Петр Краснов - Амазонка пустыни

• Название: Амазонка пустыни
• Автор: Петр Краснов
• Издательство: Интелвак
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-93264-014-6

 В первую книгу сочинений Петра Николаевича Краснова (1869-1947), генерала, прозаика, публициста, представителя первой русской эмиграции, включены роман `Амазонка пустыни`, рассказывающий о приключениях на русской заставе в горах на границе с Китаем, и роман-утопия `За чертополохом`, повествующий о том, как группа русских эмигрантов отправились на поиски новой России. В книгу также включены отзывы эмигрантской печати о творчестве писателя. Во второй книге сочинений впервые в России публикуется роман П.Н.Краснова `Понять - простить`.

---

И Фанни поняла, что они другие люди. С другой ду-шой, с другими понятиями, взглядами, с другого филосо-фией. Может быть, они лучше ее, чище, проще, может быть, хуже, но друг друга они никогда не поймут.

XV

В эту ночь народилась молодая луна. И, когда солн-це начало заходить за горы, она выявилась на небе блед-ная, стыдливая и робкая, тонким серпом с рогами, подня-тыми кверху. А когда стало темнеть, она засеребрилась и стала сиять на синеве неба, точно оглядывая дремав-шую под ней землю. Загорелись волшебными огнями звезды, появился опрокинутый котел семи звезд Большой Медведицы, и над еле видными темной полосой горами Кунгей-Алатау выявилась яркая Полярная звезда. Стало тихо на посту. Угомонились усталые люди, полегли под навесом на коновязи лошади, сильнее зашумела Коль-джатка, и тихая ночь пустыни начала рассказывать веч-ную сказку мира, полную тайн, которую не каждому дано постигнуть и понять.

На веранде, обращенной на восток, был накрыт стол. На столе приветливо горели две свечи в лампионах, шу-мел маленький самовар и было наставлено все, что мож-но было наспех достать и сготовить. Все были голодны. Иван Павлович и Аничков третьи сутки питались чаем да сухарями с салом. Фанни тоже почти ничего не ела. Не до еды ей было.

Иван Павлович медленными глотками допил вторую свою громадную чашку и просительно посмотрел на Фанни.

— Налить еще? — спросила она.

— Да ведь совестно. Написано-то «Пей другую», а это уже третья будет.

— Ну что за счеты.

Но воды в самоваре не оказалось, и позвали Запева-лова, чтобы он снова поставил самовар.

— Ну расскажите же нам подробно, Фанни, о всем, что произошло на посту после моего отъезда, — ласково сказал Иван Павлович.

С края стола сидел Аничков, и Фанни чувствовала на себе пристальный взгляд его зорких глаз, и было ей почему-то неловко. Ей хотелось хвастать, но в присут-ствии Аничкова погасал ее задор, и она начала робко и смущенно:

— Вы уехали… Мне стало так скучно, так обидно. Я так на вас разозлилась, что вы меня не взяли. Казаки скрылись за горами, а я все стояла у ворот и смотрела. Стало темно. Появились звезды. Я хотела идти домой. Но тут я заметила, что у ворот не было казака. Всегда стоял, а теперь нет. Я пошла на пост. Заглянула в казарму. При свете лампочки увидала, что девять казаков крепко спят на нарах. Десятого не было, я сообразила, что он на по-сту, на тропе, на китайской границе, а у ворот никого.

— Ах я, телятина! — воскликнул Иван Павлович. — Учись, Николай! Век живи, век учись, и все-таки умрешь дураком. Ведь если бы не Феодосия Николаевна, — быть бы Кольджатскому посту всему перерезанному.

— Мал гарнизон оставил, — примирительно сказал Аничков.

— Ну, говорите, говорите дальше. Простите, что пе-ребил, — сказал Иван Павлович.

— Да… Ну, я пошла к Царанке. Он возился при ло-шадях. И решили мы караулить по очереди вдвоем. По четыре часа. Я села у ворот и просидела свою смену. Было хорошо. Я чувствовала, что и я нужна и я вам помо-гаю… Первая ночь прошла спокойно… Днем мы просили казаков посматривать в эту сторону, но я, как и обеща-ла вам, никуда не уезжала.

— И отлично сделали, — вставил Иван Павлович.

— Вторая ночь прошла так же тихо. Ночью у нас шел дождь со снегом, а что делалось там наверху, в горах, и особенно у Божьего трона, страшно и подумать. Там небо было черно, непрерывно сверкала молния, прорезав-шая небо длинными зигзагами, но грома слышно не было, и от этого было еще страшнее. Я промокла и продрогла, и днем мне нездоровилось, и я, стыдно сказать, валялась в постели.

— Бедная Фанни, — вырвалось у Ивана Павловича.

— Наступила третья ночь. Небо было после вчераш-ней грозы удивительно чистое. Точно вымыло его дождем и выскоблило молниями. Тихо было, как никогда. Коль-джатка, правда, шумела больше обыкновенного, но к ее шуму я так привыкла, что совсем его не замечала. Около полуночи я услышала в камнях, недалеко от поста, шорох и голоса. Камень сорвался и упал. Я разбудила Царанку. Он лег на землю и долго слушал. «Сюда идут, — сказал он. — Много идет». — «Это наши», — сказала я. Он опять долго слушал и потом сказал: «Нет, не наши… Кирги-зы… по-киргизски говорят»… Мы решили разбудить ка-заков…

— Экий вы молодчина, Феодосия Николаевна, — сказал Аничков, — это не всякий бы офицер догадался.

