Людмила Петрушевская - Город света (сборник)

• Название: Город света (сборник)
• Автор: Людмила Петрушевская
• Жанр: Современная проза

В эту книгу Людмилы Петрушевской включено как новое — повесть "Город Света", — так и самое известное из ее волшебных историй. Странность, фантасмагоричность книги довершается еще и тем, что все здесь заканчивается хорошо. И автор в который раз повторяет, что в жизни очень много смешного, теплого и даже великого, особенно когда речь идет о любви.

---

И ничего подозрительного в городе больше не было.

Колдун, правда, как донесли полицейские осведомители, пил всю ночь в кафе один, никого не допуская за свой столик, хотя было два свободных стула — но, видно, с пьяных глаз он разговаривал с этими стульями и делал вид, что с кем-то чокается, и кого-то хвалил за платье от Шанель и сапоги от Версаче, за свежий вид и чудесные шляпки.

Так что миллиардер исчез, и, возможно, зеркальце лежит сейчас в кармане у Елены Прекрасной, чтобы в один прекрасный момент они с миллиардером могли бы вернуться в этот мир, однако что-то до сих пор никто не слышал ничего о них.

Возможно, они живут вдвоем где-нибудь в императорском дворце на острове, не видимые никому, путешествуют на самолетах, плавают на кораблях, счастливые, веселые, и никто не зарабатывает на них денег, не подкарауливает с камерой, никто их не похищает, не стреляет по ним, не устраивает из-за них войн…

И когда они тихо состарятся, то, может быть, разобьют зеркальце вдвоем и выйдут в мир — никому не известные, мирные старички, и поселятся в маленьком городке…

Но до этого еще далеко.

История живописца

Жил-был художник, но он был такой бедный, что не мог купить себе ни карандаша, ни бумаги, а про краски и кисти нечего и говорить. Он, конечно, пытался рисовать кирпичом на асфальте, но дворники и милиционеры не любили таких художеств и звали друг друга на помощь.

Наш бедняк мог бы также расписывать стены и заборы, однако каждая стена кому-то принадлежит. Кроме того, это тоже надо было делать ночью, когда народ не шляется туда-сюда и не мешает: а какое же рисование ночью!

Тем более что кирпичом не порисуешь на стене, кирпич стену не берет, только царапает.

Хорошо еще, что у художника была крыша над головой, однако эту берлогу нельзя было назвать жильем, просто один дворник отгородил под лестницей угол, чтобы не таскать домой метлы, лопаты, ломы, валенки и телогрейку. Дворник навесил туда дверь, снабдил ее ржавым замком и тут же, подумав, повесил объявление, что недорого сдается отдельная квартира б/у.

О том, как художник снял эту квартиру б/у (без удобств), рассказывать долго, только заметим, что он спал там, подстелив на пол свое пальто, и был рад, что все-таки не на улице валяется, где дует, капает и каждый может отобрать пальто.

Как художник дошел до этой нищеты, говорить не хочется, достаточно упомянуть, что его обманули, как обманывают многих простодушных и безденежных людей, которым обещают большие кошельки за их маленькие квартиры, и, проснувшись однажды, такой будущий богач видит, что он лежит на скамейке в парке, а потом с трудом вспоминает, что в его собственном доме уже висят чужие занавески и в двери новенький замок, от которого нет ключа, вот и все.

А почему художнику все-таки достался угол под лестницей, объясняется просто: знакомый дворник сдал ему эту квартиру за приличные деньги, но в долг, надеясь, что когда-нибудь жилец выиграет судебное дело против жулика Адика, захватившего его прежнюю квартиру.

Однако должок все рос и рос, дворник по утрам приходил то за метлой, то за лопатой и, видя спящего без дела художника, раздражался, как каждый честный труженик, который рано встает и вдруг видит перед собой лежачих лодырей. Начинался скандал, и спящий натягивал пальто, на котором находился и которым укрывался, еще и на уши. Это происходило регулярно в семь утра: дворник орал, что в мире один такой нашелся добрый дурак, который бесплатно раздает направо-налево свои квартиры и при этом терпит, что ему не платят вот уже шесть месяцев. А шесть умножить на шесть плюс двадцать шесть будет миллион с копейками, да убить тебя мало, вопил дворник, маша лопатой над головой художника, гони миллион! Или вытряхивайся, у меня на эту квартиру вагон желающих! Или, мечтал вслух дворник, давай я продам тебя в рабство, что ли. Дам объявление, сдается раб на разные работы, оплата вперед за три года! Но этим надо заниматься, вопил дальше дворник, объявление денег стоит! Короче, орал дворник, иди сдавай почку в больницу, у тебя почек целых две, куда тебе одному столько.

Кончалась эта утренняя беседа всегда одним и тем же:

— Выходи, — говорил дворник, — ты уже на свои деньги выспался! Иди в больницу!

