Петр Шамшур - Приключения-70

• Название: Приключения-70
• Автор: Петр Шамшур
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1971

Сборник приключенческих повестей и рассказов.

СОДЕРЖАНИЕ

ПОВЕСТИ

Петр Шамшур. Трибунальцы

Всеволод Привальский. Браунинг №…

Игорь Болгарин, Виктор Смирнов. Обратной дороги нет

Аркадий Вайнер, Георгий Вайнер. Ощупью в полдень

РАССКАЗЫ

Юрий Авдеенко. Явка недействительна

Север Гансовский. Двадцать минут

Леонид Платов. Мгновение

Владимир Понизовский. В ту ночь под Толедо

---

— Разве Пятый кавалерийский корпус прибыл в в Туапсе? — деловито спросила Клавдия Ивановна.

— Нет. Я откомандирован в распоряжение штаба

Кубанской армии.

— Простите, поручик. Вы очень важная фигура. Простите… Иначе я бы не осмелилась просить о столь непривычной для вас услуге.

— Я рад помочь вам.

— И я… Я благодарю случай, познакомивший нас.

На ее лице была улыбка, но, как мне показалось, не очень искренняя.

— Приятные минуты всегда коротки. Мне пора… Вы не подскажете, как пройти на улицу Святославскую?

Она не сумела скрыть удивления:

— Святославскую?! Вам какой дом?

— Четырнадцать, — соврал я.

— Там нет такого дома, — сказала она. — Это очень короткая улица. Последний дом номер восемь.

— Значит, я что-то путаю.

— Похоже. Вам лучше всего идти через центр. Выйти к морю. И направо по дороге, вдоль берега.

— Спасибо. Прощайте.

— Одну минутку, поручик. Во-первых, не прощайте, а до свидания. Во-вторых, мне хотелось бы отблагодарить вас. Вы, конечно, курите?

— Угадали.

Клавдия Ивановна подошла к дивану, из-под цветастого покрывала достала черный ридикюль. Раскрыла его:

— Вот смотрите.

В руке ее блестел никелированный квадратик. Она нажала кнопку. И над квадратиком поднялось крохотное желто-голубое пламя.

— Это зажигалка, — пояснила она. — Я дарю ее вам. Сколько папирос выкуриваете за день?

— Штук пятнадцать.

— Великолепно. Ежедневно пятнадцать раз вы будете вспоминать обо мне.

Я слышал и раньше о зажигалках. Но видеть их, тем более держать в руках мне не приходилось. Я всегда пользовался кресалом. Однако партизаны отобрали у меня и кресало и кисет с табаком.

— Я не могу принять ваш подарок. Это очень дорогая вещь.

— Поручик, не торгуйтесь, как лавочник.

— Извините. Спасибо.

— На здоровье, — смешливо ответила Клавдия Ивановна. — Если у вас будет время и вы пожелаете послушать музыку, приходите. Вечерами я редко расстаюсь с роялем…

— Спасибо.

— Теперь последняя просьба, отнесите корзины за рояль, что им стоять в центре комнаты.

Я поднял корзины. Понес их к роялю. Но там в углу проявил неосторожность. Одна из корзин, правая, зацепилась как-то за выступ подоконника. Ручка с хрустом оторвалась. Корзина перевернулась. Послышался треск битого стекла. И… десятка два ручных гранат, градом застучав о пол, раскатилось в разные стороны.

Позднее я часто задумывался над тем, что же испытал в то мгновение: страх, удивление, недоумение? Кажется, ни то, ни другое, ни третье. Случившееся было какое-то время выше моего понимания. И меня захлестнуло изумление — сродни рожденному ловким карточным фокусом.

Рука Клавдии Ивановны, нежная, белая рука с тренированными музыкальными пальцами, опять исчезла в глубине ридикюля. А потом я увидел крохотный пистолет.

— Вы будете в меня стрелять? — спросил я.

Она ответила очень уверенно:

— Да. Если вы попытаетесь отсюда выйти.

— Это смешно. Какое мне дело до ваших штучек?

— Возможно, вы и правы. Но ничего другого я не могу придумать.

— Думайте быстрее.

— Не получается. Я на это не рассчитывала. Вы ловкий и сильный… И вдруг такая неосторожность.

— Я должен идти.

Она отрицательно покачала головой. Взгляд ее не выражал ничего, точно большие серые глаза были стеклянными.

— Вы когда-нибудь убивали человека? — спросил я.

— Не приходилось.

— Думаете, это легко?

— Я привыкла к трудностям.

— Слышите, я не спрашиваю, кто вы. И вы не спрашивайте меня. Но я не враг вам.

— Вы знаете мою тайну.

— Гранаты. Может, вам подсунули их вместо фарфора.

— А если я коллекционирую взрывоопасные предметы?

— У каждого свои чудачества.

— На все есть ответ.

— И выход из любого положения есть. Если подумать.

— Однако вы мешаете мне думать. Мешаете своими разговорами.

— Обычно я не страдал разговорчивостью. Это нервы.

— Может быть…

— У вас есть закурить?

