Владимир Брюханов - Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера

• Название: Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: КМК
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-87317-470-6

Владимир Брюханов - русский историк, живущий в Германии, специалист по истории российских и мировых заговоров.

Новая книга Брюханова открывает его серию исследований деятельности Гитлера и сопутствующих ей интриг за кулисами мировой политики.

Автор поставил под сомнение общепринятую версию, навязанную самим Гитлером, относительно заурядности его предков и якобы бесцельном поведении его самого в годы, предшествующие Первой Мировой войне.

Приведя в систему общеизвестные факты, относящиеся к предкам Гитлера, его детству и юности, Брюханов построил убедительную версию о преступном прошлом предков Гитлера, длившимся не один век, о борьбе внутри этого семейного клана в XIX столетии, об особенностях воспитания Гитлера с раннего возраста и о первых преступных шагах этого прирожденного, воспитанного и обученного убийцы. Рассмотрены и истоки антисемитских устремлений Гитлера, возникшие в пору конфликтов его юности.

Книга переворачивает все имеющиеся представления о формировании Гитлера как индивидуальной личности и как политического деятеля, заставляет пересматривать фундаментальные характеристики исторического феномена этого величайшего преступника XX века.

Книга будет интересна историкам, политологам, всем, кто неравнодушен к тайнам истории.

---

Депрессия после смерти Гели, интерпретированная окружающими как проявление его неподдельного горя, пришлась весьма кстати — и оправдала в их глазах полнейший упадок сил, затраченных им на выполнение этой сложнейшей операции.

У Гитлера вообще не было склонности к непосредственному свершению убийств: ведь все отравления, описанные выше, по самой своей технике обеспечивают определенный разрыв между действиями убийцы и непосредственной смертью жертвы; к тому же такие убийства не сопровождаются кровотечениями! Характерно профессиональное солдатское поведение Гитлера на войне: поначалу он был санитаром — и нагляделся на вид крови, совершенно очевидно не испытывая при этом никаких удовольствий; затем стал посыльным при штабе.

Это вовсе не безопасные занятия, и они не свидетельствуют об отсутствии у него личного мужества; его Железные кресты — бесспорное свидетельство его заслуг. Но он, очевидно, вовсе не стремился убивать на войне — и даже, возможно, вообще не убил там ни одного человека.

Поначалу, вероятно, ему в этом повезло. А может быть, как раз в начале-то он кого-нибудь и убил — и также не испытал при этом никаких положительных эмоций. А вот потом, будучи на положении фронтовика-ветерана, он уже заведомо имел значительные степени свободы в выборе своих занятий — и, повторяем, вовсе не стремился к кровавым убийствам. Это-то и чувствовали позднее такие хладнокровные и уверенные в себе убийцы, как Геринг или Рем.

Этот текст нисколько не должен рассматриваться как оценка моральных качеств Гитлера. Просто у каждого убийства — разные составляющие. Интеллектуальная часть, сводящаяся к замысливанию, планированию и организации убийства, и была истинным призванием Гитлера, унаследованным от множества его предков и закрепленным воспитанием и самовоспитанием, полученными им в детстве, от этого-то он и получал несомненное удовольствие, а вот физический процесс самого убийства — это был вовсе не его конек!

«Лишь однажды, 9 августа 1921 г., он ударил политического противника. Он ни разу не присутствовал при убийстве или казни, если не считать его пребывания на фронте с 1914 по 1918 г.»[891]

Убивать ему самому — это было все равно что, как говорится, забивать гвозди микроскопом!

В конечном итоге жизнь и карьера Гитлера-убийцы сложились почти идеально: встав во главе Германии, он только продумывал затем убийства и старался очень взвешенно и подспудно отдавать распоряжения на их исполнение, а осуществляли это уже другие, более подходящие персонажи. При такой рациональной системе разделения труда и при таких ревностных исполнителях все они вместе и наработали миллионы уничтоженных людей — выдающийся показатель, близкий к рекордным!

Но все это сорганизовалось не сразу, а убийства, физически совершенные им самим, вызывали у него изрядный душевный дискомфорт.

Зигмунд правильно отметила, что отвращение Гитлера к пьянству, мясной пище и курению проявлялись у него еще до гибели Гели — это и не случайно, и, в его случае, вполне естественно.

Курение тут, правда, стоит несколько особняком. Вполне возможно, что Гитлер бросил курить из экономии — в недолгий период своей нищеты, о котором ниже. Как у многих бывших курильщиков у него могло возникнуть отвращение к табачному дыму. Мы не знаем, курила ли Гели, но это очень вероятно — и ему это приходилось терпеть. Ее смерть позволила ему покончить и с этой неприятной стороной его быта. Известно, что позднее и секретарши Гитлера, и Ева Браун курили тайком от него. Ева зажевывала сигареты ментоловыми пастилками.[892]

Нетрудно понять и то, что поднимаемые в застольях бокалы ассоциировались у Гитлера с тем последним, который опрокинул в себя его отец. Можно углядеть и еще одну деталь, подчеркивающую эту аналогию: Гитлер редко пил вино, а когда пил — подсыпал в бокал сахарную пудру: это, кроме чисто вкусового эффекта, очень выразительное символическое действие, имитируещее подсыпание яда в бокал!

