Петр Краснов - Цесаревна

• Название: Цесаревна
• Автор: Петр Краснов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-270-01886-1

Генерал-лейтенант, атаман Войска Донского П.Н.Краснов известен и как писатель. В романе "Цесаревна" изображена Россия в период правления Анны Иоанновны, затем Анны Леопольдовны и Елизаветы Петровны (1709-1761), российской императрицы с 1741 года, дочери Петра Великого, возведенной на престол гвардией. В произведении также выведены многие государственные деятели того времени: граф, генерал-фельдмаршал Алексей Григорьевич Разумовский, графы братья Шуваловы, А.П.Бестужев-Рюмин, М.В.Ломоносов и другие.

---

Рита вернулась с разведки совсем замерзшая. Она была в Конном полку и там слышала, будто в крепости у гробницы Анны Иоанновны привидения кажутся.

— Так что даже, ваше высочество, часовые отказываются стоять.

Был нестерпимо жуток рассказ Риты в темной спальне, где по углам точно призраки шептались. Цесаревна поникла головой.

Мятется, видно, душа Анны Иоанновны, недовольна тем, что сотворила необдуманным своим письмом. Цесаревна вспомнила тот вечер, после охоты, когда разговаривала она с глазу на глаз с императрицей и та говорила ей, кто должен по-настоящему ей наследовать. Не идет ее душенька ко Господу, быть может, и по Бирону тоскует, не то ему она готовила… Мечется встревоженная душа по земле. Вот-вот и сюда явится.

Цесаревна нервно позвонила.

— Зажги свечи, — сказала она камер-медхен. — Не догадаются петые дуры, что цесаревна в темноте сидит.

— Ваше высочество не приказывали…

— Точно что не приказывала… А ты догадайся спросить… Подумай о том, кому служишь?..

Но и свет канделябров не разогнал призраков из темных углов. Постель казалась страшной. Стало ясно: надвигающаяся ночь не может быть обычной.

В одиннадцать часов вечера, как накануне было условлено, собрались заговорщики. Приехал в парных санях камергер Михаил Илларионович Воронцов и привез мешок серебряных рублей, полученных за драгоценности цесаревны, пришли из своих помещений Лесток, Разумовский, Шувалов и Грюнштейн.

Надо было что-то начинать. Цесаревна не могла решиться, да и не знала, как и что надо делать. Сидели в маленькой гостиной и молчали. Разговор не вязался. Около полуночи цесаревне доложили, что к ней потаенно пришли семь гренадер Преображенского полка. Цесаревна приказала ввести их к себе.

В синих епанчах, ветром подбитых, на рыбьем меху шитых, озябшие на морозе гренадеры несмело вошли в изящный салон цесаревны. В комнате сразу стало холодно от их громадных ознобленных тел.

Старый гренадер Нескородев, детей которого цесаревна когда-то крестила, поклонился ей в ноги и, дыша прокисшим табачным солдатским смрадом, стал говорить:

— Всемилостивейшая государыня, изволишь ныне видеть сама неблагополучие над собой и всей Россией. Где попечение и сожаление отечества и чад своих? Нас заутра высылают в поход, и где сыщем потопающих в волнах защищение? Помилуй, не оставь нас в сиротстве, но защити материнским своим соизволением оного намерения.

Цесаревна молчала. Ее грудь высоко вздымалась. Она нагнулась и подняла гренадера с колен.

— Что у тебя, Нескородев, я в позапрошлом году крестила дочку, — ласково сказала она.

— Так точно, матушка… Лизаветой в твое поминание назвали… Ныне вот расставаться с ней припадает.

По лицу солдата потекли слезы. Кругом заговорили. Гренадеры осмелели.

— В эстакой мороз выступать…

— Познобимся, матушка… Погляди на наши епанчи… Как есть не во что закутать грешное тело от мороза лютого.

— А как выступим, на кого обопрешься, матушка?..

И тебя заедят немцы.

— «Эхи» какие по городу ходят: преображенцев для того ради убирают, чтоб с матушкой расправиться.

— Постойте, братцы… Когда Бог явит в сей деснице милость свою нам и всей России, то не забуду верности вашей, а ныне подите и соберите роту во всякой готовности и тихости, а я сама тотчас за вами последую.

Она обернулась к заговорщикам.

— Камрады, — сказала она, — следуйте за мной. Разумовский подошел к ней с кирасой в руках.

— Ваше высочество, извольте надеть… Мало ли что… Не ровен час…

Она не возражала. Вдруг точно какое-то откровение свыше снизошло на нее. Она преодолела — и уже совсем — свою слабость, и мужество ее отца вошло в нее. Молча дала она надеть на себя кирасирские латы, поверх обычного выходного платья надела шляпу, накинула шубу и пошла к дверям.

— Братцы, — сказала она солдатам. — Я иду к вам. Делайте, что сказала.

— Милости просим, матушка.

Цесаревна села в сани Воронцова и приказала шагом ехать в избы Преображенского полка. Гренадеры шли за нею.

Был час ночи.

