Евгений Маурин - Шах королеве. Пастушка королевского двора

• Название: Шах королеве. Пастушка королевского двора
• Автор: Евгений Маурин
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-386-00673-0

Евгений Маурин – признанный мастер историко-авантюрной прозы, чьи романы отличают виртуозно прописанный, динамичный захватывающий сюжет и потрясающее умение передавать дух той или иной исторической эпохи.

«Шах королеве» и «Пастушка королевского двора» – наиболее известные романы писателя, действие в которых разворачивается во второй половине ХVII века при дворе знаменитого «короля-Солнца» Людовика XIV. Изощренные придворные интриги и интимные похождения венценосных особ, роковые красавицы и любовные страсти, распутство и коварство, ревность и предательство – все это вы найдете на страницах потрясающе увлекательных сочинений Маурина, любимых не одним поколением истинных ценителей первоклассной исторической прозы.

---

– Когда вы докажете мне…

– Тогда вы поблагодарите меня, и тогда мы можем возобновить разговор на эту тему! А теперь дальше. Скажите, Ренэ, вам не стыдно играть такую глупую роль по отношению к Луизе до Лавальер?

Ренэ опять с изумлением взглянул на девушку, а затем спросил:

– Если вы так уж осведомлены… Но в чем же здесь глупость?

– Да в том, друг мой, что вы совершенно не хотите самым благородным образом использовать всю эту историю для своего возвышения! Я знаю, вы скажете, что не желаете быть обязанным женщине, основывающей свое влияние на расточаемых ласках. Но я отвечу вам, что Лавальер не торгует собой; она искренне любит короля…

– Беата, да откуда…

– Не перебивайте меня! Ну-с, что бы там ни было, само слово «король» освящает уже столь многое, что излишняя щепетильность просто смешна. А главное, я не узнаю своего рыцаря в вас, Ренэ! Бедная Лавальер затравлена, одинока. Ну да, вы скажете, что не раз обнажали за нее оружие? Еще бы вы этого не делали! Но вы должны были бы отнестись с большим внутренним сочувствием к этой кроткой, гонимой девушке. Вы не смели ограничиваться ее защитой в тех случаях, когда на несчастную нападали при вас, а должны были стать на ее охрану от тайных козней…

– Постойте, Беата, я не понимаю, какое в конце концов вам дело до всего этого?

– Самое простое. Вы спасли меня когда-то от Тремуля, я в благодарность спасу вас от самого себя, от вашей собственной неотесанности! Вы не заглядываете в будущее, друг мой! Правда, пока еще Лавальер ведет с королем пастушескую идиллию…

– Как? Вы знаете даже это?

– Но это скоро кончится, и тогда Лавальер займет высокое положение, будет пользоваться громадной властью. Преследования, которым она подвергается, в конце концов ожесточат ее, и она будет беспощадно рассчитываться со всеми врагами. Ну а вы знаете – Писание говорит: «Кто не со мной, тот против меня»! И всей вашей карьере будет конец! А из-за чего? Если рассмотреть хорошенько, то из-за того, что вы не захотели послужить как следует своему королю, не захотели в должной мере быть полезным хорошей, обижаемой, имеющей все права на лучшую участь женщине и не ударили пальцем о палец для того, чтобы исполнить священный долг всякого человека, то есть помочь любящим сердцам соединиться в полном союзе. Словом, выходит, что вы ведете себя крайне сдержанно, воображая, что того требует ваша рыцарская честь, а выходит совсем наоборот! Ну, говорите! может быть, я не права?

– Не знаю, Беата. Мне кажется, вы правы, но сейчас я вам ничего не могу ответить. Я не в состоянии отделаться от чувства безграничного изумления перед вашей осведомленностью, источник которой кажется мне просто волшебным, совершенно необъяснимым, а потому в моей голове все мысли спутались!

– Ну, а когда они придут в порядок и вы согласитесь, что я права? Готовы ли вы будете помочь мне тогда?

– Помочь? В чем именно?

– Ну хотя бы в том, чтобы разбить ухищрения врагов Лавальер и избавить ее от громадной опасности!

– Позвольте, да вы знаете Лавальер?

– В глаза ее не видала, но надеюсь познакомиться в самом непродолжительном времени!

– Окончательно ничего не понимаю!

– И не надо! Ответьте мне на вопрос!

– Ну, конечно помогу! Но поговорим о вас, Беата. Что вы предполагаете делать здесь? где жить? Ведь помещение вашего дяди не приспособлено для двоих, а жить одной…

– Видите ли, в точности я еще не решила. Меня интересует жизнь большого света, но как мне подойти к ней? Будь я чистокровной мещанкой, из меня вышла бы отличная камеристка. Будь я бедной дворянкой, я поступила бы к знатной даме. Но я – ни то ни другое! Впрочем, кое-какие планы у меня уже имеются. А вот и дядя спешит! – воскликнула Беатриса, заглянув в окно.

– Ну, так я уйду! – сказал Ренэ вставая. – Не буду мешать при родственном свидании, но надеюсь, что в дальнейшем мы будем часто видеться.

– О, конечно! – ответила Беата, провожая гостя.

Вслед за уходом Ренэ вошел мсье Луи.

