Шапи Казиев - Повседневная жизнь восточного гарема

• Название: Повседневная жизнь восточного гарема
• Автор: Шапи Казиев
• Издательство: «Молодая гвардия».
• Жанр: Культурология
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02853-8

Эта книга посвящена одному из самых загадочных явлений человеческой истории, которое всегда вызывало особый интерес. Ее автор воссоздает экзотический мир гаремов, устройство и иерархию этих «академий любви», раскрывает удивительные тайны, интриги, гаремные войны, секреты обольщения, утонченную кулинарию, рассказывает о том, как составлялись коллекции живых драгоценностей.

Читатель узнает о гаремной магии, развлечениях и пороках одалисок, о том, что на самом деле представляли собой евнухи, а также множество других интересных фактов из жизни сералей, вход в которые был запрещен всем, кроме их владык.

По богатству и разнообразию материалов книга представляет собой своеобразную энциклопедию восточного гарема.

---

Давали балеты «Пери» Поля Дюка и «Катарина» («Укрощение строптивой»), поставленные Жюлем Перро. В «Пери» на сцене явился турецкий султан со всем своим гаремом. На экзотические танцы избранных прелестниц Шамиль смотрел со снисходительной улыбкой. Но когда сам султан принимался выражать свои восторги энергичными прыжками и великолепными сальто-мортале, Шамиль негодующе поднимал брови и растерянно косился на своих спутников. Такого позора от высокочтимого лица, хотя бы этот султан был и балетным, он не ожидал. Но вскоре Шамиль отложил бинокль и только иронично улыбался, отнеся безумные пляски султана на счет невежества создателей балета, «кормивших публику грязью».

Карагёз

Если европейский театр был новшеством, то представления марионеток были жанром традиционным и любимым всеми. Это был театр теней, в котором мастерски сделанные куклы разыгрывали презабавные, а порой и остросатирические действа.

«Спектакль давался в саду, под деревьями; низкие табуреты для местных жителей и соломенные стулья для гяуров представляли собой партер, — писал Теофиль Готье. — Публика собралась многочисленная. От трубок и наргиле поднимались в воздух голубоватые спирали, сливаясь в ароматный туман над курильщиками, а головки трубок светились на земле, как светлячки. Синее ночное небо, усыпанное звездами, служило потолком, а луна заменяла люстру; официанты сновали взад и вперед, разнося кофе и воду, без которых не обходится ни одно турецкое зрелище.

…Театр Карагёза устроен еще проще, чем балаганчик Полишинеля: угол между двумя стенками затягивают плотной тканью, в которую вставлен прозрачный белый квадрат, высвечиваемый сзади одной-единственной плошкой. Роль оркестра принимает на себя бубен. Импресарио стоит в треугольнике из двух стен и занавеса, двигает фигурки и произносит за них текст.

Квадрат, где предстояло двигаться маленьким актерам, светился во тьме, притягивая нетерпеливые взгляды. Вскоре между полотном и пламенем плошки возникла тень. Прозрачная разноцветная фигурка прильнула к газовой ткани. Это был китайский фазан на кусте. Вздрогнул и загудел бубен, и пронзительный гортанный голос затянул протяжную монотонную песню в неуловимом для европейских ушей ритме. Пение звучало в полной тишине, ибо при появлении фазана шум разговоров и тот невнятный гул, какой неизбежно создает всякое скопление людей, даже самых спокойных, внезапно смолкли. В переводе на наш театральный язык это были поднятие занавеса и увертюра.

…Взрыв смеха возвестил о появлении Карагёза, и гротескная фигурка высотой в семь-восемь дюймов, нелепо жестикулируя, остановилась перед оградой.

Карагёз заслуживает отдельного описания. Его маска — разумеется, существующая лишь в виде силуэта, как того требует принадлежность к театру теней, являет собой довольно удачную карикатуру на турецкий тип.

…В отличие от марионеток Серафена, он не выделяется черным непроницаемым силуэтом на промасленной бумаге, а расписан прозрачными красками, как картины волшебного фонаря. Его можно сравнить с фигурой витража, извлеченной из композиции вместе со свинцовой оправой.

…Вторая пьеса „Женитьба Карагёза“ — целиком построена на действии. Карагёз видит красивую девушку, и в нем немедленно вспыхивает страсть, ибо человек он темпераментный. Отметим мимоходом, что в театре Карагёза у женских фигурок лицо открыто. Его идеал — стройная красотка и в самом деле довольно хорошенькая, с подведенными сурьмой глазами, алым ротиком и нарумяненными щечками. Наряжена она, как султанша из Комической оперы, и вертится очень кокетливо. Заключив брак, Карагёз посылает свадебные подарки: четыре арбы, четыре талики, четыре лошади, четыре верблюда, четыре коровы, четыре козы, четыре собаки, четыре кошки и четыре клетки с птицами. Но это еще не все: далее шествуют хаммалы, неся сундуки с нарядами, диваны, табуреты, столики, ковры, трубки, наргиле, светильники, ларцы с драгоценностями, посуду и ночные горшки. Этот кортеж, чрезвычайно интересный для иноземца, ибо знакомит с предметами турецкого быта, движется под татарский марш с четким, настойчивым ритмом, который постепенно начинает нравиться, и мотив потом привязывается надолго. Щедрость, однако, не спасает Карагёза от краха еще не начавшейся супружеской жизни. Девушка, только что такая изящная, на глазах округляется от скороспелой беременности, в которой никак не может быть повинен муж. Бедный Карагёз в самый день своей свадьбы оказывается отцом — это чрезвычайно его удивляет, но, подобно парижским мужьям, он в конце концов смиряется.

