Павел Крусанов - Мертвый язык

• Название: Мертвый язык
• Автор: Павел Крусанов
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-01071-8

«Мертвый язык» — новый роман культового петербургского писателя. Мастерство и цветистость прозы, необычность сюжета, мягкий юмор и удивительный оптимизм — фирменные знаки этого признанного и любимого многими автора.

О чем этот роман? О любви и ненависти, о тщете желаний, о надежде и осознании ее иллюзорности, о мире, у которого вышел срок годности. Корни героев тоскуют по райской земле, но действительность катастрофична даже тогда, когда надевает маску благополучия и процветания. Попытки героев вернуть обществу зрелища статус реальности, вновь обратить клюквенный сок в горячую кровь, раз за разом терпят поражение. Но найденный ими «душ Ставрогина», природа которого так до конца и остается не постигнутой, дает им шанс в образе перволюдей вновь обрести эдем. Такая история. Надо сказать, довольно запутанная…

---

На подъезде к Новгороду дозаправились и договорились в первой же встреченной на пути приличной закусочной пообедать. Когда вновь выехали на шоссе, Катенька взглянула на указатель уровня топлива и поняла, что колонка-автомат не долила ей как минимум литров восемь. Катенька таких вещей не любила, но срывать досаду было не на ком, так что пришлось весь негатив похоронить в себе, а это вредно. Тарарам на своем агрегате тоже заметил недолив и подумал, что, пожалуй, за всю жизнь впервые сталкивается с такой последовательной чередой мелких гадостей. Не в его характере было придавать им значение, но выглядело все уж как-то слишком нарочито. Напрашивались подозрения на скверный знак и выбравшую их в игрушки чью-то злую волю.

Придорожное кафе «Как у мамы», пустое, с прохладным бетонным полом и сдвоенной будкой клозета во дворе, предложило холодный борщ, пирожки с рыбой и зразы. Еда оказалась вполне приличной, хотя мама, конечно же, денег с чад своих брать бы не стала. Впрочем, в своем компоте из вишни Егор обнаружил желудь. Чего-то ж все-таки это стоило.

— Надо было в Трегубове остановиться и курицу забрать, — сказала хозяйственная Катенька. — Все, что на дороге, принадлежит дороге. Ну и в каком-то смысле нам.

— Получается, что и мы принадлежим дороге, — продолжил мысль Егор. — И в каком-то смысле тем, кто на ней царит.

Вскоре, ведомые обжитой асфальтовой стезей, они пожалели, что поспешили с обедом: в поселке Крестцы по обе стороны шоссе за импровизированными прилавками стояли бойкие приветливые бабы, торгующие чаем из дымящих самоваров и румяными домашними пирожками. Картина выглядела очень аппетитно — поселок жил дорожным промыслом, и конкурентная борьба заставляла стряпух фантазировать. Не сговариваясь, путники проводили дымы сияющих серебряными боками самоваров вздохом.

Тревога и страх приманивают несчастья. Произнося слова о зависимости странников от пути и от тех, кто царит на нем, Егор не имел в виду ничего определенного, однако за Стуковьями «самурайку» вновь остановил невесть откуда взявшийся инспектор. На этот раз Тарарам, не стерпев мучительного дребезжания трактора с прицепом, тащившегося перед ним на тридцати, пошел на обгон и пересек сплошную линию разметки за десять метров до того, как та переходила в спасительный пунктир. Наряд ДПС, конечно же, ждал его тут как тут с объятьями. История с фантиками повторилась. На этот раз в машину Рома вернулся хмурый.

— Ничего себе таксу задрали, — проворчал он.

С ощущением сгущающейся вокруг них нехорошей тени, несущей не прохладу и отдохновение, а мрак, опасность и незримый ужас, отправились дальше.

— Организм бублимира распознал нас как инородное тело, — поделился с Егором догадкой Тарарам. — И теперь блокирует своими антителами, чтобы обезвредить, вытолкнуть вон, убить…

— Антитела бублимира — что это? — не понял аналогии Егор.

— Это обстоятельства, которые бывают безвредными, неприятными и убийственными.

— Я думал, ты приручил обстоятельства.

— Порой мне тоже так казалось, — признался Тарарам. — Но жизнь резко ставит нас на место.

Какое-то время слева, невдалеке, вдоль трассы тянулась железнодорожная ветка.

— Странно как, — поделилась чувствами Катенька. — Вот, бывает, видишь в новостях порешенных душегубами людей или, скажем, с моста упавших в автобусе — и ничего, мимо, а иной раз все в груди замирает и ком в горле давит, душит… Так жалко становится человечков, и неизвестных, и близких, живых покуда, — хоть плачь. И ни глянец веселенький уже не спасает, ни шоколадка, ни молитва, ни винчик…

— Смотри, — указала Настя на ползущий по насыпи состав.

Поезд вытянулся в бесконечный ряд заиндевевших, снежными искрами сияющих на солнце цистерн. А кругом — зелень и раскрывшиеся синие небеса. Необычное зрелище. «Жидкий азот, — подумала Катенька. — Или фреон какой-нибудь». Но сказать не успела.

— Зиму везут, — опередила ее Настя.

