Саки - Ягдташ

• Название: Ягдташ
• Автор: Саки
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2005

Вниманию читателей предлагается сборник рассказов английского писателя Гектора Хью Манро (1870), более известного под псевдонимом Саки (который на фарси означает «виночерпий», «кравчий» и, по-видимому, заимствован из поэзии Омара Хайяма). Эдвардианская Англия, в которой выпало жить автору, предстает на страницах его прозы в оболочке неуловимо тонкого юмора, то и дело приоткрывающего гротескные, абсурдные, порой даже мистические стороны внешне обыденного и благополучного бытия. Родившийся в Бирме и погибший во время Первой мировой войны во Франции, писатель испытывал особую любовь к России, в которой прожил около трех лет и которая стала местом действия многих его произведений.

---

Саки Ягдташ

– Майор придет к чаю, – сказала миссис Хупингтон своей племяннице. – Только поставит лошадь в конюшню. Постарайся быть веселой и остроумной; бедняга мрачен как никогда.

Майор Пэллэби стал жертвой обстоятельств, над которыми был не властен; весьма плохо владел он и собою. Он взял место старшего егеря в Пекс-дейле, придя на смену необычайно популярному человеку, который нечестно повел себя и принужден был выйти из организационного комитета, в результате майор столкнулся с неприкрытой враждебностью со стороны по меньшей мере половины охотников, а отсутствие у него деликатности и дружелюбия привело к тому, что и другая половина воспылала к нему не лучшими чувствами. Дело кончилось тем, что число подписных взносов стало уменьшаться, лисы встречались все реже, зато силки попадались чаще. У майора были весьма основательные причины для мрачного настроения.

Вступая в ряды сторонников майора Пэллэби, миссис Хупингтон руководствовалась главным образом тем соображением, что ею было принято решение в скором времени выйти за него замуж. Против его печально известного нрава она поставила три тысячи в год, а то, что в перспективе он мог получить титул баронета, было решающим перевесом. Матримониальные планы майора не были к тому времени столь же хорошо разработаны, но в дом миссис Хупингтон он стал наведываться так часто, что его посещения уже вызывали толки.

– Вчера опять было мало охотников, – сказала миссис Хупингтон. – Не понимаю, почему бы тебе не взять с собой на охоту кого-нибудь из своих знакомых вместо этого бестолкового русского мальчика.

– Владимир не бестолков, – возразила племянница, – он один из самых веселых мальчиков, которых мне доводилось встречать. Вы только сравните его с одним из этих ваших неуклюжих…

– Но, моя дорогая Нора, он даже в седле не умеет держаться.

– Русские плохие наездники; но он хорошо стреляет.

– Да-да; но в кого он стреляет? Вчера он притащил домой в ягдташе дятла.

– Но он пристрелил еще и пару фазанов и несколько кроликов.

– Это не повод, чтобы и дятла класть вместе с ними.

– Иностранцы, в отличие от нас, не столь разборчивы в выборе трофеев. Великий князь более серьезно подходит к охоте на хищника, нежели мы к преследованию какого-нибудь пугала. Но я тем не менее дала понять Владимиру, что некоторые птицы унижают его достоинство охотника. А так как ему всего лишь девятнадцать лет, то, само собой разумеется, только к его достоинству и следует взывать.

Миссис Хупингтон неодобрительно фыркнула. Едва познакомившись с Владимиром, многие находили его приподнятое настроение заразительным, но хозяйка обладала иммунитетом против инфекции такого рода.

– Да вот, кажется, и он! – воскликнула она. – Пойду распоряжусь насчет чая. Мы сядем здесь, в холле. Развлеки майора, если он войдет прежде, чем я спущусь, и, главное, будь остроумной.

Нора зависела от доброго расположения своей тетушки, которое скрашивало ей жизнь, и ощущала некоторую неловкость оттого, что русский юноша, которого она пригласила, чтобы внести разнообразие в монотонность деревенской жизни, не производил хорошего впечатления. Вместе с тем этот юный джентльмен вообще не видел за собою недостатков. Он ворвался в холл; вид у него был утомленный, но определенно радостный; костюм его был слегка помят.

– Отгадай, что у меня в ягдташе, – вопросил он.

– Фазаны, дятлы, кролики, – высказала предположение Нора.

– Нет, большой зверь. Не знаю, как он называется по-английски. Коричневый, с темным хвостом.

Нора переменилась в лице.

– Он живет на дереве и ест орехи? – спросила она, надеясь, что прилагательное «большой» – всего лишь преувеличение.

Владимир рассмеялся.

– Нет, не белка.

– Плавает и питается рыбой? – спросила Нора, моля Бога, чтобы этим зверем оказалась выдра.

– Нет, – сказал Владимир, развязывая ягдташ. – Он живет в лесу и ест кроликов и цыплят.

Нора неожиданно опустилась в кресло и закрыла лицо руками.

– Боже милостивый! – простонала она. – Он убил лису!

Владимир в ужасе смотрел на нее. Она сбивчиво пыталась объяснить ему, что он совершил нечто непоправимое. Юноша ничего не понимал, но был явно встревожен.

– Спрячь, спрячь же ее! – взволнованно говорила Нора. – Тетушка и майор войдут сюда с минуты на минуту. Брось сумку на шкаф, там они ее не увидят.