Фанни зарделась от этой похвалы.

— Казаки живо встали, разобрали винтовки и распо-ложились за камнями, скалами и забором, что у конюш-ни. Но нас было так мало! Около часа ночи вдруг шагах в двухстах от нас раздался душераздирающий вой, и мы увидали бегущих на нас толпой людей. Мне показалось, что их страшно много…

Фанни замолчала.

— Ну что же дальше? — спросил Иван Павлович.

— Я так растерялась… — пробормотала смущенно Фанни. — Винтовка выпала у меня из рук. Я хотела бе-жать, но ноги не повиновались мне. Я вся стала какая-то мягкая. Было как во сне, как в кошмаре. Я готова была плакать и истерично кричать. Но тут затрещали спокой-ные и уверенные выстрелы казаков, и толпа так же стре-мительно бросилась назад.

— Да, они этого не любят! — сказал Аничков. — Уз-наю наших сибиряков. И стреляли, должно быть, беспо-добно.

— Несколько мгновений, — продолжала рассказы-вать Фанни, — было тихо. Слышно было, как отбегали люди, сыпались камни да резко стучали наши винтовки. Но вскоре по камням начали вспыхивать огоньки выстре-лов, и над нашими головами со свистом стали проносить-ся пули. Казаки не стреляли. Было ужасно страшно. Мне казалось, что эти пули нас всех перебьют. Я собралась с духом, подползла к казаку и спросила, почему они не стреляют. «А для чего же стрелять-то? — отвечал ка-зак. — Темно, да и они далеко. Вишь, как пули поверху свистят. Зря патроны тратить? Их и так немного». Всю ночь с редкими перерывами трещали выстрелы и свиста-ли пули, но вреда от них никому не было, и я привыкла и успокоилась. С рассветом я увидала, что киргизы при-ближаются к нам, кое-где они стали хорошо видны, и ка-заки сейчас же открыли огонь. Я не стреляла. Не могла стрелять, — как бы оправдываясь, сказала Фанни. — Пробовала, но как только на мушке рисовалась челове-ческая фигура, у меня не хватало духа спустить курок. Но мне хотелось быть полезной. Пули уже не свистали, как ночью, а сильно щелкали, поднимая пыль и разбивая кам-ни, осколки от которых летели во все стороны. Раздава-лись стоны раненых. Они отползали назад, их надо было перевязывать, а фельдшера не было, он уехал с вами. Я принялась за это дело. Среди легко раненных был гелиографист Воропаев, он предложил связаться с Джар-кентом и просить помощи. Я знала, что это бесполезно. Ведь помощь из Джаркента пришла бы только на вторые сутки, но я решила хоть сообщить о нашей гибели. Каза-ки решили драться до последнего… Мы с Воропаевым ус-тановили станцию, и в самый разгар переговоров вдруг увидали, что наши лучи перебивают сверху лучи другой станции… Мы оглянулись. Яркая точка зеркала сверка-ла над нами… Это были вы. Мы стали передавать гелио-грамму… Пуля ранила вторично гелиографиста. Я хоте-ла хотя что-либо сделать, взялась за ручку… Другая пуля выбила аппарата из моих рук и разбила зеркало. Но глав-ное было передано. Я побежала сказать об этом казакам, и тут мы увидали, что осаждавшие нас бегут… Мы выпу-стили по ним последние патроны и кинулись седлать ло-шадей. Я захватила арканы и понеслась с Царанкою. Дальше я почти ничего не помню. Все было как в тумане. Я видела только человека на пегой лошади, который ска-кал впереди. Я вспомнила уроки отца и калмыков, пока-зывавших мне, как идти наперерез и как накидывать ар-кан, и я бросила петлю…

— И отлично попали, — восторженно сказал Анич-ков. — Мне надо будет поучиться у вас этому великолеп-ному искусству.

— Что же, довольны теперь? — спросил Иван Павлович.

— Ах, очень! — горячо ответила Фанни. — Еще бы! Ведь это приключение!

— А вы любите приключения? — спросил Аничков. Фанни не сразу ответила. Запевалов внес шипящий самовар, и она занялась разливанием чая.

— Я заварю свежий, — сказала она, — на границе Китая можно позволить себе эту роскошь.

Она налила чай Ивану Павловичу, Аничкову и себе и, отхлебнувши из чашки, долго, как завороженная, смот-рела в темноту ночи.

XVI

— Да, я люблю приключения, — сказала наконец Фанни, и ее большие серо-голубые глаза приняли мечта-тельное выражение. — Ведь надо знать и мою жизнь, и мое воспитание. Я училась в Петербурге, в гимназии. Рождество, Пасху и летние каникулы я проводила у отца на зимовнике, в степи, с калмыками. Матери я не помню. У меня было два мира — мир петербургских подруг, пе-тербургских вечеров и «приключений» и мир степи. Табу-ны, лошади, жеребята, овцы, калмыки, однообразная бес-конечная степь, горизонт, ничем не занятый, и тоже — приключения.

Иван Павлович и Аничков внимательно слушали Фанни, и Иван Павлович заметил, что она стала другая, новая. Серая кабардинская шапка была заломлена набок и плотно примята наверху, придавая ей вид мальчишки, серый армячок делал ее плечи шире и скрадывал грудь, но смотрела она серьезно, по-женски, и бесенок сорванца-мальчишки не играл огоньком в потемневших задумчи-вых глазах.