Поток машин на шоссе то слипался в длинный усталый хвост, то понемногу рассасывался, позволяя слегка притопить и почувствовать наконец себя на свободе. Внезапно идущих в связке «самурая» и «мазду» с грохотом обогнала бешеная фура, за которой гналась машина ДПС, мигающая двуцветным маячком и изрыгающая из громкокричалки решительные команды. Фура не слушалась и останавливаться не желала. Неприятные обстоятельства определенно грозили набрать критическую массу и обернуться чем-нибудь непоправимым. Почуяв это, в Новом Рахине Тарарам свернул с трассы налево, в глушь. Настя позвонила Егору и через него спросила Рому: «Куда?» — «Припадать к корням», — ответил Тарарам.

Миновали железнодорожный переезд. Дорога выглядела пустынной и тихой. Вокруг — кусты, поля, лесные дебри. Егор принялся с увлечением изучать соответствующую страницу атласа и по штурманской обязанности сообщил, что дальше Еваничей, похоже, «мазда» не пройдет, а если свернуть на Теребень, то по грунтовке, может, и сдюжит. Тарарам решил ехать в тупик, в Еваничи. Там разбить лагерь и заночевать. А дальше — видно будет.

Скоро асфальт закончился, сменившись выровненной грейдером грунтовкой, и Катенька подотстала, чтобы не глотать поднятую «самураем» пыль. Понемногу дорога пошла в гору, чередуя уступы с подъемами, так что по бокам и позади то и дело стали открываться чарующие виды. На вершине очередного подъема Тарарам встал и заглушил двигатель. «мазда» остановилась рядом. Вышли из машин, чтобы насладиться. Расстеленные до горизонта холмистые дали были подернуты легкой белесой дымкой, ложбины и глухие балки, заросшие темным, дремучим ельником, перемежались веселым разнотравьем лугов с пасущимися на них аистами, меж лугами текла светлая, ключами напоенная речка, там и сям по краю леса виднелись желтые полоски овсов — егеря охотхозяйств позаботились о медведях и кабаньих выводках. Не Швейцария — Россия, умиротворенная, родная. И вдруг — среди ясного неба гром. Невидимый самолет прошел звуковой барьер. Настя даже присела. Взвились с луга аисты. И следом — снова гром. Такой, что содрогнулись ели.

До Локотско ехали уже без остановок. На перекрестье двух деревенских улиц громоздились несколько старых, каменных, беленных мелом домов. В одном — магазин, в другом — черт знает что и, кажется, еще один магазин, в третьем, с «бычком» у крыльца и флагом на крыше, рулила волостная власть, а в четвертом — чуднóе дело — дремала на стеллажах, видимых за коваными решетками окон, библиотека. Все прочие строения вокруг были исполнены в сером кругляке, местами обитом вагонкой, и огорожены заборами. Вид у деревни был исторический, ветхий, но живой — по улицам брели бабы с детьми, а у магазинов стояло по паре машин и делились новостями люди. Проехавших мимо них «японцев» сельчане проводили долгим изучающим взглядом.

Дело шло к вечеру — пора было искать место для стойбища.

За живописными, расползшимися, как Рим, по нескольким холмам Еваничами дорога как-то сразу испортилась, превратившись из грейдерной грунтовки в разбитый глинистый проселок. Катенька слегка занервничала. Миновав замешенную в грязевую кашу коровьим стадом лужу, разлившуюся над уложенным в бетонную трубу ручьем, Тарарам увидел справа озеро и прибрежный луг, осадил машину и вышел на разведку. Егор и девицы отправились следом. Место было нехорошее — луг тоже оказался истоптан копытами, бугрист и вдобавок щедро унавожен лепешками. Ко всему на путников сразу набросились прикормленные слепни.

Проехали дальше, в заросшие лозняком и чахлыми деревцами поля. Взобрались на холм, увенчанный парой огромных косматых ветел и живописными руинами в виде трех полуосыпавшихся, затянутых быльем стен старинного красного кирпича. С холма снова увидели то же самое озеро. Здесь берег выглядел довольно приветливо и вполне доступно — к нему вела отворачивающая с проселка едва заметная в траве полевая дорога. Осмотревшись, решили разбить лагерь тут.

Пока Тарарам с Егором ставили палатки и надували матрасы, Настя с Катенькой отправились за хворостом. Возле красных развалин нашли большой каменный, крепко вросший в землю жернов. Девицы крикнули — позвали подивиться. Хорошая вещь, надежная, такую можно передавать по наследству. Бывалый Тарарам предложил перетащить жернов к лагерю, отмыть и устроить на нем разделочный стол. Сбегал за саперной лопаткой к машине, и минут через пятнадцать они с Егором, запыхавшись, прикатили жернов к старому кострищу у берега. Егор хромал — по пути глыба отдавила ему ногу.

Пока возились — купались, ломали хворост, разводили костер — по проселку туда и обратно проехал всего один нервный, баклажанового цвета «бычок», похожий на того, что стоял в Локотско у волостной управы. За день пути все понемногу устали, но усталость не давила, а была мягкой и приятной. Тревога ушла, вытесненная до поры из окрестного пространства безмятежностью и тишиной. Вокруг разливалось ничем не омраченное спокойствие — такое благостное, что девицам даже не досталось за раскладной столик. Небо на востоке потемнело, сделавшись густо-лиловым и бархатным; солнце наполовину скрылось за горизонтом, красиво высветив вдалеке, на западе, на фоне золотистой закатной полоски контуры разбросанных по холмам еваничевских изб. Рядом с одним из домов на высокой жердине зажегся фонарь. Как-то разом обнаглели комары.