Джон Бостон - Сесквоч

• Название: Сесквоч
• Автор: Джон Бостон
• Издательство: ИЦ "Терра"
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-85255-574-6

В Калифорнии, в маленьком горном городке, рассказывают о встречах со Снежным Человеком, которого здесь называют Сесквоч, и существует поверье о Мандранго — порождении сил зла, который в назначенный срок выходит из-под земли, чтобы найти себе невесту. В городе и его окрестностях происходит серия жутких убийств, и некто похищает журналистку Элен, с которой происходят невероятные и драматические приключения.

---

— Вы должны как-нибудь остановиться в моем мотеле, дорогая, — произнес он своим лучшим голосом Нормана Бейтса, сунул ложку за пояс и побежал вслед за братом. Митикицкая все еще стояла со скрещенными на груди руками.

— Это младшие браться Фенберга, — пояснила Малулу Джин, — Джо и Клиффорд. Оба засранцы.

Майкл Фенберг выбежал из кабинета, застегивая на ходу ремень с большой серебряной пряжкой. Он пронесся мимо Элен, оттолкнув ее к стене.

— Эй! — крикнул Фенберг, выставив голову из двери. — Чтобы оба были дома к обеду, к семи часам!

— Дырка… от задницы! — ответил издали писклявый голосок.

— Я их ненавижу, — пробормотал Фенберг. — Глубоко в душе ненавижу.

Он прошел в свой кабинет, снова задев Митикицкую.

— Кто это такая? — спросил он Малулу, показывал рукой на Элен.

— Новый репортер.

— Она прибыла с опозданием.

— Я уже ей об этом сказала.

— Я их ненавижу, — снова сказал Фенберг, прерывисто вдохнув воздух и пытаясь взять себя в руки. — Это чистая правда. «Почему она так прикрывается руками?»

Митикицкая застенчиво опустила руки и протянула правую Фенбергу для рукопожатия.

— Я — Элен Митикицкая, — представилась она.

Фенберг открыл рот и стоял так какое- то время, прежде чем осознал, что у него замерло дыхание и что рука Элен повисла в воздухе в ожидании ответного жеста.

— О господи!

Ее жакет и блузка были разорваны и заляпаны грязью, голени ног исцарапаны и тоже грязные. На бедрах следы ударов. Майкл не мог сказать точно, не посмотрев, а делать это ему было неудобно, но ему показалось, что колени у нее должны быть сногсшибательными. Тушь у нее на глазах размазалась, на лбу была грязная полоса. Во взмокших, спутанных волосах застряла веточка с несколькими поломанными листочками. После Трейси она была самой красивой женщиной из тех, кого он когда-либо встречал.

Он пожал ей руку как во сне.

— Вы немного опоздали, — сказал Фенберг. — Итак, это случилось.

— Мне очень жаль, — произнесла она, пытаясь улыбнуться.

— Вы слегка грязнее, чем я ожидал.

«Вот она какая».

— Кто-то гнался за мной.

Фенберг посмотрел на красивые, слегка подогнувшиеся коленки Элен и вздрогнул.

— Вы прошли весь путь пешком? Тогда вы прибыли быстро, — сказал он мягко. — Проходите.

Фенберг все еще держал руку Элен в своей и провел ее через дверцу на шарнирах, которая отделяла место для посетителей от офиса. Он счел уместным свирепо поглядеть на Малулу. Она, ворча, отвела глаза. Фенберг отвел Элен в свой кабинет и закрыл двери. Через секунду он вылетел и схватил со стойки влажные салфетки. При этом он предупредил Малулу:

— Никому ни слова. Спасибо.

— Похоже, вы здорово упали, — сказал он, осторожно вытирая грязь с поцарапанной ноги. Фенберг знал. Он знал.

— Мне очень жаль, извините, но я сейчас заплачу, — сказала Митикицкая.

— От слез становится легче.

— Думаю, что я буду плакать долго.

Так и было. Она обняла Фенберга и рыдала громко, как ребенок. Фенберг гладил ее плечи и уговаривал плакать столько, сколько ей хотелось. Но при этом просил дышать через нос. Обнимать ее было так удобно. Итак, это она, думал он. Это девушка, которая займет место Трейси и разобьет мне сердце в двенадцати местах.

Митикицкая, конечно, ни о чем не подозревала, хотя ей нравилось, как он обнимает ее. Она просто думала, что будет репортером, и чувствовала, что ее первое появление произвело не очень хорошее впечатление.

* * *

За обедом они сидели друг против друга и Элен заметила что-то особенное в своем новом работодателе, хотя и не могла точно сказать, что.

Что-то мучило Фенберга. В его глазах читалась боль, и какая-то невидимая рука заставляла ее соблюдать благоразумную дистанцию.

Здесь чувствовалось взлелеянное одиночество. Никаких родственных отношений. Так было задумано. Ни одна женщина не могла конкурировать со светловолосым призраком, фотография которого была согрета у сердца Фенберга.

Не то чтобы Фенберг вел себя как святой после, того как «Трейси перешла в другой мир», как называл это Туберский. Фенберг встречался со всеми подходящими женщинами в возрасте от семнадцати до тридцати пяти лет. Среди них были и не очень подходящие.

