Жюльетта Бенцони - Страсти по императрице. Трагические любовь и судьба великих женщин

• Название: Страсти по императрице. Трагические любовь и судьба великих женщин
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Издательство: Этерна
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-480-00183-9, 2-84100-247-0

Великие императорские династии Европы просуществовали до первой четверти XX в. Троны Романовых в России, Габсбургов в Австрии, Гогенцоллернов в Германии пали в атмосфере шекспировских трагедий. Автор этой книги, восстанавливая историю, рисует лики знаменитых императриц: ослепительной Сисси; последней русской царицы Александры Федоровны; Виктории Английской. Рядом всплывают образы Марии Ветсеры, юной девушки, покончившей жизнь самоубийством в Майерлинге; супруги эрцгерцога Родольфа Стефании Бельгийской; императрицы Мексики Шарлотты, впавшей в безумие. Все эти прекрасные дамы, отмеченные ореолом несчастья, остаются для нас навечно восхитительными.

---

— Почему бы тебе не поговорить с ним? — откликнулась наконец Луиза. — Дай ему понять, что чувствуешь себя одинокой.

— Ему со мной скучно, прекрасно знаю. Как и то, что недостаточно ослепительна. Его красивые подружки не стесняются называть меня «фламандской крестьянкой». Ты думаешь, когда я играю свою роль при дворе, не замечаю улыбок, торжествующих взглядов этих женщин… не знаю, что каждую ночь Рудольф уезжает из Хофбурга в фиакре, с кучером по имени Братфиш; и направляется к одной из своих любовниц, если только не едет к Сашеру ужинать с …

— …с моим дорогим супругом и с графом Хойосом, — со смехом закончила Луиза, — эта троица неразлучна. Но, по праву, Стефи, ты не должна так расстраиваться за этого! Ты — его жена, и он тебя ценит Знаю, сам мне сказал. Пусть не очень тебе верен — ерунда! Настанет день, когда он сделается императором, а ты — императрицей. И тогда его поглотят государственные дела, а Братфишу придется подыскивать другую работу. Рудольф дорожит тобой, ты знаешь, и притом…

Фраза получилась неловкой — Стефания зарыдала и уткнулась лицом в подушку канапе.

— Дорожит, знаю… Но я ведь люблю его… так люблю!

Ровный, холодный голос фрейлины — появления ее они не заметили — внезапно положил конец сетованиям эрцгерцогини:

— Его Величество ждет Ваше Высочество по случаю приема венгерской делегации.

Стефания выпрямилась, тщательно осушила покрасневшие от слез глаза, с отчаянием посмотрела на сестру и героически заставила себя улыбнуться.

— Ждет, это верно, — произнесла она со вздохом. — Есть здесь по крайней мере один человек, которому я нужна, — император.

В самом деле, после возвращения в Вену на Стефанию легли многочисленные официальные обязанности. Супруга наследника престола постоянно заменяла вечно где—то блуждающую императрицу, эгоистично отказывавшуюся нести бремя ненавистных обязанностей. Кстати, она не выражала невестке ни малейшей признательности. И Стефания, вооруженная своей вечной улыбкой, кому—то казавшейся глупой, без устали выполняла утомительные придворные обязанности: принимала, открывала, председательствовала, удостаивала своим присутствием балы в посольствах и фольклорные праздники…

За эту непомерную безропотную работу признателен ей был один только Франц Иосиф: восторгался мужеством двадцатилетней принцессы, которая с такой смелостью старалась выполнять труднейшую работу вице—императрицы. Заставить делать это не удавалось ни Сисси, ни Рудольфа, они проявляли тут откровенную нелюбовь. А Стефания, как и сам старый император — покладистый работник власти, и Франц—Иосиф часто сожалел, что она не парень и не его сын.

К несчастью, эта утомительная деятельность подрывала здоровье молодой женщины. Первые роды, очень трудные, повлияли на ее хрупкое здоровье, и врачи опасались, что она не сможет больше иметь детей. Страх перед этим настолько прочно засел в мозгу императора, да и Рудольфа тоже, что для нее сделали некоторое послабление в режиме императорской тюрьмы — Стефания получила возможность время от времени отдыхать.

Стали ее видеть на острове Джерси, в Лакроме, в замке Мирамар, что близ Триеста, но чаще всего — в Аббазии, на Далматинском берегу. Но всегда одну, как и императрицу Елизавету, или в обществе сестры Луизы. Понемногу покинутая принцесса начала привыкать к своим каникулам. В Аббазии она дышала — вдали от мрачных стен Хофбурга. У нее появилась возможность быть почти такой же, как все остальные, — молодой дамой, отдыхающей с маленькой дочерью, а это замечательно… Тем более что жизнь в Вене, особенно пребывание рядом с Рудольфом, становилась все невыносимее — все чаще происходили ужасные сцены.

— Ты боишься умереть? — спрашивал он ее иногда. — Это ведь так просто, Стефания! Смотри: небольшое движение пальцем, легкое нажатие на этот вот кусочек железа — и все кончено…

Под взором жены, полным ужаса, Рудольф, с помутившимися глазами, вертел в руках дежурный револьвер… Уже не в первый раз играл он перед ней этим смертельным оружием. Но она, даже если и боялась его, старалась ничего не показывать, чтобы не будить жестокость в этом странном сердце.

