Барбара Картленд - Брак на небесах

• Название: Брак на небесах
• Автор: Барбара Картленд
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7841-0275-3

Семейные обстоятельства предрешили брак очаровательной леди Сэмелы со светским повесой герцогом Бакхерстом. Новобрачные не надеялись на счастье в этом союзе, но вскоре после свадьбы Бакхерст стал жертвой несчастного случая – и на время потерял память. Точно новыми глазами взглянул он на юную Сэмелу – и влюбился в собственную жену! Медленно и осторожно ищут супруги пути к сердцам друг друга. И пусть Сэмеле предстоит борьба с коварной соперницей – что может помешать влюбленным, если брак их воистину заключен на небесах!

---

Герцог заметил, что при этих словах у нее дрогнул голос. Но он решил, что не стоит обращать на это внимание.

Его отнюдь не радовало, что любовь его молодой жены к нему растет день ото дня: он боялся, что, когда он вернется к нормальной жизни, ей тяжело будет привыкнуть к его отлучкам.

«Я не хочу сделать ей больно, – думал он. – Но у меня должна быть своя жизнь, и ей придется примириться с этим».

Когда они пообедали, он физически ощутил ее возбуждение в предвкушении совместной прогулки, и это показалось ему очень трогательным.

Женщины, с которыми он прежде проводил время, испытывали возбуждение лишь от того, что он желал их, а Сэмела, напротив, была взволнована желанием доставить ему удовольствие и поделиться наслаждением от зрелища распускающихся орхидей.

Ему пришло в голову, что было бы интересно посмотреть, как она отреагирует, если он преподнесет ей подарок. Тут он вспомнил, насколько был рассеянным, ничего не подарив ей даже ко дню свадьбы.

Сэмела открыла дверь в оранжерею, построенную в начале предыдущего века и служившую блестящим примером архитектурного стиля эпохи королей Георгов.

Через высокие окна пробивались яркие солнечные лучи, бросавшие блики на лепестки цветов, целиком заполнивших длинное узкое помещение всем богатством оттенков цветочной палитры и оттененных темной зеленью пальм и экзотических кустарников, с которыми с недавнего времени экспериментировал герцог.

В центре оранжереи журчали струи воды в каменном фонтане. Когда они подошли к нему, Сэмела вложила свою ладонь в руку герцога, и он увидел захватывающую картину – бело-розовые орхидеи, привезенные им из Индии. Они были такими миниатюрными, очаровательными и трогательными со своими обращенными к солнцу звездообразными лепестками, что у герцога мелькнула мысль об их удивительном сходстве с Сэмелой.

Выходило, что, когда он нашел их в Индии и привез в Англию, он думал о ней.

Он крепко сжал ее ладонь и ощутил волны радости и возбуждения, исходившие от нее. Он также чувствовал, что она с нетерпением ждет его реакции.

Он молчал, и наконец она тихо спросила:

– Вы… довольны?

– Я восхищен! И, думаю, поскольку они еще не названы, следует их назвать вашим именем.

Сэмела ахнула:

– Вы серьезно… вы правда хотите это сделать? О, какой подарок! Спасибо… спасибо!

Герцог обернулся: ее лицо было обращено к нему, глаза сияли, и ему показалось, что радость так захлестнула его жену, что она готова броситься ему на шею и расцеловать.

Ему вдруг показалось, что сейчас подходящий момент для того, чтобы впервые поцеловать ее, но в эту самую минуту их прервали: в оранжерею вошел Хигсон.

– В чем дело? – спросил его герцог.

– С визитом приехала баронесса фон Шлютер, – запыхавшись, сказал дворецкий. – Ее милость говорит, что оказалась по соседству и очень хотела бы переговорить с вашей светлостью перед возвращением в Лондон.

Поджав губы, Бакхерст подумал, что баронесса использует чересчур надуманный предлог.

Он прекрасно понимал, зачем приехала баронесса: ей необходимо выяснить, почему он прервал с ней связь, ибо слухи о несчастном случае до нее не могли дойти.

В этот момент он почувствовал, как в его руке сжались тонкие пальцы, и понял, что Сэмеле небезразличен ответ, который он даст Хигсону.

Бакхерст знал, что она напряжена не потому, что опасалась баронессы или ревновала к ней – до его жены не дошли светские пересуды. Но гостья пожаловала не вовремя, тогда, когда они собирались побыть вместе, чего Сэмела с таким нетерпением ждала – ведь он впервые сошел вниз!

Он был уверен, что, если пойдет к баронессе, Сэмела почувствует себя одинокой и забытой, как ребенок, которого обещали сводить на пантомиму и в последний момент разочаровали, не выполнив обещания.

Размышляя об этом, Бакхерст вдруг понял, и это показалось ему прямо-таки невероятным, что у него сейчас нет ни малейшего желания видеть баронессу.

У него возникло такое чувство, словно она является чужеродным телом для этого дома, для орхидей, для солнечных лучей и, конечно, для Сэмелы.