– Стрекоза, Беаточка моя! – радостно воскликнул он. – Вот так сюрприз! Да как это ты надумала? надолго ли? зачем? Ну, да мы с тобой поговорим в другой раз, потому что сейчас мне страшно некогда – король дал мне поручение, весьма затрудняющее меня. Я пришел только расцеловать тебя.

– Постой, дядя, десять минут у тебя есть?

– Есть, но не больше…

– Ну, так ты только не отнимай времени разными «ахами» да «охами», а ответь мне на следующие вопросы: во-первых, род де Перигоров окончательно утерял всякие патенты?

– Постой!.. Неужели ты приехала хлопотать о возвращении утраченного дворянства? Неужели Амедей на старости лет…

– Батюшка ровно ничего не знает, и я сама – сейчас по крайней мере – ни о чем хлопотать не собираюсь. Ты ответь мне только.

– Да, патенты утеряны.

– Ну, а родословное дерево сохранялось у тебя?

– Конечно, но оно не имеет силы.

– Не важно! А сколько колен в этой родословной?

– О, довольно много! Двенадцать! Но зачем тебе это?

– Дядя, да ты ведь сам говорил, что у тебя нет времени! Лучше скажи мне вот еще что. Я не собираюсь уезжать домой, а жить мне здесь негде. Одной – неудобно, с тобой – негде. Между тем я, по своему общественному положению, не гожусь ни в прислуги, ни на службу к знатной даме. Но существует один исключительный исход, вполне соответствующий моему исключительному положению. Я слышала очень много хорошего о некоей Луизе де Лавальер. Ну, так не могла ли бы я устроиться как-нибудь при ней?

– Беата! Дитя мое! Ты ставишь меня в невозможное положение! Дело в том, что… Ах, ведь существуют вещи, которых не скажешь девушке твоих лет!

– О, дядя, мне ты можешь сказать все! – с комической наивностью произнесла девушка. – Все равно я обязуюсь под честным словом продолжать и после этого верить, что детей приносит аист!

– Что я слышу! – в ужасе воскликнул старик, с отчаянием всплескивая руками. – И это – девушка из глухой, не тронутой парижской заразой, провинции! И это – дочь моего брата, дитя строгой и порядочной семьи! До чего мы дожили! Беата, уж не хочешь ли ты сказать, что ты знаешь…

– Что Луиза де Лавальер еще не стала любовницей короля, но станет ею непременно? О да, милый дядя, знаю! Но что тебя так ужасает? В чем, собственно, дело? Видишь ли, я смотрю на вещи так: особа короля для меня священна, и я не имею права осуждать его поведение. А если бы я считала, что Лавальер оскверняет себя отношениями к королю, то это было бы равносильно тому, как я сказала бы, что король делает нечто нехорошее. Следовательно, во имя исполнения долга верноподданной я должна считать, что Лавальер ничем не хуже других!

– Да она и не хуже, а лучше Но… нет, это совершенно невозможно!

Однако с Беатрисой было слишком мало сказать «невозможно»; она продолжала настаивать на своем.

Скоро случилось так, что, исчерпав все аргументы, добряк Луи должен был признать себя побежденным, сказав:

– Собственно говоря, поручение короля, о котором я говорил, в том и заключается, чтобы найти кого-нибудь для Лавальер. Ты-то как нельзя лучше подходишь ко всем требованиям, но только для тебя… Ах, да хорошо, хорошо! Все равно ты не выпустишь меня живым, пока я не соглашусь! Хорошо уж! Если король согласится…

Беатриса чуть не задушила старика своими объятиями да поцелуями, когда же он ушел, протанцевала по комнате какой-то совершенно фантастический и необузданный танец. Но она была так счастлива! Все складывалось как нельзя лучше, и если и дальше дела пошли бы так же, то она могла рассчитывать на быстрое и полное торжество!

VI

Отпор, данный Олимпией де Суассон королю, взволновал последнего гораздо больше, чем он сам думал. В нем заговорила уже не оскорбленная гордость, а другие чувства. О, что касается самой Суассон, то в случае чего Людовик не посмотрел бы ни на королеву-мать, ни тем менее на королеву-жену и жестоко расправился бы с дерзкой итальянкой. Но в тоне Олимпии он прочувствовал ожесточенную ненависть и сознание своей силы. В чем была эта сила? Не в эфемерной же надежде на защиту королев? И Людовик невольно подумал, что такие мегеры, как Олимпия, не остановятся ни перед чем. Не было такой гадости, такого преступления, которых не совершила бы Суассон по отношению к кроткой и беззащитной Лавальер, лишь бы отомстить ему лично за прошлую измену. Тут уже не помогло бы никакое наказание, никакие меры предупреждения. У Олимпии много друзей, всех не обнаружишь, не вышлешь, и в конце концов кто-нибудь да устроит подлость Луизе.

Нет, надо было принять охранительные меры, и эти меры пришли Людовику в голову во время чтения Луизы: следовало сейчас же перевести ее в отдельное помещение и найти подходящую женщину которая была бы и компаньонкой, и сторожем.

Первое – помещение – было легко найти, второе – было уже труднее.

Первоначально король обратился с этим к Ренэ Бретвилю.

– Ваше величество, – ответил юноша, – я живу так уединенно… так мало знаю здешних придворных дам…