздохнул.

— Нит Эйнон, я просто хочу помочь тебе.

— Мой сын мертв! Ни ему, ни мне не поможет ни один гэргон.

Имммон с грустью посмотрел на тэя.

— Я хочу попробовать доказать тебе, что ты не прав.

— Верни Нита Сахора.

— Я не могу совершить невозможное.

— Другим кастам мы даем обещания, особо не осторожничая.

— Но ведь мы в Храме Мнемоники, здесь только ты и я. Тебе, как никому другому, известны наши возможности.

— Если не можешь сделать то, о чем я прошу, нам вообще больше не о чем разговаривать.

Нит Имммон поднялся и поставил стул, стараясь, чтобы каждая из ножек попала именно на свое место. Все вещи в его апартаментах всегда находились в отведенных для них местах, меняя положение изредка, как этот стул. В этом строгом порядке таилась какая-то сила, как в отдельной формуле заклинания.

— Когда сюда придут центофеннни, — тихо, словно обращаясь к себе, проговорил Нит Имммон, — не уцелеет никто.

— Если это наказание за все войны, которые мы развязали, за горе и разрушение, что мы принесли, то нужно иметь мужество принять его.

— С каких пор ты стал фаталистом?

— Зачем притворяться, что знаешь меня, Нит Имммон. — Нит Эйнон поднимал то одну ногу, то другую — верный признак нарастающего волнения. — Гэргоны и все в’орнны вообще идут по неверному пути с незапамятных времен. Только мой протест всегда значил не больше, чем глас вопиющего в пустыне. Меня игнорировали, а когда я слишком высовывался, оскорбляли. Впоследствии злоба распространилась и на сына, который разрабатывал мои идеи.

— Ты был не один, Нит Эйнон, и твой сын тоже.

— Трус! Слишком поздно! Лучшие тому доказательства — твои голограммы. Ты пожнешь плоды собственного бездействия. Центофеннни сделают с в’орннами то же, что мы сделали с кундалианами. Надеюсь, у тебя хватит ума понять, что это самое подходящее наказание за наши преступления.

— Отказываюсь этому верить.

— Тогда покажи Гуль Алуф то, что показал мне, — посоветовал Нит Эйнон.

— Общение с Гуль Алуф — твоя новая причуда?

Тэй попытался рассмеяться.

— Возможно, Нит Имммон, это единственное, что у нас есть общего.

В палатке Миннума в городе За Хара-ат мягко горели лампы, и пахло жареной песчанкой и ба’ду. Колченогий соромиант склонился над огнем, колдуя над почерневшей сковородкой, на которой ярко-красные лепестки жарились в масле лимонника.

— Не знала, что ты так здорово готовишь, — сказала наблюдавшая за ним Джийан.

— У меня много скрытых талантов. — Миннум добавил немного корицы. — Когда живешь один, госпожа, приходится учиться готовить. Особенно такому гурману, как я. — Он взглянул на Джийан. — Простите за прямоту, но, по-моему, вам лучше присесть. У вас очень измученный вид.

— Наверное, постоянный риск накладывает свой отпечаток, — вяло улыбнулась Джийан, наливая себе чашечку крепкого ба’ду. — Так или иначе, спасибо за заботу.