Владимир Брюханов - Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера

• Название: Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: КМК
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-87317-470-6

Владимир Брюханов - русский историк, живущий в Германии, специалист по истории российских и мировых заговоров.

Новая книга Брюханова открывает его серию исследований деятельности Гитлера и сопутствующих ей интриг за кулисами мировой политики.

Автор поставил под сомнение общепринятую версию, навязанную самим Гитлером, относительно заурядности его предков и якобы бесцельном поведении его самого в годы, предшествующие Первой Мировой войне.

Приведя в систему общеизвестные факты, относящиеся к предкам Гитлера, его детству и юности, Брюханов построил убедительную версию о преступном прошлом предков Гитлера, длившимся не один век, о борьбе внутри этого семейного клана в XIX столетии, об особенностях воспитания Гитлера с раннего возраста и о первых преступных шагах этого прирожденного, воспитанного и обученного убийцы. Рассмотрены и истоки антисемитских устремлений Гитлера, возникшие в пору конфликтов его юности.

Книга переворачивает все имеющиеся представления о формировании Гитлера как индивидуальной личности и как политического деятеля, заставляет пересматривать фундаментальные характеристики исторического феномена этого величайшего преступника XX века.

Книга будет интересна историкам, политологам, всем, кто неравнодушен к тайнам истории.

---

С этим тезисом следовало бы полностью согласиться и принять его для широчайшего распространения, если бы не опасение, что полицейские детективы разворуют исторические факты на собственные нужды таким же образом, как они это делают с вещественными доказательствами в своей повседневной деятельности!

Гитлеру же было суждено столкнуться с самыми главными, основными проблемами его жизни, уже просто в детском возрасте.

Детали детства оказывают значительнейшее влияние на взрослую жизнь человека — это аксиома со времен Зигмунда Фрейда.

Но взрослые поступки и жизненные обстоятельства Гитлера известны гораздо лучше, чем детские — и нам теперь предстоит попытка разобраться в этих последних. Для этого нам и понадобилось учитывать уникальные способности Гитлера, способного гениально представлять себе то, как именно и кто именно из его ближних должен реагировать на изменения обстановки, инициированные самим Гитлером.

История свержения Геринга — это буквально эталон для интриг такого рода. Здесь буквально все действующие лица велись самим Гитлером на самом коротком поводке — и не совершили никаких действий, создающих Гитлеру хоть малейшие помехи: и Кейтель, и Йодль, и Геринг, и Борман, и Шпеер, и Риббентроп поступали так, будто каждый разыгрывал заранее выученную роль, совершенно не отступая от того, что требовалось Гитлеру.

Разумеется, переносить те его способности, какими он обладал на своем шестом десятке лет жизни, на него же самого, но во времена его детства, отрочества и юности — абсолютно некорректно: всему этому он обучался всю свою отнюдь не короткую жизнь!

С другой стороны, все-таки его детские ситуации (мы их внимательно рассмотрим ниже) были значительно проще (мы не имеем в виду намерение напрямую сравнивать их с поступками Гитлера 1945 года, имевшими колоссальное политическое значение — тут вообще разница огромна до полной несопоставимости!) — просто по числу задействованных лиц и ограниченности их возможных ходов, которые должен был предусматривать совсем юный Гитлер при подчинении этих персонажей своей воле.

К тому же нужно учитывать и специфические трудности, которые возникали у Гитлера в детстве, но совсем не мешали ему в его зрелые годы; эти трудности дополнительно заставляли его тогда, отыскивая оптимальные для себя решения, шевелить мозгами во вполне определенных направлениях, хорошо просчитываемых с высоты нашего взрослого опыта и полученных исторических знаний.

Это значительно сужает диапазон детских проблем Гитлера, как мы их себе представляем.

3.3. Первые дела Адольфа Гитлера.

Мы уже отмечали, что Адольфу Гитлеру, которому, как и всем детям, волей-неволей приходилось интенсивно общаться с другими детьми — в том числе и в Шпитале, мог создавать значительные помехи и неприятности барьер, разделявший его со сверстниками.

Джим Гокинс из «Острова сокровищ» просто не общался с другими детьми — их не было ни на корабле, на котором он плыл, ни на самом Острове Сокровищ. А вот если бы они там имелись, то еще не известно, удавалось бы Джиму с ними успешно управиться!

Джим, легко справлявшийся со взрослыми пиратами, использовал то, что ему были прекрасно понятны все их устремления и нехитрые желания — это четко было продемонстрировано при единоборствах Джима с единственным пиратом — Израилем Гендсом, на пару с которым Джим временно овладел кораблем. Разумеется, возникает вопрос о том, насколько реалистично изображен этот Джим у Стивенсона и имеют ли какое-либо отношение к реальности подобные герои.