Меня очень позабавило это представление, так как в отличие от предыдущего оно не требовало понимания диалога: я получил удовольствие, подобное тому, какое получают в Париже иностранцы, не знающие французского, когда смотрят балет.

…Наше современное ханжество делает невозможным пересказ этих игривых ателлан, где сладострастные сцены Аристофана переплетаются с озорными грезами Франсуа Рабле. Представьте себе античного бога садов, переодетого турком и пущенного по гаремам, базарам, кофейням, невольничьим рынкам, где он гуляет, как смерч, порождая сумятицу и неразбериху, циничный, бесстыдный и жизнерадостно ненасытный. Трудно превзойти этого итифаллического гения в изобретательности блудливого воображения. Театр Карагёза часто дает представления в сералях, где женщины смотрят их, укрывшись на обнесенных решетками галереях. Как увязать столь вольные зрелища с мусульманской суровостью нравов? Быть может, это своего рода предохранительный клапан, всегда необходимый в перегретом котле, ибо, как бы ни была строга мораль, она вынуждена оставлять порочной человеческой натуре выход для пара. Впрочем, эти греховные фантазии неопасны и исчезают как тень, когда гаснет фонарь балагана».

Представления марионеток нередко использовали для того, чтобы иносказательно донести до владык то, что беспокоило народ, или сообщить о преступлениях в его окружении. Подобно «Гамлету» Уильяма Шекспира, театр марионеток дал султану Абдул-Меджиду сигнал об опасности, грозящей его наследнику, которого тайно терзала супруга султана Бессиме.

«Никто не осмеливался донести султану о всех этих жестокостях; влюбленный Абдул-Меджид не поверил бы ничему, и тогда горе доносчику! — писала Мелек-ханум. — Однако один из верных слуг нашел возможность довести о таковом положении дел до сведения своего владыки, не подвергая при этом себя ни малейшей опасности. Приглашенный для развлечения султана дать представление, называемое „Кара-Гез“, он составил для этого случая несколько небольших пьес, род комедии, в которых решился изобразить перед своим государем влюбленного султана, женящегося на невольнице, и султаншу, сводящую любовные интриги с самыми низшими слугами своего дворца, жестоко обращающуюся с наследником престола и под конец умерщвляющую его, и что все это прощается ей ее очарованным и слабым мужем.

Абдул-Меджид понял намек. Он послал за юным принцем, расспросил его, увидел на его теле следы жестокого обращения и получил от него признание во всех вынесенных им страданиях. Читатель, может быть, подумает, что после всего этого султан вне себя от ревности за ее поведение и преисполненный негодованием за своего сына немедленно отдал повеление, по старому обычаю, завязать ее в мешок и бросить в море. Совсем нет. Оправившись весьма скоро от своего гнева, он послал за валиде-султаншей и, не говоря ей о причинах побуждающих его действовать таким образом, отдал ей приказание отправить Бессиме-ханум на следующее же утро со всеми ее драгоценностями, полученными ею от него, в загородное помещение, которое он назначил для нее».

Прогулки

Существует заблуждение, что женщины были вечными узницами гаремов и никогда не покидали их стен. Это вовсе не так. Гаремные красавицы посещали родных, базары, парки, катались на лодках (каиках) и т. д. Некоторых дам даже отпускали в небольшие отпуска «по болезни», когда лекари рекомендовали сменить климат для поправки здоровья.

На прогулки гаремы выезжали в задрапированных экипажах в сопровождении кальф, служанок и под охраной конных евнухов. Выезд султанского гарема представлял собой грандиозную процессию.

Излюбленными местами прогулок были Сладкие воды Азии и Сладкие воды Европы — райские уголки на берегах Босфора. Здесь были устроены фонтаны и водопады, беседки, разбиты цветники и парки, проложены дорожки.

«Дамы выходят из своих экипажей, для них расстилают ковры, и они садятся со своими невольницами за роскошно убранные столы, уже заранее приготовленные по этому случаю, — вспоминала Мелек-ханум. — В убранстве и роскоши этих столов дамы соперничают друг перед другом и щеголяют блеском золотой и серебряной посуды. Нельзя при этом не обратить внимания на некоторых знатных дам, окруженных своими невольницами и грациозно сидящих в богатых малиновых платьях, обшитых золотой бахромой, а также на множество лодок, снующих по реке, и на оркестр, помещающийся неподалеку от дам. Разнообразные плащи, красные, зеленые, голубые; щегольские экипажи, общее оживление, вызываемое звуками музыки, приезд и отъезд экипажей, кавалеры верхом и пешком, разнообразные костюмы слуг, евнухов, курьеров и продавцов фруктов — все это вместе представляет живописное зрелище».