С минуту он не мог поверить, что чувствует именно это, но затем окончательно уверился, что не может принять женщину, в страстных объятиях которой совсем недавно буквально сгорал, что вовсе не желает ее видеть.

Хигсон ждал его решения, ждала его и Сэмела, и хотя в его мозгу промелькнули десятки мыслей, для ответа ему потребовалось не более нескольких секунд:

– Передай мои извинения, Хигсон, и скажи, что, к сожалению, доктор строго предписал мне не принимать гостей в течение нескольких дней.

Говоря это, он знал, что у Сэмелы снова появились ямочки на щеках, а в глазах засияло солнце.

Он, кроме того, почувствовал, как расслабились ее пальцы в его руке и, казалось, она готова запрыгать от счастья – он остается!

– Слушаюсь, ваша светлость, – почтительно сказал Хигсон и повернул к дому.

– А теперь я хочу показать вам другие орхидеи, – будто их не прерывали, предложила Сэмела, – тоже очень симпатичные, но не такие прелестные, как… названные в мою… честь.

И она провела герцога вокруг фонтана, где располагались не менее экзотические растения. Потом Сэмела твердо заявила, что они погуляли достаточно и пора возвращаться домой.

Он не стал спорить, так как, к удивлению, почувствовал, что еле стоит, и когда они вернулись к уютному креслу у окна, Бакхерст с облегчением уселся в него.

Сэмела не стала задавать никаких вопросов, а лишь прошла к подносу, на котором в ведерке со льдом стояло шампанское и вернулась с полным бокалом в руке.

Хигсон уже объяснял ей: в те дни, когда герцог был в своей резиденции, в каждой комнате, куда он мог зайти, было приготовлено шампанское.

– Дело не в том, что его светлость любит выпить, – объяснил дворецкий, – он пьет не более одного бокала в день в отличие от некоторых гостей, которые бывают здесь. Просто этого требует гостеприимство, традиционное для Бакхерст-парка, ваша светлость, как и для других поместий, которыми владеет герцог.

– Думаю, это очень неплохо, – сказала Сэмела, – это мне напоминает гостеприимство монахов в монастырях, которые всегда были готовы накормить и приютить путников как дорогих гостей.

– Мне кажется, этот обычай восходит к какой-то старинной религии, – добавил Хигсон. – Но сейчас так принято в Англии. Что ж, будем принимать это как должное.

– Конечно, будем, – согласилась юная герцогиня.

При этом она решила, что иного и не ожидала от своего рыцаря-крестоносца, который, конечно, должен быть щедрым и гостеприимным и желать помочь всякому страждущему.

Герцог взял бокал, отхлебнул из него. Не странно ли, что он не захотел ни под каким видом встретиться с баронессой? Он представил себе ее ярость, когда ей отказали в приеме.

«Ничего, переживет как-нибудь», – подумал он.

Он почувствовал, что его не особенно волнует, переживет она такой афронт или нет, и, к своему изумлению, понял, что завершилась эпопея с еще одной его любовной историей.

По возвращении в Лондон он уже не возобновит связи с баронессой фон Шлютер.

Герцог привык к тому, что часто его любовные связи обрывались еще до того, как о них становилось известно обществу.

Когда он покидал баронессу, то был этим крайне недоволен и не сомневался в том, что вернется к ней сразу же после свадьбы.

Пламя, которое она разожгла в нем, и ее виртуозные навыки в той области, которую он называл «наукой страсти», были так велики, что временами он чувствовал себя в роли ее ученика.

И все же теперь – во что он никак не мог поверить – мысль о ней вовсе не возбудила в нем желания, а их любовные утехи в ретроспективе показались ему необузданными и положительно неприличными.

Вообще-то герцог очень ответственно подходил к своему высокому положению и не забывал о нем даже в самые интимные моменты занятий любовью.

Однако, когда сейчас он любовался юным, ангельским личиком Сэмелы, сидевшей у окна и листавшей книгу, он твердо решил: она никогда не должна узнать о том, как ведут себя женщины, подобные баронессе.

И тем более ей не следует общаться ни с одной из его бывших любовниц.

Бакхерст полагал, что она не только была бы шокирована, но расстроилась бы и устыдилась от того, что он, герой ее мечтаний, рыцарь, которому она приписывала все мыслимые и немыслимые добродетели, имел с ними связь.

«Я обязан оберегать ее от этого», – решил герцог.

Потом Бакхерст подумал, как странно, что он принял такое решение, и еще более странно, что ему так хочется отгородить жену не только от других женщин, но и от знания его прошлой жизни.

Именно ее юность служит причиной того, что хочется уберечь ее от потрясений, сплетен, прозы жизни и прочих превратностей судьбы.

Затем он вспомнил о том, что разум у Сэмелы отнюдь не детский, и поскольку иногда ему казалось, что она читает его мысли, он велел себе быть крайне, крайне осторожным, чтобы не задеть ее никоим образом.