Сергей Утченко - СОЦИАЛЬНОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ТЕРМИНА «OPTIMATES» У ЦИЦЕРОНА(статья).

• Название: СОЦИАЛЬНОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ТЕРМИНА «OPTIMATES» У ЦИЦЕРОНА(статья).
• Автор: Сергей Утченко
• Жанр: История

---

СОЦИАЛЬНОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ТЕРМИНА «OPTIMATES» У ЦИЦЕРОНА.

Текст приводится по изданию: «Древний мир: сборник статей в честь академика В.В. Струве». М., 1962. С. 627—635.

Широко распространенное в современной историографии представление о политической борьбе в Риме во II—I вв. до н.э. в значительной мере основывается на том, что признается наличие двух противостоящих политических группировок или партий — оптиматов и популяров. Общепринятая схема примерно такова: в ходе движения Гракхов или вскоре после его подавления складываются основные римские политические группировки (или партии), дальнейшее развитие политической жизни и событий рассматривается уже как проявление борьбы между этими партиями, т.е. оптиматами и популярами; наиболее яркими примерами партийной борьбы считаются: господство марианцев в Риме, гражданская война и диктатура Суллы, а по мнению некоторых исследователей, также и заговор Катилины. Причем оптиматы рассматриваются как партия нобилитета, сенатская партия, т.е. как партия правящих верхов, а популяры — как партия демократическая, оппозиционная.

Эта схема — иногда полностью, иногда частично — оказывается перенесенной и в труды большинства советских историков. Еще В.С. Сергеев писал, что после смерти Тиберия Гракха борьба велась между политически организованными группами или партиями — оптиматами, представлявшими интересы нобилитета, и популярами, организованным ядром сельского и городского плебса/

Подобную точку зрения разделяли и А.В. Мишулин и Н.А. Машкин. И хотя Н.А. Машкин в специальной работе считает нужным оговорить свое понимание существа политических партий в Риме, тем не менее и здесь он рассматривает оптиматов как партию аристократическую, а популяров как партию демократическую. По мнению С.И. Ковалева, названия «оптиматы» и «популяры» получили распространение примерно в период Югуртинской войны, причем название «оптиматы» применялось якобы «для обозначения нобилитета» и «популяры» — «для народной партии». Наиболее ярко вышеприведенная схема излагается В.Н. Дьяковым, для которого вся история политической борьбы в Риме, начиная с 30–х годов II в. до н.э., есть история борьбы популяров (т.е. римских демократов) и нобилитета, причем движение Гракхов трактуется как реформаторский период этой борьбы, марианское движение — как попытка установления военно–демократической диктатуры, правление Цинны — как победа «радикальных популяров» и, наконец, заговор Каталины — как последнее движение популяров (опять–таки радикальных!) в Риме.

Однако все эти конструкции — столь установившиеся и распространенные — оказываются, на наш взгляд, весьма шаткими при попытке найти для них опору в источниках. Для того чтобы показать всю сомнительность и непрочность обычной схемы расстановки сил на политической арене Рима, достаточно проанализировать хотя бы содержание понятия optimates. Последующее изложение представляет собой попытку такого анализа, причем необходимым его условием является стремление опереться на источники и отвлечься от всех позднейших конструкций.

Точная датировка появления термина optimates в Риме невозможна. Страсбургер лишь указывает на вероятность достаточно раннего возникновения этого понятия, ссылаясь на то, что идеал vir bonus был весьма древней «составной частью» этических воззрений римской знати. Однако термин optimates как таковой едва ли мог появиться ранее II в. до н.э. Слово optimates — в чем никто из исследователей не сомневается — является римским эквивалентом (переводом) греческого термина ἄριστοι, следовательно, оно скорее всего могло появиться в Риме только в период широкого проникновения греческих влияний. Косвенным подтверждением сравнительно недавнего, применительно ко времени Цицерона, возникновения и малого распространения термина optimates является тот факт, что этого термина совершенно не знает Саллюстий. Кроме того, термин даже в это время был недостаточно четким и определенным. Он обозначал «лучших», по всей вероятности без более детального определения или ограничения круга этих «лучших». Страсбургер абсолютно неправ, когда утверждает, что слово optimates было само собой понятно для каждого римлянина. Если бы это было так, то едва ли Цицерон в своей речи «Pro Sestio» вынужден был давать развернутое определение понятия. Кроме того, не следует упускать из виду — а это, к сожалению, обычно и происходит, — что Цицерон в этой речи развертывает свое определение optimates в ответ на вопрос и даже недоумение своего оппонента (Pro Sest., 96), что опять–таки не свидетельствует о четкости, точности и распространенности термина.