В шубе наопашь поверх стальной кирасы, с офицерской тростью в руке цесаревна подошла к дверям преображенской светлицы и толкнула их. Со скрипом откинулась дверь с блоком на кирпиче, и цесаревна вошла в смрадную, темную казарму. Ночник тускло освещал ее. В глубине у образа теплилась одинокая лампада. У стены в пирамиде стояли мушкеты с примкнутыми багинетами. Патронные сумки и блестящие тусклой медью гренадерские шапки висели на колышках над спящими людьми. Очередной встрепенулся при ее входе, несколько сонных фигур в одном белье поднялись с нар. Грюнштейн опередил цесаревну и звонко крикнул:

— Слушай!.. Встать!.. К нам пожаловала государыня цесаревна!

Тут, там засветились о ночник фитили, загорелись свечи, солдаты поспешно одевались и сбегались к цесаревне, остановившейся у пирамиды с ружьями. Барабанщик схватил барабан и палки, но Лесток подбежал к нему и ножом пропорол барабанную кожу.

— Тихо, — крикнул Воронцов, — без шума!

В слабо освещенной казарме были слышны только шепотом сказанные кем-нибудь из гренадер слова и шум торопливо одевающихся людей. Толпа около цесаревны росла. Наконец солдаты построились, и наступила томительная тишина ожидания.

Зачем в ночной, поздний час пришла к ним их любимая цесаревна?..

— Ребята, — громко сказала Елизавета Петровна, и сочен и полон был звук ее голоса. Искра Петра Великого вспыхнула в ней ярким огнем, и пламя его опалило солдат. — Ребята, вы знаете меня!.. Вы знаете, чья я дочь!.. Следуйте за мной…

— Матушка, — раздались голоса из фронта, — мы на все для тебя готовы. Мы их всех до одного убьем.

Цесаревна подняла руку.

— Если вы будете так поступать, я не пойду с вами.

Слушайтесь меня…

Солдаты разобрали мушкеты и стали выходить за цесаревной во двор и строиться.

— Надо послать предупредить другие полки, — сказал

Воронцов капралу.

— Зараз исполним.

Несколько солдат были посланы в казармы Конного полка и привели оттуда десятка два поседланных лошадей.

Цесаревна приказала скакать по полкам и сообщить, чтобы все полки немедленно собирались к Зимнему дворцу.

Все у нее теперь было продумано, и никаких не было колебаний. В морозной ночи вдоль казарменных изб выстраивались гренадерские роты Преображенского полка. Слышались команды сержантов и капралов:

— Слушай!.. Равняйсь!.. По порядку рассчитайсь!..

Триста гренадер был весь ее отряд. Цесаревна приказала разделить его на части и без шума отправиться в разные места города для ареста тех, кто мог бы ей помешать. Она стояла в глубоком снегу подле саней и отдавала приказания Воронцову.

— Фельдмаршала Миниха в первую очередь… Отряд побольше: может быть учинено сопротивление… Графа Остермана… Наверно, больным скажется… Молодого графа Миниха… Графа Головкина, барона Менгдена… графа Левенвольда… Пока и достаточно… Там дальше видно будет. — Цесаревна обернулась к Разумовскому. — Алексей Григорьевич, распорядись, пожалуй, трое парных саней сейчас подать к Зимнему дворцу для отвоза арестованных. Солдаты заряжали ружья. Капралы раздавали гранаты. Отряд за отрядом в молчании и тишине расходились со двора. Ни один штык не брякнул. Мерно скрипел снег под тяжелыми башмаками.

Цесаревна вышла на улицу. За ней ехали сани и шли оставшиеся после рассылки отрядов двадцать гренадер. Она смотрела, как в прямой и широкой улице с редкими масляными фонарями в ночном морозном тумане скрывались, точно тая, отряды.

— Давай, — сказала она кучеру и села в сани. Против нее сели Воронцов и Лесток, сани тронулись, гренадеры беглым шагом следовали за ними. Они проехали Литейный, свернули на перспективу, и, когда пересекли Луговую и выехали на площадь Зимнего дворца, цесаревна приказала остановить сани и вышла на снег.

Она сама поведет во дворец своих преображенцев.

XX

Неслышною поступью шествовала над Петербургом ноябрьская ночь. У Невы мороз был сильнее — Нева становилась. Мутными очертаниями, черным силуэтом вырисовывался на темном небе дворец. Лишь ночники да лампады горели по его покоям. Только внизу, у кордегардии тремя желтыми яркими квадратами светились окна караула. Цесаревна шла ко дворцу. Ее маленькие ножки тонули в снегу, юбки мешали скоро идти, фижмы колыхались над бедрами, тяжелая стальная кираса теснила грудь. Цесаревна не поспевала за солдатами. Гренадеры толпой следовали за ней. Они волновались, не зная, что их ожидает и как их примет караул. Они спешили, обгоняя цесаревну.

— Матушка, так не скоро, — сказал Нескородев, — надо торопиться.

Она прибавила шагу, но скорее идти не могла.

— Постой, матушка.

Солдатские руки сплелись, образуя как бы кресло, цесаревну подхватили, усадили на руки и быстро понесли к дворцу.