Художник, толком не проснувшись, плелся на улицу и в который раз думал, почему хозяин все время посылает его лечиться?

Дворник, как петух, кричал каждое утро, и спасибо еще, что у дворников, в отличие от петухов, есть два выходных дня: тут-то бедный постоялец отсыпался.

Итак, рано утром он выбирался из своего логова и шел гулять с тайной целью найти где-нибудь кусочек хлеба или стакан горячего чаю, такая у него была мечта. Кроме того, наш художник все время околачивался близ родного мусорного бака, который стоял у его прежнего дома: была надежда, что новый владелец квартиры жулик Адик возьмет и вынесет на помойку кисти, краски и полотна прежнего хозяина. Умный художник рассчитывал, что Адик когда-нибудь да начнет делать ремонт, и вот тогда придут рабочие и все выкинут, и можно будет нарисовать картину и продать ее!

Но где плохо, там будет еще хуже, и бедняга упустил свое счастье: придя однажды к родному дому, он увидел такую картину: в его квартиру въезжают совершенно посторонние люди, семья с пятью собаками, роялем и не очень взрослой дочерью, которая держала всю свору на поводке и руководила отцом и матерью, а также четырьмя грузчиками. В подъезд вносили книги, полки, ноты, рояль, затем потащили клетку со взъерошенным котом, и собаки подняли приветственный лай (одна из них была явно слепая, но она тоже гавкала и веселилась вместе со всеми).

Художник сразу же, не сходя с места, полюбил эту странную семью, особенно слепую собачку и девушку-хозяйку, такую разумную в свои небольшие годы, — и затем он, повесив голову, пошел прочь: против этих людей он никогда бы не стал выступать в суде, требуя их выселения.

Жулик Адик, обманом захвативший его квартиру, знал что делал, когда перепродавал ее такому семейству.

И художник, как всегда, отправился бродить по городу и рисовать свои картины. Надо сказать, что он все-таки рисовал, но мысленно. То есть, найдя какую-нибудь выгодную позицию, он, как полководец, озирал пространство: тут домишко, тут церковь, тут облако и дерево, из булочной вышла толстая тетя с батоном, остановись, мгновенье, ты прекрасно! (Так восклицал про себя художник.) Это была его никому не видимая картина, где все краски играли, переливаясь, где мир светился, небеса становились бирюзовыми, хлеб и стены храма отливали золотом, а теткино платье пышно расцветало, как букет сирени, и в добавление ко всему у булочной останавливалась бабушка в оранжевом байковом халате: все.

Художник вздыхал, создав это произведение, руки его шевелились, а в глазах стояли слезы восторга, потому что если бы кто-нибудь увидел его картину, мир бы засмеялся от удовольствия, ей-богу (думал художник). И картина бы излучала свет далеко, метров на десять! И в музее вокруг нее бы толпились!

Закончив свой ежедневный труд, наш мечтатель брел в булочную и вдыхал там аромат свежего хлеба, а также глубокий, сладкий, сытный запах деревенского каравая и поджаристо-легкомысленное дуновение от горячих булочек. Художнику не приходило в голову просить милостыню, он не искал огрызков на полу; он просто стоял, закрыв глаза, и грелся душой, такая у него была ежедневная программа.

Затем он находил в своем тайнике, под крыльцом соседнего дома, необходимые вещи, куски известки, кирпича и черного каменного угля, и шел, спотыкаясь, искать свободный метр асфальта. Такое пространство обычно имелось где-нибудь в дальней аллее парка, где не было сторожей и садовников, и художник до темноты ползал на коленях, рисуя цветы, птиц, кошек и собак. Он устраивал дело так, чтобы все эти создания, как живые, красовались бы на куске асфальта: вот присел воробей, недалеко от него кошечка, которая не обращает никакого внимания на воробья, тут же из асфальта робко вырос кирпично-красный мак (а кошка была, разумеется, белая, а воробушек серый, а тени от них черные как уголь!).

В тот день, когда рухнули его мечты отсудить свою квартиру, художник нарисовал на асфальте свору из пяти собак, одна из которых стояла с зажмуренными глазами, рядом он изобразил клетку с белым котом, затем рояль (вид сверху) — а строгую девушку он нарисовал прямо у себя под ногами, так как боялся, что ее тут же затопчут ногами прохожие.

Что интересно — иногда художнику некоторые сердобольные люди совали деньги, на это он и жил. Вот и сегодня вокруг его картины собрались зрители: дети с мороженым, их бабушки с запасами на случай жары, дождя, холода и голода, затем пенсионеры в светлом с газетками по причине грязных скамеек плюс какие-то небритые дяди со следами страданий на лице и совершенно пустыми руками. Такие люди никогда ничего не подавали панельному живописцу, для этого существовали женщины средних лет, способные расплакаться при виде одинокого худого заброшенного мужчины.