Иван Пущин - Записки о Пушкине. Письма

• Название: Записки о Пушкине. Письма
• Автор: Иван Пущин
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1956

Талантливых натур среди декабристов было много, и Пущин по праву заслужил эту характеристику. Он был и талантливой натурой, и замечательным общественным деятелем, и стойким убежденным участником революционного движения 20-х годов XIX столетия.

Первый друг А. С. Пушкина, он оставил в нашей мемуарной литературе такое ценное наследство, как Записки – обстоятельный и достоверный документ для характеристики Пушкина-лицеиста.

В настоящем издании, кроме Записок, помещено 256 писем И. И. Пущина. До последнего времени их выявлено около семисот. Больше двух третей из общего числа печатаемых писем относится к тридцатилетнему пребыванию Пущина в тюрьмах и на поселении. В них имеется разнообразный материал для знакомства с историческими и бытовыми условиями.

---

…Ялуторовский товарищ мой Пущин, умерший в России в 1859 г., был общим нашим любимцем, и не только нас, то есть своих друзей и приятелей, но и всех тех, кто знал его хотя сколько-нибудь. Мало найдется людей, которые бы имели столько говорящего в их пользу, как Пущин. Его открытый характер, его готовность оказать услугу и быть полезнымг его прямодушие, честность, в высшей степени бескорыстие высоко ставили его в нравственном отношении, а красивая наружность, особенный приятный способ объясняться, умение кстати безвредно пошутить и хорошее образование увлекательно действовали на всех, кто был знаком с ним и кому случалось беседовать с ним в тесном дружеском кругу.

Происходя из аристократической фамилии (отец его был адмирал) и выйдя из Лицея в гвардейскую артиллерию, где ему представлялась блестящая карьера, он оставил эту службу и перешел в статскую, заняв место Надворного Судьи в Москве. Помню и теперь, как всех удивил тогда его переход и как осуждали его, потому что в то время статская служба и особенно в низших инстанциях считалась чем-то унизительным для знатных и богатых баричей. Его же именно и была цель показать собою пример, что служить хорошо и честно своему отечеству все равно где бы то ни было, и тем, так сказать, возвысить уездные незначительные должности, от которых всего более зависит участь низших классов. Надобно сказать, что тогда он уже принадлежал к обществу и следовательно, полагал, что этим он исполняет обязанность свою как полезного члена в видах его цели.

В Чите и Петровском, находясь вместе со всеми нами, он только и хлопотал о том, чтобы никто из его товарищей не нуждался. Присылаемые родными деньги клал почти все в общую артель и жил сам очень скромно, никогда почти не был без долгов, которые при первой высылке денег спешил уплатить, оставаясь иногда без копейки и нуждаясь часто в необходимом. Это бескорыстие, или, лучше сказать, бессеребренность, доходила до крайних пределов и нередко ставила его самого в затруднительное и неловкое положение; но он всегда умел изворачиваться без вреда своей репутации и не нарушая правил строгой честности.

Нельзя сказать, чтобы и он не имел своих недостатков. Мнение света, то есть людей, его знающих, слишком много значило для него, и нередко он поступал вопреки своему характеру и правилам, чтобы заслужить одобрение большинства. Кроме того, у него была и еще слабость: это особенное влечение к женскому полу. Покуда он был молод, ее мало кто замечал и всякий более или менее извинял его, под старость же она казалась в строгом смысле предосудительной, хотя в отношении его и прощалась теми, кто хорошо его знал, ибо вполне искупалась многими другими его прекрасными качествами. Впоследствии именно эти недостатки были причиною его неблагоразумной женитьбы и отчасти преждевременной кончины.

М. С. Знаменский[603]

В передней стоял крестьянин, пришедший с просьбицей насчет своего делишка. И начал повествовать о своих горьких похождениях по судебным мытарствам. Из-за каждой фразы монотонного и нескладного рассказа так и выглядывали признаки: неуважения к личности, кулачной расправы, взяток, незаконности, словом, всех атрибутов тогдашней земской власти.

– Что же я-то могу сделать? – спросил Пущин.

– Да я уж не знаю, сделай что можешь, сделай божескую милость, а идти более не к кому, – безнадежно произнес мужик.

Сделав ему несколько вопросов и дав слово похлопотать за него где можно, Пущин возвратился к компании, сидевшей молча под тяжелым впечатлением крестьянского рассказа.

Хозяин, разрядившись двумя-тремя пропавшими даром каламбурами, закурил трубку, сел к письменному столу и принялся за письмо.

Всем сделалось легче, потому что все знали, что в письме излагается дело только что ушедшего крестьянина – излагается в такой форме, про которую всего справедливее можно сказать, что сквозь видимый смех блестят незримые слезы. Все знали, что письмо Пущина к губернским друзьям есть уже половина дела.

Так делал он всю жизнь. Мне случилось встретить человека, с восторгом рассказывавшего, как он, зная Пущина только по слухам, обратился к нему письменно, прося похлопотать о деле, и вскоре получил ответ, писанный уже посторонним человеком под диктовку Пущина, в котором он уведомляет, что по письму его сделано все возможное. Письмо это писано накануне смерти Пущина.

