Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

• Название: На рубеже веков. Дневник ректора
• Автор: Сергей Есин
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-94850-025-Х

Есин Сергей Николаевич — известный писатель, драматург и публицист. Его повести и романы: «Имитатор», «Мемуары сорокалетнего», «Р-78», «Типы», «Гладиатор», «Живем только два раза», «Бег в обратную сторону» широко известны читателям.

Его Дневники охватывают последние три года XX века. Здесь — жизнь страны, жизнь Литературного института им. А. М. Горького, ректором которого он является, жизнь самого автора и многих людей, его окружающих.

Напечатанные в «толстых» журналах дневники были востребованы читателями так же жадно, как и проза писателя.

---

Утром ездил по старому маршруту: музей викингов, о котором я уже писал. На этот раз показали еще художественный фильм, где современная массовка изображает чистенький и гладенький народец. Сам музей прелестный, очень наглядный, с прекрасными живыми картинами, врезающимися в память. С большим интересом рассматривал всякую древнюю инженерию и удивлялся человеческому уму, гению и рукам, которые в тех условиях, при минимуме инструментов, но максимуме времени, так интересно строили. Меня поразило устройство корабля викингов. Вот это бесстрашие! А где же они спали? Где они кухарили? Как, наконец, в этом крошечном суденышке отправляли естественные надобности? Но, как всегда, больше всего меня опять поразил этот пологий холм с валунами, ограничивающими место кремаций или захоронений; с баранами, неторопливо выщипывающими до газона всю траву на холме. А небушко все такое же милое и прозрачное, как и тысячу лет назад.

В этот раз я город смотрю интереснее и подробнее, чем раньше. Были еще в историческом музее, в центре города. Привлекла внимание отличная коллекция прикладного стекла и выставленный в одном из залов катафалк XVII века. Гид, молодая девушка, музей знает очень плохо, в частности, не знает портреты. Похоже, что наши студенты по истории Европы готовы получше. Из экспонатов еще отмечу обстановку комнаты богатого купца, которая перенесена целиком из XVII века: и резной шкаф, и стены, и огромный стол с цельной дубовой столешницей.

В разделе каменного века, за стеклом кости 40-летней женщины. Она лежит на боку в неудобной позе, у шеи рассыпалась горсть бус. Этот «экспонат» просматривается со всех четырех этажей. Господи, ведь живая была душа… Ну почему надо кощунствовать из-за любознательности? Почти у всех наших ребят появились подобные мысли.

Со стороны узенькой улочки, идущей боком к центру, вошли в какое-то здание. Гид открыла своим ключом дверь и рассказала историю. Это бар, который помещается в комнатах гильдии или некоего собрания, организованного еще Христианом V перед войной. Тем временем мы спустились по очень узкой лестнице и долго шли длинными коридорами, справа и слева там находились подсобные помещения: кухни и посудомойки. Когда в город вошли немцы, то они не миновали этот бар, и хозяину это очень не понравилось. Тогда, чтобы не иметь случайных посетителей, он раздал всем своим постоянным клиентам ключи от запасного входа и закрыл парадный. В огромном подвале мы увидели массу людей и пустое кресло-трон, на котором когда-то восседал Христиан V. А гид сказала, что действует какой-то международный клуб, в который входят все члены королевской фамилии и крупнейшие международные деятели, в том числе и Клинтон; так вот, всем им при вступлении дают такой ключик от тайного хода.

Вечером были на премьере «Ромео и Джульетты» в местном театре. Шел туда с предубеждением. И когда вошел в зрительный зал и на сцене увидел земной шар, окруженный со всех сторон (на заднике — тоже кресла) креслами для зрителей, и отца Лоренцо, занимающегося химией — опрыскивающего сад (подобные этюды по школе Станиславского делают лучше), и кормилицу условно сеющую так же на кладбище, на земном шаре, цветы и пропалывающую сорняки, — предубеждение усилилось. Но все оказалось очень интересно. Все молодо. Лучше всего играл Меркуцио — здесь какой-то чудесный и сильный образ. Из молодой части труппы все были хороши, все нерассироплены, и даже Ромео и Джульетта не сладкозвучные оперные красавчики — современные хохочущие люди. Очень удачные костюмы Монтекки и Капулетти, в сером или черном. Как бы две породы мышей. Трагедия не влюбленных интеллектуалов, а просто двух молодых, переполненных силой людей. Я почему-то представил себе команду актеров, работавших под руководством Шекспира над пьесой: «А теперь, ребята, надо наполнить чем-нибудь поинтересней саму любовную сцену…»

Ольборгский театр не описываю, билеты очень дорогие, мой на третий ряд стоил около 140 крон. Лампы сверкали. Вместо билетеров — молодые, в униформе, ребята. Программки бесплатно выдают при входе. Публика в основном местно-сановного разлива. Дамы в драгоценностях, с прическами, одетые «на выход». Праздничный, штучный характер происходящего подчеркивается и тем, что в антракте все пьют из бокалов красное вино и шампанское. Уютная, не столичная, роскошь. Но доконали меня писсуары в туалете: они еще не виданной мною конструкции из нержавеющей стали. Похожие на мойки в московских кухнях.

