Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

• Название: На рубеже веков. Дневник ректора
• Автор: Сергей Есин
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-94850-025-Х

Есин Сергей Николаевич — известный писатель, драматург и публицист. Его повести и романы: «Имитатор», «Мемуары сорокалетнего», «Р-78», «Типы», «Гладиатор», «Живем только два раза», «Бег в обратную сторону» широко известны читателям.

Его Дневники охватывают последние три года XX века. Здесь — жизнь страны, жизнь Литературного института им. А. М. Горького, ректором которого он является, жизнь самого автора и многих людей, его окружающих.

Напечатанные в «толстых» журналах дневники были востребованы читателями так же жадно, как и проза писателя.

---

Очень интересно говорил об Алексееве Михалков, нарисовав боевой путь Михаила Николаевича. В смелости, отваге и мужестве последнему не откажешь, такая бездна орденов и даже две медали «За отвагу». Вспомнил Михалков и покойную Вангу, и ее с ним свидания; она видела как бы человека в окружении душ его близких.

Как всегда, интересно говорил Бондарев. Его главный тезис — это грандиозный расцвет советской литературы, ставшей в ХХ веке самой сильной литературой столетия. С этим трудно не согласиться. Он говорил об унижении этой литературы и ее читателя.

После Юрия Васильевича пришлось говорить мне. Литература не исчезла, она превратилась в литературу подпольную. Испорчен механизм восприятия и подачи ее читателю, но литература существует и живет по тем же законам. В качестве пожелания Алексееву я сказал: живите, пока можется, и пишите — пока хочется. Я говорил также о чувстве безграничного восхищения писателями старшего поколения. Но это действительно так, я невольно встаю, когда в дверь входит Михалков.

Напротив меня сидел Распутин, но я не дождался его выступления, потому что надо было уезжать в институт, а потом в общежитие. Как обостряется к старости жажда славы и быть единственным, как начинает точить пишущего человека ревность.

Вечером в большом зале ЦДЛ состоялся вечер Эдика Балашова, народа было не много. Я понимаю, что десять-пятнадцать лет назад получить Большой зал было невероятно. Мечталось, и вот теперь запоздалый реванш. Но надо рассчитывать свои силы. Очень хорошо какой-то парень из консерватории играл Шопена. По-другому, чем во времена моей юности, суховато, мелочно, будто в банке машинка считает купюры, с такой немыслимой виртуозностью, что возникало какое-то новое временное качество.

12 декабря, суббота.

Роман о Ленине дается мне так же трудно, как восходителю на Эверест каждый сантиметр подъема. У восходителя это уже в конце пути, а у меня — с первой страницы. Где же прежняя легкость и стремительность? Долго ли это сочинение будет пить из меня соки? Надо найти ход, чтобы все кончить на 17-м году.

Вечером был в театре у Т. Дорониной на спектакле «Мадам Александра». Мне определенно везет, это опять Ануй. Беда этого театра только в одном: нет больше в труппе актера или актрисы, на которой с такой магической силой сосредоточивалось бы внимание зрителей, как оно сосредоточивается на Дорониной. Я это чувствую по себе — все, что она говорит, как она ходит, поет, что бы она ни делала, мне все нравится. В спектакле есть сцена с «любимым поэтом». Поэт читает какие-то банальные фразы из своей пьесы, а актриса сразу их делает значительными и величественными. Так задумано. Но Доронина действительно любой текст может напитать жизнью. Есть ли в наше время еще актриса такой силы и мощи? Это совершенно правильно, что у нее свой театр, свой зритель, который любит и свою драматургию, и свою актрису. Так же, наверное, были устроены и великие театры Сары Бернар и Веры Комиссаржевской.

Веду внутренние диалоги с Лешей. Иногда мне кажется, что это какая-то чудовищная ошибка. Он ведь собирался жить долго. Но я знаю, это моя логика, а у него логика сегодняшней жизни, собачья.

13 декабря, воскресенье.

Потекли сопли, не выхожу весь день из дома, болею. Словно гранитную плиту, продвигаю по полстранички в день свое сочинение. Меня пугает, что в главе «Шушенское», где все поначалу мне было видно и ясно, отсутствуют подтексты.

Не делаем ли мы в своих дневниках телевизионные новости своими личными? Звонил Вартанов, опять звал делать рейтинг и жаловался, что авторов мало и подходящих он никак не найдет. В частности, говорили об Анатолии Гребневе, который, как всегда, хвалит свое чисто местное.

Показали скромный юбилей Солженицына в театре на Таганке. В связи с этим Любимов говорил о необходимости, по его мнению, запретить компартию и сравнивал ее с фашистской. Эти высказывания, как мне кажется, делаются как некоторые магические жесты, от отчаяния, как упреждающие: а вдруг вернутся? Но ведь если и вернутся, то ведь на другом уровне, и никому не нужно будет ждать, чтобы захрипели эти морщинистые шеи. Старички-шестидесятники любят еще говорить об этих страшилках коммунистического режима, потому что это темы их юношеских кухонных разговоров. Сейчас это уже никому не интересно.