Дело было, конечно, еще и не только в этой символике, но и в том, что опьянение естественно вызывало и распущенность языка. Отто Штрассер так писал об этом: «Настоящие аскеты жертвуют плотскими удовольствиями ради высшей идеи, в которой они черпают силы. Адольф же отказывается от них из чисто материалистических побуждений: он уверен, что /…/ употребление спиртного притупляет бдительность и ослабляет самоконтроль».[893] Мы об этом уже много рассуждали, а ниже постараемся завершить эту тему.

Что же касается мясной пищи, то дело здесь и вовсе ясное — для всех людей, а не только для убийц. Стоит лишь задуматься о том, что любой кусок мяса — часть тела убитого животного, представить себе это убийство — и кусок этот в горло не полезет! Дай только волю своему воображению на эту тему — и единственным выходом только и останется вегетарианство!

А вот Гитлер никак не мог избавиться от призраков убийств, совершенных им самим. Естественно, что убийство Гели оказалось здесь последней гирей, перевесившей чашу весов и приведшей его к окончательному решению для себя всей этой этической и моральной проблемы.

Это было не единственным следствием убийств, повлиявшим на последующие постоянные настроения и поведение Гитлера. Другим было то, что легкость и безнаказанность всех этих убийств порождали у Гитлера страх оказаться аналогичной жертвой чужой злой воли.

Поэтому Гитлер, например, часто путешествуя, держал до последнего момента в секрете от всех остальных то конкретное место, в котором планировался его ночлег: «он всю жизнь предпринимал такие чрезвычайные меры по обеспечению собственной безопасности».[894] Сравните по контрасту с этим, кстати, то, как легко оказалось отыскать Гитлера в Нюрнберге 19 сентября 1931 года — это, следовательно, тоже было заранее предусмотрено!

Отсюда — и сверхъестественные приступы боязни отравления, периодически вспыхивавшие у Гитлера.

Вот как тот же Ханфштангль писал о ситуации уже 1932 года: «Берлин уже стал территорией Геббельса. У него была большая квартира на Рейхсканцлерплац на западе города, и, когда Гитлер вдруг решил, что кухонный персонал в «Кайзерхоф» наполнился агентами коммунистов, которые добавляли яд в его пищу, Магда Геббельс завоевала его сердце, готовя изысканные вегетарианские блюда, которые возили для него в отель в термоконтейнерах».[895]

Ангела Раубаль, напоминаем, вроде бы уверовала в то, что ее брат неповинен в смерти ее дочери, но для Гитлера ее настроения представляли с тех пор серьезную потенциальную угрозу: она оставалась домоправительницей в Оберзальцберге — и без труда смогла бы отравить его, если бы захотела.

Гитлер стоически терпел это несколько лет, но потом не выдержал: «Ангела /…/ в течение почти 30 лет пользовалась его доверием и с 1928 по 1935 г. даже оказывала ему помощь в ведении хозяйства, прежде чем в один прекрасный день внезапно исчезла из его окружения. /…/ Патрик Гитлер, ее племянник, признавался в своей статье в «Пари суар», что проявление любых эгоистических интересов вызывало в нем радикальную и внезапную негативную реакцию. «В 1935 г.[896], — пишет Уильям Патрик, — Адольф Гитлер встретил Ангелу на пороге своего дома в Берхтесгадене и дал ей ровно 24 часа, чтобы упаковать чемоданы… Он обвинил ее в том, что она помогла Герингу приобрести в Берхтесгадене земельный участок… который располагался прямо напротив его дома и на котором Геринг собирался построить себе дом». Он поступил так, хотя четыре года назад Гели застрелилась в его мюнхенской квартире»[897] — именно потому что, а не хотя, и не застрелилась, а была застрелена!

Предлог для разрыва с Ангелой был явно надуман, но иного не нашлось!

Таким образом, вегетарианство и трезвенность оказались не только проявлением тайных, иррациональных по существу страхов Гитлера, но стали и вполне рациональной защитой от этих страхов.

Перейдя на постоянное потребление пищи и напитков, отличных от всего, чем пользовались все его окружающие, Гитлер резко снизил вероятность отравления с чьей-либо стороны. Отныне ему приходилось концентрировать внимание лишь на контроле за настроениями и убеждениями тех немногих людей на его собственной кухне, которые и готовили пищу и напитки непосредственно для него, а также стараться не сводить глаз с собственной пищи, стоящей на столе в присутствии посторонних. В крайнем случае, усомнившись в том, что доглядел за всем, он мог просто временно ничего не есть и не пить — воздержание на пару часов не могло ему повредить, как и всякому другому!

Это обеспечивало Гитлеру вполне определенный психологический комфорт, компенсирующий ему недостаток животной пищи, который он сам периодически отчетливо ощущал: с 1931 года «он отказывается /…/ употреблять мясо, хотя нередко и жалуется по этому поводу. «И за счет этого человек должен жить… Как же тут проживешь?» — задает он вопрос Альберту Шпееру в 1935 г.»[898]