— Ты не должен так говорить, — холодно произносила она. — Принц еще менее простого смертного имеет право распоряжаться своей жизнью. Для него долг превыше всего.

— «Долг»! У тебя только это на уме, Стефи! Ты похожа на моего отца, вы с ним чудная парочка: оба погрязли в респектабельности и соблюдении этикета!

— Когда правишь страной, это намного лучше, чем погрязнуть в пьянстве и разврате! — с презрением отвечала молодая женщина.

В тот день Рудольфом овладел ужасный приступ гнева — жена старалась не обращать внимания. Впрочем, в последнее время эти приступы стали усиливаться, принимать устрашающие формы. Эрцгерцог много пил, не спал ночами, разрабатывая вместе с друзьями—журналистами и кузеном, революционно настроенным эрцгерцогом Яном—Сальватором, планы, представлявшие опасность для государства. Эти планы, навеянные чрезмерным великодушием и либерализмом, заслуживали по меньшей мере уважения за вложенное в них чувство человеческой солидарности. Становясь с каждым днем все беспокойнее и испуганнее, полностью утеряв связь с отцом, отупев от работы и от удовольствий и потому заболевший, Рудольф прожигал жизнь, и каждый прожитый день прививал ему все больший вкус к смерти — понять этого мирная Стефания никак не могла. Да и кто посмеет упрекнуть в этом двадцатилетнюю женщину?

Иногда на мрачном небе семейных отношений случались прояснения, как в тот день 1886 года: в сопровождении Филиппа и Луизы Кобургских семейная пара торжественно открывала новый охотничий домик Майерлинг, в окрестностях Вены. В тот день Рудольф весел, раскован, очарователен, каким так умел быть… К несчастью, просветление оказалось недолгим — семья снова стала погружаться в ад; Стефания все чаще старалась из него вырваться, отправляясь в Аббазию. Скандал следовал за скандалом, один яростнее другого, и во время них Рудольф терроризировал принцессу, грозил убить сначала ее, а потом и себя.

Ситуация стала еще хуже в конце 1887 года, когда германская кузина Рудольфа, графиня—интриганка Лариш—Валлерзее, представила принцу шестнадцатилетнюю девушку из семьи, принадлежавшей к мелкопоместному дворянству и породнившейся с богатыми восточными буржуа. Звали ее Мария Ветсера — брюнетка, с огромными голубыми глазами, а Рудольф всегда питал слабость к брюнеткам. Очаровательная, юная и явно влюблена в принца… Не прошло и года, как Мария стала постоянной гостьей апартаментов в Хофбурге, куда Стефания так и не смогла попасть. К ней Рудольф воспылал страстью, но этот каприз не отлучил его, однако, от других любовниц. Среди них — актриса Митци Каспар, с ней он часто проводил ночи.

Жизнь Стефании превратилась в пытку. Мария, светясь от гордости, бесстыдно выставляла напоказ свою победу и нагло бросала вызов эрцгерцогине, когда та встречалась с ней в Опере. В этом ее поддерживала мамаша, женщина крайне честолюбивая и уже видевшая дочку императрицей, несмотря на более чем скромное происхождение, не дававшее ей права даже присутствовать на придворных балах. Но ведь ходили слухи, что Рудольф, отчаявшись иметь наследника мужского пола, попросил Папу Римского расторгнуть его брак.

Год 1888–й заканчивался грустно. После Дня святого Николаса Стефания уехала на несколько дней в Аббазию, надеясь обрести там ускользавшее душевное спокойствие. Однако ей пришлось вернуться в Вену в первых числах января — императрицы опять не было там, ее надо было заменить. Увидев Рудольфа, она пришла в ужас: еще более возбужден и более раздражителен, чем обычно, взгляд как у затравленного зверя… Казалось, им двигала какая—то внутренняя сила, контролировать которую он уже не в состоянии. Все ночи он проводил вне стен дворца.

Двадцать шестого января он заявил жене, что на следующий день намерен ехать на охоту в Майерлинг. Не спрашивая зачем, Стефания попыталась его отговорить: он так бледен, возбужден — явно болен…

— Вот именно! — возразил Рудольф. — Мне так нужен чистый воздух…

Но эти слова не успокоили ее смутную тревогу.

— Очень хотела, чтобы он отказался от этой охоты! — поделилась она с сестрой. — Не знаю почему, но мне страшно…

Эрцгерцогиня и впрямь была очень взволнована и возбуждена: двор полон ужасных слухов. Говорят, Рудольф вызвал сильное недовольство императора — недопустимо сдружился с венгерскими бунтарями… Поговаривают даже о некоем заговоре против императора, а еще — что Рудольф постоянно твердит о смерти…

— Коли ты так боишься, — посоветовала Луиза, — поезжай вместе с ним в Майерлинг…

— Я предложила ему, но он не хочет. Говорит — я слишком глупа и боюсь его огнестрельного оружия.