Я не люблю Солженицына, потому что во всем, в любом его действии и жесте я вижу обдуманность и расчет. Вот он отказался от ордена Андрея Первозванного… Он, видите ли, не может принять орден: «От верховной власти, доведшей Россию до сегодняшнего состояния, я награду взять не могу». Это он прочел свое письмо, которое раньше отправил в администрацию президента. И все у него на бумажке, все зафиксировано, все припасено.

В «Независимой газете» на полосу напечатана статья Золотусского о Солженицыне. Надобно бы привести здесь пару точных цитат. Вообще-то, столкнулись два честолюбца, статья каждым своим абзацем вопиет: я не меньше!

Дело Лисовского — «Голосуй, а то проиграешь». На него наезжает налоговая полиция. Вчера он уже дал интервью, ни гу-гу о ящике из-под ксерокса. Паша Лобков сегодня треплет его пожестче. В Женеве освобожден Михась, вроде бы руководитель Солнцевской группировки. Вернулся в Москву и прошел через зал ВИПа.

15 декабря, вторник. Утром был на V съезде Земского движения. Писал ли я о том, что встретил Панину и признался ей, что, кажется, в свое время погорячился, когда вышел из движения, с треском хлопнув дверью. Убедила меня в этом и быстрая рокировка главных действующих лиц этой инициативы — вот, например, почти коммунист Попович стал чином в НДР, убедило меня в этом прекрасное выступление самой Паниной в Думе, где она протестовала против льгот для глянцевой прессы. И на этот раз она сделала блестящий и не по-женски умный доклад. В своих посылках она все дальше уходит в сторону социализма.

Пишу годовой рейтинг для «Труда»:

«Бесспорным завоеванием телевидения стала картина современных нравов. Какие были показаны люди, какие поразительные портреты. Какие невероятные сотрясали этот год скандалы, так освежающие нашу художественную действительность. Как был мужественен и предприимчив бритоголовый криминалитет, возбуждающий нашу телевизионную и многоканальную атмосферу. Какими телевидение оперировало именами! Япончик и Михась, Пиночет и Макашов, Кобзон и Лисовский. Сколько было торжественных похорон и высококачественных убийств. А нераскрытых преступлений!

Как увлекательно было следить за смешными наркокурьерами, незамысловато глотающими презервативы с наркотиками. Обхохочешься, когда милого дядю наркокурьера сажают на ночной горшок. Ха-ха-ха! Прилюдно и при дамах!

А реклама! Сколько новых замечательных речений и понятий. Хагинс и дирол без сахара! О, эта реклама, с крылышками и водоотталкивающими слоями, меняющая жизнь к лучшему и вселяющая в нас уверенность.

Мне, например, нравится, что совершенно исчез с экрана телевидения так называемый человек труда. Да и что он может сказать, этот тракторист или слесарь! Его вспоминают только оборванного и грязного, когда надо продемонстрировать пьяную Россию или разных оборванцев, сгрудившихся под красным зюгановским знаменем. И чего наш хорошо одетый лидер нашел в этих давно не мытых и не получавших пенсии стариках? То ли дело золотая картинка жизни, показанная нашим телевидением! Как длинноногие русские красавицы, демонстрирующие разнообразные моды от Зайцева и Юдашкина. Как уверенны и значительны наши молодые реформаторы, во главе с кудрявым, словно Фигаро, Немцовым. А как рассудителен и округл Сергей Владиленович, талантливо спустивший пирамиду ГКО и все наши сбережения под откос. А главный приватизатор и кормилец Чубайс, зажигающий дорогостоящее электричество в стране самых больших энергетических ресурсов в мире? Мне нравятся их такие милые и порядочные лица бескорыстно радеющих за родину людей.

Но картина будет не полной, если не вспомнить малахитовые кремлевские интерьеры и обновленную мебель в старинных залах. Ничего не поделаешь, большой монархический стиль эпохи. Все это создает прекрасное обрамление для деятельности нашего неувядаемого президента, о котором плохого ни полслова. Пусть плохо говорит о нем премьер телевизионного кремлевского балета Евгений Киселев, манипулирующий своими послушными рейтингами. Вот это прыжки, вот это вращения, вот это изящнейшие позы! И все в три четверти оборота к публике. О президенте — повторяю — ни одного легкомысленного слова. Он настойчиво и талантливо, как все простые люди, болеет и упорно и самоотверженно пересаживает свой квартет по новым местам, надеясь получить нужное звучание. Вот пересадит и переменит местами все окончательно, и тогда, наконец спокойно и чинно, мы заживем с пенсиями и зарплатой в свободном капиталистическом обществе».