Бесспорным следует считать то обстоятельство, что до высказываний Цицерона по поводу значения термина optimates мы не имеем не только четких указаний на содержание этого понятия, но даже не встречаемся в наших источниках с самим термином. Первым (и единственным для I в. до н.э.) источником является, таким образом, Цицерон. Только он дает и определение и различные применения этого термина. Следовательно, при анализе содержания интересующего нас понятия optimates следует исходить из того, как понимал, определял и применял данный термин сам Цицерон.

Непредубежденное и объективное изучение речей, теоретических произведений, а также эпистолярного наследия Цицерона показывает, что он нигде никогда не употреблял термин optimates в смысле политической партии или группировки. Основное, главное и, если можно так выразиться, терминологическое употребление слова opimates целиком укладывается в понятие ἄριστοι.

Но что значит ἄριστοι для Цицерона? Это — лучшие, избранные «аристократы духа». Подобное воззрение на оптиматов (ἄριστοι) последовательно развито в «De republica». «При определении различных форм правления, — говорит Цицерон, — управление государственными делами вручается или одному, или некоторым избранным (delectis quibusdam), или всей массе. Поэтому если оно в руках одного, то такого одного мы называем царем, а форму такого государства царской. Если же оно в руках избранных (delectos), то такое государство считается управляемым благоусмотрением оптиматов (arbitrio optimatium)» (De rep., I, 42). Для управления оптиматов характерно господство разума, интеллекта. Несколько ниже Цицерон говорит — «Но выступают оптиматы, утверждая, что [их строй] лучше, так как разум (consilium) проявится в большей мере, если у кормила правления стоит не один, а несколько, так же как чувство справедливости и верности… Итак, цари привлекают нас милостью, оптиматы — разумом, народ — свободой…» (De rep., I, 55).

Но кто же эти «избранные», эти «аристократы духа», какими качествами следует обладать и каким требованиям удовлетворять, чтобы попасть в их круг? Цицерон сам ставит этот вопрос: «Как же определяется этот наилучший? — По его образованности, мастерству, излюбленному занятию?» «qui enim iudicatur iste optimus — doctrina, artibus, studiis?» (De rep., I, 50) и сам на него дает ответ, подчеркивая, что принадлежность к оптиматам определяется отнюдь не принадлежностью к тому или иному сословию, но дарованиями, доблестью, изучением государственного устройства (Pro Sest., 136—138). Эта характерная постановка вопроса и не менее характерный ответ уже вплотную подводят нас к знаменитому определению оптиматов и популяров в речи «Pro Sestio».

Хотя эго определение широко известно, ему не придавалось до сих пор надлежащего значения. Наоборот, оно некоторыми исследователями — на наш взгляд без каких бы то ни было серьезных оснований — берется под сомнение. Так, например Страсбургер пишет: «Это — вторичное истолкование, ретроспективно освещающее смысл термина» («Das ist eine secundäre Neudeutung durch Zurückgreifen auf den Wortsinn»). Подобное заявление тем более непонятно, что никакого «первичного» значения интересующего нас термина, засвидетельствованного источниками, никто из исследователей, в том числе и сам Страсбургер, указать не может.

В речи «Pro Sestio» Цицерон, отвечая, как известно, на прямо поставленный ему вопрос обвинителя, к какому «роду людей» принадлежат оптиматы (quas esset nostra natio optimatium), дает следующее определение. Всегда, говорит он, в нашем государстве было два рода людей, которые стремились к государственной деятельности и к выдающейся роли в ней; одни из них хотели считаться и быть популярами, другие — оптиматами. Те, чьи действия и высказывания приятны толпе, — популяры, те же, чьи действия и намерения встречают одобрение каждого достойного человека (ut sua consilia optimo cuique probarent), — оптиматы (Pro Sest., 96).

И далее в литературе идет единственное по своему значению и обстоятельности определение: число оптиматов неизмеримо; это — руководители государственного совета (principes consili publici), это те, кто следует их образу действий (qui eorum sectam sequuntur), это люди из важнейших сословий, которым открыт доступ в курию, это жители муниципиев и сельское население, это дельцы, это также и вольноотпущенники. Короче говоря, — это все те, кто не наносит вреда, не бесчестен по натуре, не необуздан и обладает нерасстроенным состоянием (Pro Sest., 97).