Нам представляется, что этот образ весьма реалистичен. Ребенок-вундеркинд, сделанный таковым в силу инициированного извне ознакомления с сугубо взрослым кругом вопросов, поневоле сделавшихся и его собственным жизненным кругом — это тот же взрослый человек, с ясной головой, данной ему природой и развитой всеми этими заботами, продолжавшимися не один месяц и даже год, но только с недостаточным жизненным опытом, что ограничивает его возможность понять: может ли произойти какое-либо определенное событие, принципиально новое для него, — или же это совершенно исключено в еще недостаточно изученном мире взрослых?

Зато такой вундеркинд с перегруженной памятью, с постоянным размышлением о взрослых проблемах, в которые он погрузился, уже не имеет душевных и умственных возможностей для поддержания эффективных контактов с детьми-сверстниками.

Адольф Гитлер, покончивший по существу и со школьной учебой, и с церковной обрядностью, и с мальчишескими играми в войну, должен был оказаться начисто отрезан от своих ровесников.

Так оно и происходило.

Адольф Гитлер, похоронивший в начале 1903 года собственного отца, а затем весною того же года перешедший из родного дома на пансионное проживание со своими одноклассниками по реальному училищу, оказался в результате в глубочайшем духовном вакууме.

Тематики и мотивов для общения с окружающими катастрофическим образом не возникало никаких: «в реальном училище у него не было «ни друзей, ни приятелей», и в /…/ пансионе, где он жил вместе с пятью своими ровесниками, он тоже оставался чужим, замкнутым и сторонившимся остальных».[621]

«Ни один из пяти остальных обитателей пансиона, — вспоминал один из его бывших однокашников, — с ним так и не подружился. В то время как все мы, воспитанники учебного заведения, говорили друг другу «ты», он обращался к нам на «вы», и мы тоже говорили ему «вы» и даже не видели в этом ничего странного».[622]

К таким изумительным иллюстрациям добавлять нечего — более чудовищного одиночества в таком возрасте просто и быть не могло!

Это, заметим, относится к периоду непосредственно после смерти отца, постоянное общение с которым не просто скрашивало существование сына, но было, как мы уже достаточно ясно описывали, единственной формой интеллектуального бытия для юного Адольфа.

Обратим внимание и на то, что столь тяжелые отношения сложились у Адольфа с детьми, близкими к нему по социальному статусу, культуре и семейному образу жизни. Это были городские воспитанные и достаточно обеспеченные дети.

Легко представить себе, что еще более сложные и наверняка более неприязненные отношения должны были складываться у Адольфа с детьми в Шпитале. Эти и вовсе не были цивилизованной публикой, у них был собственный мир, отделенный от мира взрослых вообще, их родителей — в частности, но совершенно не соприкасающийся и с миром юного Адольфа Гитлера. Было бы просто невероятным, чтобы между ними могли возникнуть дружба и взаимопонимание!

Этого, конечно, и не случилось. Тогдашние ровесники Гитлера не смогли оставить своим детям, которых интенсивно опрашивали солидные историки середины ХХ века, включая Мазера, никаких позитивных впечатлений от собственного общения с юным Адольфом — это непреложный факт!

Но ведь детский мир — черно-белый; отсутствие в нем положительных эмоций почти всегда предполагает наличие отрицательных — если конкретный объект зрим и ощущается доступным и понятным. Следовательно, юный Гитлер должен был постоянно пребывать в Шпитале в откровенно враждебной мальчишеской среде — и она должна была доставлять ему невыразимые душевные муки.

Вот именно они-то, эти ребятишки, как нам представляется, и должны были создавать ему наиболее серьезные проблемы в Шпитале, а вовсе не престарелые дедушка с бабушкой!

Разумеется, там мог возникнуть и еще более непреодолимый альянс: дедушка с бабушкой могли подозревать городского внука в разных мерзостях — и настраивать против него своих деревенских внуков; последние же, которым гораздо легче было следить за своим двоюродным братцем и отравлять ему существование, также могли находить сочувствие и взаимопонимание со стороны стариков!

В результате Адольфу было не то что не до добычи клада, но просто унести ноги из Шпиталя должно было стать его единственным желанием!

Вот, очевидно, что на самом деле приостановило успешное развитие всей хитроумно задуманной Алоизом Гитлером операции по овладению сокровищами предков!

И Адольф Гитлер должен был теперь изыскивать выход из этого тупика, соответствующий не только возможностям своего незрелого возраста, но и собственной изощренной логике и воображению интригана, уже сумевшего оградить себя от физических расправ со стороны собственного папаши, а в перспективе способного обводить вокруг пальца почти любого встречного и поперечного.

Одиннадцати-двенадцатилетний Адольф должен был прекрасно понимать, что если обстановка в Шпитале существенно не изменится, то ни о какой добыче клада не может быть и речи.