Перевозбужденный раздумьями о том, как мне закончить главу о Шушенском — об этом я, естественно, думал и под аккомпанемент датской речи на спектакле, — я долго не мог заснуть. Включил телевизор «на шелест», и вдруг — такая беззастенчивая и гнусная порнография, с такой страстью актеры лижут и сосут, что еще долго и долго не спал, а разглядывал происходящее как невиданную этнографию. Интересно, не скрою, но лучше — не надо.

30 января, суббота.

На пароходе встретил двух русских девушек, лет по семнадцати. Они выглядели вполне благовоспитанными и щебетали у меня за спиной, не зная, кто я такой, по-русски, потом одна, что-то открывая, чуть меня подтолкнула и сразу же грубым голосом сказала другой: «Вот, мужика какого-то зацепила». Потом разговорились. Одна из Польши, мама вышла замуж за датчанина, и теперь девица живет здесь. Вторая — родственница из Киева. Здесь уже месяц. Ради нее и совершается это путешествие; поездят по Гетеборгу — и по домам. Будет отчет, что были. Обеим скучно. Спросили меня, что можно увидеть в Гетеборге и открыты ли там по субботам магазины.

Позже, когда я работал за компьютером, та, которая из Киева, прошлась по залу, томно поводя очами. Она была в модной у нас обуви на платформе. Но весь ее несчастный и вульгарный вид говорил: «Видите, какая я модная, почему же вы, ребята, не oглядываетесь на меня. Я готова на все: остаться, выйти замуж…»

И поездку на пароме до Гетеборга, и поездку от Гетеборга — это 400 километров или около — не описываю: все как и в прошлый раз, лишь пейзаж чуть другой, более гористый, а очертания деревьев и сосны напоминают Лапландию. Из увиденного хочу отметить дорогу, прекрасную, почти всю освещенную стоячими фонарями. В связи с этим вспомнил наше Киевское шоссе — светло лишь до Внукова-2, правительственного аэропорта, а дальше начинается глубокая провинция. Поразили и несколько бесконечных тоннелей перед Осло, все сделано из норвежских материалов и норвежскими руками. Деньги остались в стране. Это не наши порядки: со всего нового строительства в Москве деньги утекают. А спрашивается, что, наши, если по-настоящему платить, не могут? Могут. Но с чужих легче взять взятку и перевести деньги за границу.

В пути Л. А. слишком экономит, мне приходится, хотя и жалко, тратиться, я, все же, ректор. Беру какие-то кусочки пирога и пытаюсь ими угостить и Людмилу Артемовну, она — ни в какую. Пол везет нас на новой машине, прекрасно и славно работающем «ниссане». Она ему обошлась в 40 тысяч долларов. Это его годовая зарплата. Моя годовая зарплата — около двух тысяч долларов. Значит, работая полтора года и ничего не покупая, я смог бы купить себе «жигули». Следовательно, живем почти одинаково, просто у нас разные стандарты.

31 января, воскресенье.

Осло. Главное: вечером пришел друг Пола, директор частной школы, и позвал всех в какой-то очень дорогой ресторан. Потом мне рассказывали, что там кормили камбалой немыслимого вкуса и дороговизны. Чуть ли не по 50 долларов за порцию. Я мужественно не пошел и долго сидел в номере над романом. Глава почти окончена, теперь боюсь за компьютер, как бы чего с ним не случилось. Отказ от ресторана — это мое главное достижение.

Утром посетили сразу четыре музея, находящиеся рядом. Там все то, о чем я много читал в своей юности, но никогда не мечтал увидеть. Это «Фрам», судно Фритьофа Нансена. Плот «Кон-Тики», на котором в 1947 году Тур Хейердал пересек Тихий океан от Перу до Полинезии, лодка из папируса «Ра-2», которая с тем же путешественником прошла через Атлантику: от Марокко до Барбадоса. В соседнем музее стояли черные корабли викингов. Это просто низенькие лодочки, на которых тоже ходили чуть ли не до Америки. Когда представляешь реальную жизнь на этих кораблях, волосы встают дыбом. Чего стоит только подводная часть — это тоже показывают — «Кон-Тики». Когда-то я зачитывался Туром Хейердалом, помню знаменитую фразу из его воспоминаний: путешественники поднырнули под дно плота и увидели — это уже в океане, — что бревна в своих веревочных «упряжках» «ходят». Как ненадежен был барьер, отделяющий жизнь от смерти! Великолепной чертой норвежских музеев является их стремление включить человека в показ. «Фрам» можно весь обойти, полазить по его трюмам, походить по капитанскому мостику. Через вставленные в двери кают окна увидеть, как все тогда было. Допотопное оборудование, корабельный двигатель внутреннего сгорания. Тут же — огромный запасной вал. Одиннадцать или двенадцать человек на корабле — и несколько лет этот корабль, вмерзший в лед, как орех, дрейфовал по Ледовитому океану от Аляски, вдоль всей Сибири и почти всей Европейской части. Вот так строятся великие жизни и делаются великие открытия. В носовом трюме через громкоговоритель транслируется запись океана: он рядом, постоянный тонкий вой. За тонкой деревянной стенкой лютует невероятной силы стихия. В корабле ни одного иллюминатора. Темная коробка для тараканов. Допотопное научное оборудование, при помощи которого сделаны огромные открытия. Это разное дело: ходить по судну, когда оно стоит под крышей в специальном ангаре, — и плыть на нем, вмерзнувшем в лед, в черную полярную ночь.