Она могла бы сказать, что не курит или что у нее нет папирос. Просто отказать. Но я спросил, как говорится, без всякой задней мысли. Вопрос получился естественным. Клавдия Ивановна вновь раскрыла ридикюль…

И в этот момент я ударил ее крышкой от корзины.

6

Ну… Я вновь на том самом, кишащем людьми бульваре, где минут тридцать назад встретился с Клавдией Ивановной. Кто же она, эта молодая женщина или барышня, обожающая рояль и гранаты? Ручные, солдатские гранаты, с убойной силой на пять метров. И что это за доктор поселился в ее так неудобно построенном доме?

Эх, только не время разбираться в этом…

Солнце давно клонится к западу. Часы на площади, крутобокие, словно бочонок, показывают ровно три. Нужно пробираться на Паук. Странное название. Будто из сказки о Кащее Бессмертном.

Хочется пить. Это от быстрого бега. Когда я выпрыгнул в окно, то подумал, что Клавдия Ивановна начнет палить мне в спину. Но она не стала стрелять. Не захотела привлекать внимание.

Пить, пить… И толстая тетка прямо из окна выходящей на тротуар квартиры бойко торгует петровским квасом. Увы, мои карманы пусты. В них — ни копейки, хотя товарищ Коваленко снабдил меня приличной суммой, приведшей в изумление командира партизанского отряда.

А это что за очередь? Чем здесь торгуют? Керосином. В блестящем клеенчатом фартуке, в кепке с обгрызенным козырьком, керосинщик ловко наполняет латунную меру. Керосин, фиолетово-желтый, льется из широкого крана и немного пенится, точно квас.

Кто-то берет меня за плечо. Я поворачиваю голову, глазам своим не верю. Чистое наваждение. Да это же партизан. Рыжебородый Петрович, что вступился за нас. И так последовательно разъяснял, почему неразумно «шлепать» меня и Сорокина у аэроплана. Взгляд у него по-прежнему рассудительный.

— Рад вас видеть, господин поручик, — говорит.

Я спрашиваю:

— А вы как сюда поспели?

Но Петрович не отвечает на мой вопрос. Повелительно говорит:

— Берите его.

Двое солдат хватают меня за руки. Но злость придает мне силы. Я раскидываю солдат, словно они тряпичные. Бросаюсь вперед. На моем пути внезапно вырастает старик с бутылью керосина, которую он держит на груди, точно малого ребенка. Падает дед, падаю я. Падает и бутыль. И разбивается о мостовую. Солдаты бросаются за мной. Толпа шарахается, опрокидывает бочку с керосином. Солдаты сидят на мне; выкручивают руки за спину. Я лежу в луже из керосина. В керосине и шинель, которую я держал в руках. А керосинщик матерится на все Туапсе. Да, он потерпел убыток.

Стучат о тротуар сапоги. Тротуар старый, словно ему сто лет. Перекошенный, истоптанный, трещины вдоль и поперек. Люди расступаются, давая дорогу мне и моим конвоирам.

Петрович возглавляет процессию. Он идет шага на три впереди меня. А конвоиры на полшага сзади. Руки мои связаны. Бежать бессмысленно. Пристрелят, псы. А если и пожалеют пулю, все равно догонят. Со связанными руками не убежишь.

Я вижу рябое от солнечных бликов море. Прямой, как линейка, причал. Плосковатый, черный сухогруз, ошвартованный в дальнем конце причала. Дым, точно гребень, над его тощей трубой. Но меня ведут не на корабль. Мы поворачиваем вправо. Деревянные, неприветливые дома заслоняют море. И делается немного грустно и тоскливо.

Мы останавливаемся возле старых ступенек, которые ведут на широкую, обвитую глицинией террасу. Здесь переминается с ноги на ногу часовой. Молодой, розовощекий. Нос пуговкой, глаза мелкие.

Петрович говорит:

— Мы к капитану Димову.

Часовой ничего не отвечает. Равнодушно поводит подбородком, точно лошадь сторонящаяся мух: дескать, проходите.

Миновав террасу, оказываемся в тесной, полутемной прихожей. Запах как в трактире — табака и винного перегара. Даже керосин перешибает.

Три двери. Петрович стучит в среднюю. Приоткрывает:

— Разрешите, господин капитан.

В комнате возле стола мужчина в штатском. Ему уже, конечно, за сорок. Волосы наполовину седые. Лицо бледное. Подбородок и нос заостренные. Он смотрит на меня не пристально, а напряженно, словно между нами туман. Может, у него голова трещит с перепоя. А может, вообще такая подлая манера смотреть на людей.

— Это он, — коротко выдыхает Петрович.

Капитан Димов молчит. Потом опускает глаза, перебирает папки. Кажется, бесцельно.

— Позвольте сделать заявление, господин капитан, — громко говорю я. — Человек, который задержал меня, большевистский агент. Я видел его сегодня в партизанском отряде.

— Кто вы? — Димов вновь смотрит на меня, но на этот раз, кажется, тумана между нами нет.

— Поручик Корягин. Офицер связи кавалерийского корпуса генерала Юзедовича.