Одной из них была Рулетта Розинитти, девятнадцатилетняя кассирша из магазина А&П с тонкой талией и грудью, которая с инженерной точки зрения была невозможна при скелете ее размера.

— Стадо бизонов может нестись по такой груди неделю, — говорил Туберский, как бы простирая руку над невидимой осенней равниной.

Туберский вечно делал личную жизнь Фенберга достоянием общества, рассказывая о ней завсегдатаям бара «Трейлз» в субботние вечера, чем приводил в смущение сидевшего в углу того же бара за стаканом пива Фенберга, который старался не обращать на брата внимания. Туберский всегда проверял, слушает ли Фенберг.

— На одной груди солнечный летний день, на другой самый темный день зимы с надвигающимися с Аляски холодным фронтом.

Чтобы увеличить впечатление от своего рассказа, Туберский скосил глазом и вещал голосом Длинного Джона Силвера. Для Фенберга это было лишь сексом, между ним и Розинитти не было нежных чувств. Слишком робкий, чтобы сказать ей все при встрече, Фенберг ограничился телефонным звонком и пробормотал, что они могут остаться друзьями. Рулетта назвала Фенберга крысой.

Была еще Фаэдина, засаленная официантка из забегаловки для шоферов грузовиков, которая вечно жевала жвачку и выкрикивала инструкции, причем весьма громко, во время их свиданий.

— Сюда! Сюда! Вот так! Да! Д-аа! Давай! — орала она. И это в самые приятные моменты.

Фенбергу не нравились люди, которые приказывали «давай». Больше того, он терпеть не мог, когда его подбадривали в такие моменты. Нет уж, спасибо. Левее, правее, встань, сядь, давай-давай-давай. У Фаэдины были очень длинные ноги, и от нее всегда пахло французским жарким. Фенберг ни разу не видел ее при дневном свете.

Нэнси из типографии была склонна к самоубийствам. У нее были покатые плечи, длинные черные волосы с пробором в середине головы. Она всегда одевалась в черное танцевальное трико и напоминала сатанинскую Тинкербелл. Туберскому нравилось шлепать ее по заду и спрашивать:

— Как дела, Смайли?

После тяжелого рабочего дня, так и не справившись с очередным расследованием ужасных фактов, но справившись с толкотней на скоростной дороге, последним вопросом, который хотел бы услышать Фенберг, был «И все же, что все это значит, Майк?»

— Что значит «что все это значит»? — отвечал Фенберг вопросом на вопрос.

Никакой юмор не мог вызвать улыбки на ее лице. Не вызывал ее и ответ Туберского:

— У жизни нет смысла. Спрашивать так, все равно что спрашивать: «Какой смысл в розах?»

— Какой же смысл в розах? — поддерживал его Фенберг.

Туберский отвечал:

— Жизнь, как и розы, бессмысленна. Надо просто жить и жить хорошо. Скажи «о'кей».

— Юмор заставляет терять достоинство, — отвечала Смайли Фенбергу.

Террористы, шовинисты (к которым она причисляла Фенберга), дырки от задниц (каковым она считала Туберского), аварии на атомных станциях, республиканцы, невыполненные работы, война, голод — вот что было любимым коньком Смайли. Она любила показывать Фенбергу места на своем теле, покалеченные бывшими мужьями.

— Вот здесь, видишь, — говорила она монотонным голосом, показывая на свою грудную клетку, — сюда мне попал Карл, мой второй муж, когда выстрелил в меня из-за того, что я поздно вернулась домой. Он еще ударил меня ножом вот сюда, — продолжала она, поднимая ногу. — Это? Это просто аппендицит. Не смотри.

Фенберг отворачивался. Он всегда с дрожью отворачивался к стене.

«Вот цена, которую надо платить за секс».

У Фенберга была короткая интрижка с женой местного промышленного воротилы целых три года назад, а она все еще щипала его за джинсы в общественных местах. Имя вышеупомянутой дамы было миссис Фиа Уайт или, как называл ее Туберский, любивший всем давать прозвища, Уайт-на-одну ночь. Она была единственной в Бэсин Вэли любительницей жестоких и необычных сексуальных новшеств.

— Майк! Я хочу, чтобы ты меня взял меня и чтобы всячески оскорблял, — умоляла Уайт-на-одну-ночь, одетая в идиотское белье, которое делало ее похожей на девицу маркиза де Сада.

Она лизала его губы и делала волнообразные движения вверх-вниз и в стороны. Фенберг стоял в напряжении, как кавалерийский офицер, привязанный индейцами к колу.

— Говори мне гадости, Майк! — самозабвенно шептала она. — Грязные, самые грязные, говори мне грязные слова. Говори их! — вопила Фиа, царапая спину Фенберга длинными красными ногтями.

В это время Фенберг думал, продолжать или, извинившись, надеть на себя несколько свитеров. Но приятный для всех мужчин момент был близок, и Фенберг отключался от энергичных приставаний и сексуальных оскорблений. Лучшим, на что он был способен, был вопрос: