Евгений Маурин - Шах королеве. Пастушка королевского двора

• Название: Шах королеве. Пастушка королевского двора
• Автор: Евгений Маурин
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-386-00673-0

Евгений Маурин – признанный мастер историко-авантюрной прозы, чьи романы отличают виртуозно прописанный, динамичный захватывающий сюжет и потрясающее умение передавать дух той или иной исторической эпохи.

«Шах королеве» и «Пастушка королевского двора» – наиболее известные романы писателя, действие в которых разворачивается во второй половине ХVII века при дворе знаменитого «короля-Солнца» Людовика XIV. Изощренные придворные интриги и интимные похождения венценосных особ, роковые красавицы и любовные страсти, распутство и коварство, ревность и предательство – все это вы найдете на страницах потрясающе увлекательных сочинений Маурина, любимых не одним поколением истинных ценителей первоклассной исторической прозы.

---

XXI

– Милый Ренэ, – сказала Беатриса, когда (это было на следующее утро после получения ею узаконенной родословной) герцог д'Арк явился к ней, вызванный ее запиской, – я должна уехать по личному делу на несколько дней и хотела попросить вас, чтобы вы посторожили без меня мою Луизу. Я очень опасаюсь, что в это время на нее будут произведены покушения, а д'Артиньи легко теряется и ненаходчива.

– Приказывайте, Беата! – коротко ответил Ренэ. – Я готов все сделать для вас, но, боюсь, что моя помощь в этом отношении не будет очень существенной. Служба у короля занимает все-таки достаточно времени…

– Да нет, Ренэ, я конечно и в мыслях не имела требовать от вас, чтобы вы стояли на часах у дверей Лавальер! – перебила его молодая девушка. – Единственное, чего я прошу у вас, это – чтобы вы время от времени проверяли, находится ли прислуга на своих местах, а если вечером или ночью вздумаете спуститься в парк и прогуляться, то пройдитесь также около окон Луизы и понаблюдайте, не крадется ли кто-нибудь туда. Конечно, легко может статься, что что-нибудь произойдет именно тогда, когда вас не будет поблизости, но, я думаю, если вы будете проверять прислугу, то она подтянется и уже не пропустит ничего подозрительного.

– Это я обещаю вам. Беата, – произнес Ренэ. – Так вы, значит, едете? Когда?

– Сегодня.

– А… надолго?

– Дней на пять, на шесть.

– Вот как? – в голосе Ренэ послышалась нотка огорчения. – Мне будет очень не хватать вас, Беата, – тихо прибавил он. – Я привык к вам в это время и сам не ожидал, что весть о разлуке причинит мне такую боль!

– Вот как? – с нервным смешком воскликнула Беата. – Друг мой, вы неосторожны! Вы способны внушить мне, что вы… что я… Впрочем, о чем тут говорить! Ведь у меня нет предков, а значит…

– Беата, к чему действительно говорить о том, что невозможно! – с глухой болью произнес Ренэ.

– Ну, к чему всегда говорить только о возможном!? – возразила девушка. – Отчего иной раз и не помечтать? Я любила в детстве сказки, люблю их и теперь… Мало того – верю, что и теперь порой сказка становится действительностью.

– О, если бы сказки осуществлялись и теперь! – скорее простонал, чем выговорил Ренэ. – О, если бы…

– Что было бы тогда? – чуть дрожавшим голосом спросила Беатриса.

– Не все ли равно, раз это «если бы» так и останется пустым «если»?

– Но я хотела бы знать, Ренэ! Я уже сказала вам: я до сих пор люблю сказки! Ну, так что же было бы тогда?

– Не мучьте меня, Беата! – простонал Ренэ. – Для вас – все шутки и смешки, а между тем я так страдаю!

Видит Бог, если бы я смел распоряжаться своей судьбой, если бы над моей жизнью не тяготели заветы дома герцогов д'Арк… Порой я дохожу до безумия, готов стать изменником родовым традициям. О, к чему судьба была так жестока ко мне? К чему она послала мне… Но нет, я не смею даже говорить об этом…

– Ну не смеете, так и не будем говорить, – с деланной небрежностью произнесла Беатриса. – Кстати, там, на бюро лежит интересный документ. Загляните-ка в него, милый Ренэ!

Герцог равнодушно подошел к бюро, машинально взял лежавший там сверток пергамента, развернул его, мельком заглянул. Вдруг он вздрогнул, словно от испуга. Как бы не веря своим глазам, он приблизил пергамент к самому своему лицу, лихорадочно перелистал, опять заглянул на надпись первого листа.

Беатриса, искоса наблюдавшая, видела, как волновался юноша. Вдруг он положил пергамент обратно на место, размеренным шагом вышел на середину комнаты, опустился на одно колено и торжественным голосом произнес:

– Высокочтимая и уважаемая девица де Конта, виконтесса де Перигор де ла Грэ дю Бонтаржи! Прошу и умоляю вас разрешить мне смиренно просить вашей руки, дабы вы могли осчастливить меня честью разделить мое имя, состояние и жизнь!

У Беатрисы предательски задрожали губы, когда, встав и приняв подобающую случаю позу, она не менее торжественным тоном начала:

– Высокородный и достопочтенный господин мой, Ренэ Бретвиль, маркиз де Тарб, герцог д'Арк! Осчастливленная вашим лестным искательством, я… – но тут деланная напыщенность изменила девушке; она, к величайшему изумленно Ренэ, громко, звонко, весело расхохоталась и, в один прыжок очутившись около юноши, обвила его шею своими руками и, словно задыхаясь от счастья, произнесла: – Ренэ мой! Мой Ренэ!

Больше она не могла проговорить ни слова. Вся дрожа от затаенной, долго сдерживаемой страсти, она прижалась к Ренэ и приникла девственно нетронутыми устами к его лицу.

Ренэ даже руками развел от изумления и негодования! Как это возможно, чтобы какой-нибудь из герцогов д'Арк целовался со своей невестой в самый момент торжественного сватовства? Но что скажет ряд благородных предков, взирающих на них в этот момент с райских высот? (Иначе, как в раю, ни один из герцогов д'Арк по своему высокому положению не мог, конечно, быть.) Не перевернутся ли их кости в массивных каменных гробницах?

Но жизнь победила смерть! Трепещущее, полное жизни и огня тело Беатрисы, плотно прижавшееся к Ренэ, заставило его забыть о пожелтевших прадедовских скелетах. И, страстно прижав к себе любимую девушку вновь сомкнувшимися руками, Ренэ принялся осыпать поцелуями ее шею, глаза, щеки и губы.

Тут случилось что-то донельзя странное, необыкновенное, выходящее за грани умопостижимого! Безвольно и бессильно поникнув в мощных объятиях юноши, Беатриса вдруг заплакала!

Ренэ смущенно и осторожно подвел девушку к креслу и бережно усадил плачущую. Он знал ее смеющуюся, знал иронизирующую, подсмеивающуюся, поддразнивающую, знал разгневанную, мечущую громы и молнии, но… плачущую! Нет, никогда не мог представить себе юный герцог д'Арк, чтобы эта веселая, насмешливая девушка была способна плакать, да еще от страсти и счастья!

XXII

Ровно и тихо потекли для Луизы де Лавальер дни после возвращения короля с пиршества у герцога Орлеанского.

Предыдущая неделя была беспокойна и тревожна. Король наведывался к своей подруге лишь урывками и в краткие минуты свидания, как мы уже знаем, бывал так буен и настойчив, что Луизе казалось – вот-вот Людовик нарушит все свои клятвы и насилием сломит ее стыдливое сопротивление.

Но с новой недели все пошло по-новому. Король проводил у Луизы целые дни, был ласков, нежен и очень тих. Он с большим удовольствием слушал ее чтение пасторальных стихотворений и охотно поддерживал разговор на любимые ею темы – о превосходстве дружбы над любовью, добродетели над пороком, умеренности над роскошью и сельской жизни над жизнью в городе. Правда, по временам Луизе казалось, что король исподтишка посмеивается над нею, потому что порой в его глазах вспыхивали какие-то подозрительные огоньки. Но особенно этим вопросом она не задавалась. Ах, она была так счастлива, что в сердце ее обожаемого короля улеглись все бури и воцарилось благодетельное спокойствие!

Только однажды это спокойствие было нарушено бурной вспышкой Людовика. Но как быстро и легко улеглась эта вспышка!

Случилось это так. В среду, после того как все Фонтенебло облетела сенсационная весть о стычке, происшедшей у короля с графиней де Суассон, и о ссылке графини на безвыездное житье в ее имениях под надзором. Как следствие этой стычки, Луиза была ошеломлена новым сенсационным происшествием: лакей неожиданно доложил ей, что его высочество, герцог Филипп Орлеанский и его сиятельство граф Арман де Гиш желают иметь честь приветствовать высокочтимую госпожу де Лавальер.

Только опыт, уже приобретенный временем пребывания при дворе, и воспитание помогли Луизе кое-как побороть свое испуганное изумление и растерянность. Она немедленно поспешила навстречу герцогу и его спутнику и в очень изящных выражениях высказала свою радость от оказанной ей чести.

Но Филипп и Гиш никак не хотели согласиться, что их посещение делает честь Луизе. По их словам, наоборот, – величайшая честь для них обоих, что прекраснейшая женщина Франции, истинная звезда Фонтенебло, удостоила принять их обоих!

Вообще весь визит прошел в какой-то дуэли, где вместо шпаг скрещивались улыбки и утонченные комплименты. И – странное дело! – хотя ни та ни другая сторона ни на минуту не собирались принять за чистую монету все эти любезности, обе они расстались не только примиренными, но и в значительной степени обвороженными друг другом. По крайней мере, Филипп, выходя от Луизы, сказал Гишу, что Лавальер гораздо лучше, чем можно было думать, что она бесспорно очень умна и красива, а Гиш заверил герцога, что теперь он от души рад провалу всех их планов погибели королевской подруги. А Луиза вскользь заметила Полине д'Артиньи, что герцог Филипп, хотя и недалек, но по-видимому очень добродушный человек, да и Гиш лучше, чем она думала.

Пред уходом Филипп, попеняв Луизе, что ее вовсе не видать на интимных вечерах у герцогской четы, взял с нее слово, что она непременно будет у них сегодня, когда опять соберется кое-кто запросто. Луиза не знала, на что решиться, но король, пришедший вскоре после ухода визитеров и ничего не знавший о намерении Филиппа явиться с поклоном к Лавальер, был очень тронут покаянием брата и горячо поддержал его просьбу.