Ирвин Уильям - Дарвин и Гексли

• Название: Дарвин и Гексли
• Автор: Ирвин Уильям
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

В книге рассказывается о жизни и деятельности двух великих английских биологов: основателя эволюционной теории Чарлза Дарвина и крупнейшего борца за дарвинизм Томаса Гексли. Повествование основано на глубоком изучении документальных материалов и разворачивается на широком историческом фоне.

APES, ANGEIS, AND VICTORIANS

DARWIN, HUXLEY, AND EVOLUTION

William Irvine

Meridian Books

The World Publishing Company

Cleveland and New York

Fifth edition, 1967.

Послесловие И. А. Рапопорта

Примечания Е. Э. Казакевич

Художники Ю. Арндт, М. Папков

---

По тону «Наука и культура» — сочинение умеренное, по направленности — самое крайнее. Смысл его сводится к тому, что человеку полезнее знать свою среду, чем самого себя; что обобщенный, бесстрастный язык науки поведает ему об этике и человеческой природе гораздо лучше, нежели конкретный, взволнованный язык литературы; что наука уже сейчас дает больше гуманитарных знаний, чем сами гуманитарные дисциплины; что для западного общества классическая литература ни особой ясностью мысли, ни стратегически решающим положением не отличается.

Ответ Арнольда был достаточно красноречив. Выступив перед американской аудиторией в 1883 году на тему «Литература и наука», он отметил, что ученые имеют склонность не принимать в расчет человеческую природу. Они не соотносят знания с нашим чувством меры, чувством прекрасного. Они, по правде сказать, едва ли даже ощущают в этом надобность. Дарвину было довольно своей биологии и своих семейных привязанностей, а Фарадей пробавлялся сектантским благочестием. И все же не формулами едиными жив человек. Арнольд пошел дальше: он утверждал, будто волосатое четвероногое, которое, по теории Дарвина, со временем превратилось в человека, помимо «хвоста и ушей торчком», было еще наделено изначальной, непреходящей потребностью в греческом языке. В наши дни даже самые ревностные поборники классического образования едва ли отважатся так твердо на этом настаивать. Возможно, мудрость была на стороне Арнольда — будущее было за Гексли[237].

Гексли прекрасно отдавал себе отчет в том, что, если Англия собирается тягаться с такими странами, как Германия и Соединенные Штаты, ей нужна не только армия отлично подготовленных ученых, но и несметное войско технических специалистов. В 1877 году выступлением в «Институте и клубе для рабочих» он начал кампанию за техническое образование[238].

Речь «О техническом образовании» являет собой еще одно откровение тонкого политика. В ней сказано мало, но это немногое сказано с большим искусством и хитрым расчетом. Целью Гексли было, естественно, убедить рабочих, что им необходима какая-то научная подготовка. Он начинает с того, что все они, в сущности, ученые, а все ученые, в том числе и он сам, в сущности, ремесленники и кустари. И потому вынуждены терпеть высокомерное презрение знатоков изящной словесности и кабинетных мыслителей — тут он без зазрения совести нещадно ломает кости философии колесом практической пользы, чтобы такой ценой приобрести для науки малую толику демократических симпатий: «низменные потрошители обезьян и тараканов <вряд ли> могут надеяться войти в заоблачное царство чистой мысли». Он, как ни удивительно, умудряется к тому же завербовать английскую подозрительность по отношению к разуму на службу этому самому разуму. Большинству учащихся не следует позволять заниматься сверх меры, но есть среди них считанные единицы, для которых, сколько ни занимайся, все мало. Грубо говоря, на миллион человек приходится один гений, причем это может быть с равным успехом выходец и из рабочей среды, и из высших сословий. Такой человек для нации бесценен. Система образования должна быть построена по принципу политики духовного «laissez faire», дабы ничто не мешало гению проложить себе путь вперед. Само собой разумеется, что каждый паренек из рабочей семьи таскает в школьном ранце свой пробный камень.

Ну кто мог устоять перед такими речами? Движение за техническое образование неизбежно должно было разворачиваться вокруг Гексли. Он был вдохновителем и зачинщиком в правительственном ведомстве по науке и искусствам, которое уже проводило техническое обучение. Теперь он получил от богатой компании суконщиков предложение составить план дальнейших действий. Вскоре под его руководством был основан Институт Сити и Гильдий, который тратил двадцать пять тысяч фунтов в год, чтобы обеспечить людям надлежащее знакомство с основами наук, близких к тому или иному ремеслу. Как президент Королевского общества, Гексли с 1883 по 1885 год был членом Комитета гильдий и на этом посту снова оказывал мудрое и широкое влияние на созданный его руками институт.

Столь многочисленные и неисчерпаемые проявления политических способностей побудили еще одного человека — на сей раз члена парламента Джорджа Хауэлла — послать Гексли письмо с увещеваниями посвятить себя государственной деятельности. И опять Гексли ответил, что сможет добиться большего, оставаясь в стороне от политики, что его истинное стремление — содействовать науке и помогать людям помогать самим себе.

