Владимир Брюханов - Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера

• Название: Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: КМК
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-87317-470-6

Владимир Брюханов - русский историк, живущий в Германии, специалист по истории российских и мировых заговоров.

Новая книга Брюханова открывает его серию исследований деятельности Гитлера и сопутствующих ей интриг за кулисами мировой политики.

Автор поставил под сомнение общепринятую версию, навязанную самим Гитлером, относительно заурядности его предков и якобы бесцельном поведении его самого в годы, предшествующие Первой Мировой войне.

Приведя в систему общеизвестные факты, относящиеся к предкам Гитлера, его детству и юности, Брюханов построил убедительную версию о преступном прошлом предков Гитлера, длившимся не один век, о борьбе внутри этого семейного клана в XIX столетии, об особенностях воспитания Гитлера с раннего возраста и о первых преступных шагах этого прирожденного, воспитанного и обученного убийцы. Рассмотрены и истоки антисемитских устремлений Гитлера, возникшие в пору конфликтов его юности.

Книга переворачивает все имеющиеся представления о формировании Гитлера как индивидуальной личности и как политического деятеля, заставляет пересматривать фундаментальные характеристики исторического феномена этого величайшего преступника XX века.

Книга будет интересна историкам, политологам, всем, кто неравнодушен к тайнам истории.

---

Вот такие-то детали (а их — множество!) и заставляют считать беседы Мюллера с американцами абсолютно достоверными. Согласитесь, зачем было бы не настоящему Мюллеру, а чьей-то литературной выдумке врать именно так и именно по такому поводу? С учетом же того, что никто, помимо нас, таких подробностей не заметил, подобная литературная мистификация отдает уже такой изощренностью, какой не знает вся история литературных и исторических подделок!

Возвращаясь же к Гитлеру, следует заявить, что с ним требовалось проявлять величайшую осторожность — и более умные его соратники, нежели Фегелейн, прекрасно понимали это.

Расправа с Герингом, к описанию которой мы возвращаемся, полноценно подтверждает это наблюдение.

Кейтель и Йодль уже окончательно покинули Берлин ко времени прихода телеграмм от Геринга во второй половине дня 23 апреля — и не имели возможности хотя бы своим присутствием влиять на происходящее. Кребса и Бургдорфа также не привлекли к этому вопросу.

«В телеграмме фон Белову излагалась просьба проследить, чтобы телеграмма фюреру попала по назначению и чтобы фон Белов еще раз попытался убедить Гитлера в необходимости переезда на юг. Борман забрал эту телеграмму у фон Белова и не возвратил. Он решил, что сам во всем разберется. /…/

Несомненно, Борман обратил внимание Гитлера на ту часть телеграммы, где Геринг требовал прислать ответ до 22.00. Это ультиматум, сказал Борман; он также напомнил Гитлеру, что шесть месяцев тому назад Геринга заподозрили в том, что он пытался начать переговоры с западными союзниками. Теперь ясно, что он хочет узурпировать власть и возобновить переговоры. Не требовалось большого труда, чтобы разбудить чуть задремавшую подозрительность Гитлера [— это, повторяем, мнение Тревор-Роупера]. Поэтому в ответ Герингу полетела телеграмма, что фюрер пока еще обладает полнотой власти и действий и запрещает ему предпринимать какие-либо независимые шаги. Теперь в присутствии Шпеера решалась дальнейшая судьба Геринга. «Гитлер был взбешен, — говорит Шпеер, — он сильно ругал Геринга и не стеснялся в выражениях. Ему известно, сетовал Гитлер, что Геринг не оправдал доверия, что он коррумпированная личность и наркоман. Кому, как не такому подлецу, вести переговоры о капитуляции? Впрочем, помедлил Гитлер, сейчас в Германии все, кому не лень, могут вести переговоры о капитуляции. Последним замечанием Гитлер выразил свое презрение всему немецкому народу». Но все же Гитлер был против расстрела Геринга, он согласился только с тем, чтобы немедленно убрать его со всех постов и лишить права наследия власти. Он попросил Бормана подготовить соответствующую телеграмму. Борман ушел и через некоторое время вернулся с текстом. Гитлер его одобрил, и телеграмму послали. В ней говорилось, что действия Геринга представляют собой государственную измену национал-социализму и фюреру и что он заслуживает смерти; но, учитывая его прежние заслуги перед партией, его простят и не будут применять к нему высшую меру наказания при условии, что он немедленно уйдет со всех занимаемых постов. Он должен дать ответ: да или нет. В то же самое время Борман послал свою телеграмму в Оберзальцберг — оберштумбанфюреру Франку и оберштурмфюреру Бредову — с приказом об аресте Геринга за государственную измену. Предлагалось также взять под стражу всех сотрудников штаба Геринга и его советников, включая Коллера и Ламмерса, или применить к ним форму домашнего ареста. «Вы за это ответите головой».»[555]

Сразу после полуночи с 23 на 24 апреля Геринг был арестован, Ламмерс также.[556]

Днем 24 апреля в Берлине было официально объявлено, что Геринг освобожден от занимаемых должностей в связи с состоянием его здоровья.[557]

25 апреля, в день завершения окружения Берлина, Борман отметил в дневнике: «Геринг исключен из партии!»[558]

26 апреля Геринг был замещен на посту командующего Военно-воздушными силами генералом Р. Риттером фон Граймом, возведенным при этом в ранг фельдмаршала.