М. С. Корсаков. Путевые заметки[604]

Середа, 23 февраля 1849 г., Ялуторовск.

Отнесу посылки несчастным, как их здесь называют… Отправился к Матвею Ивановичу Муравьеву-Апостолу, который, узнав, что я приехал в Ялуторовск, прислал за мной лошадь. У него нашел я и прочих: то есть Ивана Дмитриевича Якушкина и Ивана Ивановича Пущина…

…Пущин высокого роста, молодец собой, а Якушкин маленький, седой, лицо доброе. Очень они были рады мне; сейчас же разобрали посылки и прочли письма, которые я им привез. Расспрашивали меня про своих, все им было интересно. Они здесь получают газеты и следуют за политикой и даже лучше знали ее, нежели я, приехавший из столицы. Много говорили о Семеновском полку. Двое из них служили прежде, то есть еще при Александре Павловиче, в старом Семеновском полку. Пущин же – в Конной артиллерии.

Про гомеопатию много говорили. У них в этот день много было гостей. У Матвея Ивановича воспитываются две девочки и к ним-то приезжали гостьи. Я пил чай и ужинал у них и вечер провел очень приятно, с умными людьми и нельзя иначе.

Хотел было я сегодня же в ночь выехать из Ялуторовска, но Пущин звал меня к себе завтра утром кофей пить. Я подумал, что для них немалое удовольствие видеть кого-нибудь, который может им рассказать про родню, обещал прийти на кофей, да к тому сегодня написал письмо кстати домой. Теперь час пополуночи – пора спать.

Четверг, 24

Ялуторовск. Сегодня встал я и только что начал бриться, в комнату ко мне взошел Матвей Иванович Муравьев. Он заехал за мной, чтоб вместе отправиться к Пущину. Там застали мы Якушкина, а потом пришел и Оболенский. С ним говорил я о гомеопатии и рассказывал им удивительные случаи вылечивания папенькою больных. Много опять говорили про прошедшее…

Якушкин завел здесь школу. Помощником у него – священник здешний. Очень порядочная на вид девочка лет 16, воспитанница Матв. Ив. Бедная нездорова и сегодня едет в Тобольск лечиться…

Все утро просидел у Пущина и обещал ему отобедать у него…

Обедал у Ив. Ив. Пущина. Живет он, кажется, в довольстве, стол очень вкусный; обедали у него и Якушкин, Муравьев-Апостол и Оболенский…

Жаль мне было прощаться с ними, так радушно они приняли меня и с таким чувством благодарили меня за то, что я к ним в Ялуторовск заехал. Бедные люди!..

Прощаясь, Пущин протянул мне руку, я обнял его, и крепко поцеловались мы; так же простился я и с другими. Грустно мне было. Каково им жить одним так далеко от своих! Все они вышли провожать меня на двор, помогали садиться мне. Сами застегнули кибитку, и крепко пожали мы друг Другу руки.

Странно! люди они мне чужие, провел я с ними день и так сблизился, как будто давно уже были мы знакомы. А полюбил я их…

И. Д. Якушкину[605]

Ялуторовск, среда, 28 февраля 1851 г,

…Здесь я проведу часов 6 времени, у Ивана Ивановича [Пущина] остановился; пообедаю, да и в путь. Ялуторовск для меня – станция душевная с тех пор, как я вас всех короче узнал…

Е. И. Якушкин

1853 г.[606] я познакомился с Иваном Ивановичем Пущиным, жившим в то время в г. Ялуторовске. Имя Пущина было давно мне известно из стихотворений Пушкина. Некоторые рассказы лиц, знавших его до его ссылки, вызывали во мне глубокое к нему сочувствии: личное знакомство с этим «первым другом» великого поэта еще более усилило то чувство уважения, которое я имел к нему ранее. Он произвел на меня сильное впечатление. Когда я с ним познакомился, ему было 55 лет, но он сохранил и твердость своих молодых убеждений и такую теплоту чувств, какая встречается редко в пожилом человеке. Его демократические понятия вошли в его плоть и кровь: в какое бы положение его ни ставили обстоятельства, с какими бы людьми ни сталкивала его судьба, он был всегда верен самому себе, всегда был одинаков со всеми. Люди самых противоположных с ним убеждения относились к нему с глубоким уважением.

Сблизиться с таким человеком мне было тем более легко, что он был очень дружен с моим отцом. С первого же дня знакомства между мною и им установилась тесная связь, не прерывавшаяся до самой его смерти. Во время пребывания моего в Ялуторовске я виделся с ним каждый день. Большой интерес для меня представляли его рассказы, особенно о его лицейской жизни и об отношениях его к А. С. Пушкину. Часть всех рассказов я записал тогда же, но эта краткая запись казалась мне очень бледной в сравнении с живою речью Пущина, поэтому я не один раз просил его написать его воспоминания о Пушкине.