Последующие работы Гексли о вопросах образования почти целиком посвящены профессиональной и технической его стороне. Выступление «О связи биологических наук с медициной» (1881 год) представляет собой сжатый очерк истории медицинской мысли, в котором прослеживается, как над анимизмом, слепым продуктом метода проб и ошибок, постепенно восторжествовал своеобразный механизм. В его «Государстве и медицинской профессии» (1884 год) предлагаются нововведения, ряженные в старое платье, иными словами, в рамках уже действующих учебных заведений, построенных на старой основе, предлагается осуществить кое-какие новые, радикальные практические меры. Здесь, же между строк читается нежелание Гексли вверить образование государству в то время, как его может осуществлять независимая частная организация. Последнее его высказывание по этому поводу — речь о техническом образовании, с которой он выступил в 1887 году, — касается тех суровых обстоятельств, под нажимом которых совершается переворот в обучении. Тем, что Англия производит на собственной земле, ей не прокормиться. Следовательно, ей остается либо производить как можно более эффективно и продавать дешево, либо погибнуть. У нее нет иной надежды, кроме превосходства в технических и научных знаниях, и по мере того, как возрастает численность ее населения, должен возрастать и уровень этих знаний. У врат рая классического дилетантизма и идиллической неискушенности грозным стражем стоят с огненным мечом Мальтус. Лишь тот народ, который вооружен наукой, сможет выжить в подчиненном науке будущем.

17 ТРИУМФАЛЬНОЕ ШЕСТВИЕ

Осенью 1876 года Гексли представил миру последнее, решающее доказательство своих талантов и своего свободомыслия: он открыл Америку. Немногим из выдающихся европейцев, которые сделали то же самое, это открытие принесло так мало разочарований: Гексли был предельно вежлив, настроен сочувственно и, пожалуй, не слишком заинтересован. Для его внука, писателя Хаксли, знакомство с Америкой стало возможностью заглянуть в страшное будущее, для маститого деда оно стало лишь поводом к легкому изумлению и вылилось в подлинный триумф. Америка, со своей стороны, давно открыла Гексли. Неутомимый ратоборец правды и прогресса, живое воплощение рациональной энергии и нравственной силы, он был не просто великий европеец, а во сто крат лучше. Он был великий европеец с достоинствами американца, он был зеркалом, в котором американцы могли лицезреть себя в самом лестном освещении, и, надо сказать, пока он гостил у них, они были так поглощены собственным отражением, что почти не обращали внимания на свойства самого стекла. Он еще не доплыл до их берегов, а весь континент уже содрогался от грома приветственных рукоплесканий. Гексли был поражен и искренне тронут. Он ответил тем, что держался в точности так, как положено держаться знаменитости: говорил полные блеска речи, выражал признательность за горячий прием, произносил достопамятные слова по случаю достопамятных событий, а главное — был чужд этого непонятного, неблагодарного, этого извращенного обыкновения заезжих англичан изливать хулу, какая обнаружилась при созерцании Америки у Диккенса и миссис Троллоп[239].

Под натиском «радушия по-американски» со временем выявилось, что силы Гексли имеют предел. Так что если бы он и поддался уговорам посвятить себя политике, то, может статься, потерпел бы на этом поприще неудачу за неимением луженого желудка — во всяком случае, так утверждал Грант-Дафф.

Сперва Гексли задумал просто съездить повидаться с Лиззи, своей старшей сестрой и наперсницей своих юных лет, — она с мужем обосновалась в Теннесси. Но за несколько месяцев до его отъезда один американец, который назвал своего сына Томасом Гексли, прислал через Фредерика Гаррисона настораживающее известие: «Вся страна наэлектризована сообщением, что осенью нас посетит профессор Гексли. У нас ему окажут такой прием, какой не снился принцу Уэльскому со всеми его лордами, герцогами и прочей свитой». А вскоре после этого американское поклонение выразилось в весьма осязаемой форме: Гексли предложили сто фунтов за то, чтобы он выступил на торжественном открытии Университета Джонса Гопкинса.

После некоторых колебаний Гексли согласился выступить, но отверг вознаграждение. Будущий ректор университета, Дэниел Койт-Гилман, ему уже был знаком: им довелось встречаться у сэра Лодера Брайтона и еще на одном из веселых обедов серьезных членов «Икс-клуба». То был один из дальновидных янки, которые, вооружась твердой решимостью и миллионами, скупали в Европе самые светлые молодые умы. Гилман обратился к Гексли с просьбой указать ему подходящего биолога, и тот рекомендовал бывшего своего ассистента Г. У. Мартина, который впоследствии добился блестящих успехов, основав первую в Соединенных Штатах биологическую лабораторию и насаждая в ней методы своего патрона.