Владимир тотчас же бросил ягдташ, но одна из лямок зацепилась в полете за оленьи рога на стене, и сумка вместе со своей страшной ношей повисла как раз над тем местом, где скоро собирались пить чаи. В ту же минуту в комнату вошли миссис Хупингтон и майор.

– Майор собирается завтра осмотреть наши норы, – объявила дама с явно довольным видом. – Смайдерс уверен, что сможет показать, на что способен; он утверждает, будто три раза на этой неделе видел лису в зарослях орешника.

– Посмотрим, посмотрим, – задумчиво проговорил майор. – Надо бы мне положить конец череде этих неудачных дней. То и дело слышишь, будто лиса поселилась навечно в какой-то норе, а явишься туда, ее и след простыл. Уверен, что лису пристрелили или же поймали в капкан в лесу леди Уидден в тот самый день, когда мы охотились на нее.

– Майор, если бы кто-то попытался проделать то же самое в моем лесу, то этому человеку не поздоровилось бы.

Нора автоматически приблизилась к чайному столику и принялась нервно поправлять салфетку под блюдом с сэндвичами. По одну сторону от нее сидел майор с мрачным выражением лица, по другую – Владимир с испуганным, жалким взором. А над ними висело это. Она не осмеливалась оторвать глаза от чайного столика, и ей казалось, что вот-вот сверху упадет капля лисьей крови и несмываемым пятном выступит на белоснежной скатерти. Тетушка знаками дала ей понять, чтобы она не забывала быть «остроумной», но до той минуты Нора была занята лишь тем, что пыталась скрыть свое смятение.

– Каковы ваши сегодняшние успехи? – неожиданно спросила миссис Хупингтон у обычно молчаливого Владимира.

– Да в общем-то… никакие, – отвечал юноша.

Сердце Норы замерло на какое-то время, а потом, будто всполошившись, ухнуло куда-то вниз.

– Пора бы уж и похвалиться чем-нибудь, – сказала хозяйка. – Что это вы все молчите? Или говорить буду только я одна?

– А когда Смайдерс видел эту лису в последний раз? – спросил майор.

– Вчера утром. Красивый самец, с темным пушистым хвостом, – поведала миссис Хупингтон.

– Ну и поохотимся же мы завтра на славу за этим хвостом, – сказал майор, просветлев на долю секунду.

Вслед за тем над столом повисло невеселое молчание, нарушаемое лишь унылым пережевыванием и звяканьем ложек, нервно укладываемых время от времени на блюдца. Какое-то разнообразие внес наконец фокстерьер миссис Хупингтон, занявший свободное кресло, откуда удобнее было рассматривать стоявшие на столе деликатесы. Потом он потянулся носом кверху, точно там было нечто более интересное, чем холодные пирожные.

– Что это его так заинтересовало? – произнесла хозяйка.

Собака меж тем сердито залаяла, сопровождая гавканье жалобным завыванием.

– Да это ведь ваш ягдташ, Владимир! – продолжала хозяйка. – Что это у вас там?

– Боже правый, – произнес майор, – а ведь запах-то довольно теплый!

И тут им обоим пришла на ум одна и та же мысль. Лица майора и миссис Хупингтон разом побагровели, и они одновременно вскричали в обвинительном порыве:

– Ты убил лису!

Нора поспешила смягчить вину Владимира в их глазах, но они едва ли ее слышали. Майор разразился потоком гневных слов; нечто подобное можно услышать от женщины, выбравшейся в город за покупками и утомившейся от бесчисленных примерок. Он проклинал судьбу и вообще все на свете, глубоко сочувствовал самому себе, но его сочувствие было слишком сильным, чтобы вызвать слезы; он осуждал всех тех, с кем приходилось иметь дела, оборачивавшиеся сущим наказанием, которому не было конца. Глядя на него, казалось, что если бы ему позволили в течение недели пользоваться услугами духа разрушения, то у того не нашлось бы времени заняться собственными делами. Промежутки между его криками отчаяния заполнялись жалобным речитативом миссис Хупингтон и пронзительным отрывистым гавканьем фокстерьера. Владимир, не понимая ни слова, крутил между пальцами сигарету и повторял про себя крепкое английское прилагательное, которым он давно и с удовольствием пополнил свой словарный запас. Ему вспоминался юноша из старинной русской сказки, который убил волшебную птицу, и это закончилось для него печально. Тем временем майор продолжал метаться по комнате, точно помещенный в тюремную камеру циклон. Неожиданно взгляд его упал на телефонный аппарат; он с ликованием ринулся к нему и, не теряя времени, позвонил секретарю, чтобы объявить о своей отставке с должности главного егеря. Слуга тем временем подвел его лошадь к крыльцу, и спустя несколько секунд жалобному речитативу миссис Хупингтон была предоставлена полная свобода. Но после выступления майора ее вокальных способностей оказалось недостаточно для достижения желаемого эффекта; это все равно что после оперы Вагнера слушать отдаленные раскаты грома. Осознав, очевидно, что ее стенания не помогают разрядить напряжения, она вдруг расплакалась вполне натурально и вслед за тем удалилась из комнаты; наступившая тишина оказалась едва ли не менее ужасной, чем суматоха, предшествовавшая ей.