Геринг, таким образом, был полностью растоптан!

Напрасно Коллер, не подвергшийся аресту, пытался в ближайшие дни апеллировать к Кейтелю и Йодлю.

27 апреля последний подтвердил все, что сообщал Коллеру раньше, но уклонился от демаршей, на которые его склонял Коллер, а Кейтель постарался вовсе избежать разговора с Коллером ввиду собственной занятости. Но после войны и Кейтель подтверждал справедливость того, о чем он сообщал Коллеру в ночь на 23 апреля.[559]

Оба они, Кейтель и Йодль, никак не могли себе позволить, конечно, выдвинуть какие-либо возражения Гитлеру, который с 26 апреля «без всяких разъяснений, что снова берет в свои руки управление войсками, /…/ как ни в чем не бывало издает приказы, будто он никогда и не оставлял руководства».[560]

Тем более нельзя было ожидать таких возражений от Шернера или от свидетелей беседы Гитлера с ним — от Кребса и Бургдорфа.

Понятно, что успех всей этой блестящей интриги был обеспечен казалось бы незначительной, но оказавшейся решающей деталью, а именно — дверью, захлопнутой Гитлером перед носом Бормана во время разговора с Кейтелем и Йодлем!

Какие бы личные цели ни преследовал Борман, но он, конечно, не позволил бы себе выглядеть полнейшим подлецом или идиотом и в своих собственных глазах, и в глазах троих людей (Кейтеля, Йодля и самого Гитлера), если бы сам присутствовал при распоряжении Гитлера, фактически передавшего власть Герингу. Но Борман этого просто не знал — и действовал от чистого сердца именно так, как, несомненно, рассчитывал на это и Гитлер!

Шпеер и Риббентроп сыграли, несомненно, хотя и не слишком активную (но это — по их собственным позднейшим утверждениям!), но весьма заинтересованную роль: оба потому и оказались в Берлине, что рассчитывали самостоятельно поучаствовать и в заключении мира, и в послевоенном руководстве Германией. Фактическое назначение Геринга полномочным главой государства нисколько не отвечало интересам обоих — каждый из них издавна и прочно не ладил с рейхсмаршалом, что и соответствовало общим принципам руководства, применявшимся Гитлером.

Это также очень серьезно подчеркивает Кнопп — вплоть до такого сильного утверждения: «Гитлер сам ставил перед собой глобальные цели, а затем последовательно осуществлял их. И если было нужно, он не боялся идти против всей своей компании, о чем свидетельствует развязанная им война. Геринг не хотел войны, Риббентроп тоже был против нее, но оба не знали об убеждениях друг друга и не доверяли друг другу, поэтому заключить между собой союз им не удалось».[561]

Здесь, согласитесь, Гитлер вовсе не выглядит капитаном корабля, которому достаточно лишь указать правильный курс, доверив все остальное преданным до гроба штурманам: роль Гитлера и много выше, и много ниже капитанской.

Любой капитан обязан справляться со своими подчиненными и один на один, и со всеми вместе и сразу; лучшие, образцовые капитаны в одиночку подавляли бунт на собственных кораблях — Гитлер явно не дотягивал до такой роли, и это очень существенно! Правда в то же время в том, что еще более лучшие капитаны вовсе не допускали возможности бунта на своих кораблях — и вот это гораздо ближе к ролям, игравшимся Гитлером всю его жизнь, хотя и его, как известно, не миновали бунты подчиненных, с которыми он зато справлялся с помощью других подчиненных!

Естественно, что 23 апреля оба министра — Шпеер и Риббентроп — должны были поддерживать в конфликте с Герингом именно Бормана, также, конечно, будучи не в курсе содержания беседы Гитлера с Кейтелем и Йодлем, состоявшейся накануне.

В то же время и Борман должен был ограничиться лишь свержением Геринга, но не мог в присутствии Шпеера и Риббентропа претендовать на освободившееся место: оба последних выглядели со стороны, особенно из-за границы, гораздо авторитетнее Бормана.

Да и все поведение Гитлера, отзывавшегося в эти часы о переговорах с противником в сугубо отрицательном контексте, лишало почвы явное стремление всех троих добиться у него каких-либо особых поручений и полномочий.

Тут уместно привести мнение Мюллера о Гитлере: «С Гитлером никогда нельзя было сказать наверняка, что он в действительности думает по тому или иному поводу. /…/ На самом деле временами Гитлер мог быть очень забавен и интересен. Он здорово умел иронически показывать разных людей и делал это с большой проницательностью и очень безжалостно. /…/ Гитлер умел разглядеть подлинный характер человека, и видел людей практически насквозь, едва начав общаться с ними. При этом он был очень скрытным и как бы играл некую роль, постоянно находясь на сцене, на глазах публики».[562]

В описанном эпизоде Гитлер продемонстрировал, насколько легко могли добиваться успеха такие люди, как он сам или его прадед Иоганн Непомук: для этого было достаточно говорить одним людям (в данном случае — Кейтелю, Йодлю и Шернеру, а заочно — и Герингу) одно, а другим (в данном случае — Борману, Шпееру и Риббентропу) — совершенно другое, но, конечно, при условии, что эти группы людей не имеют практической возможности столковаться непосредственно друг с другом!