Виталий Оппоков - Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917

• Название: Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917
• Автор: Виталий Оппоков
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Политика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-25205-3

Октябрьскую революцию 1917 года не зря поначалу именовали переворотом. В отличие от подлинных революций, совершаемых «снизу», заговоры и перевороты планируются в высоких кабинетах, и именно «верхи» подталкивают народ к осуществлению этих планов. Не стали исключением и Февраль, и Октябрь 17-го.

Горячие споры о тех роковых для России событиях не стихают до сих пор. Был ли Ленин «германским шпионом»? Как объяснить ту сравнительную легкость, с которой Николай Романов отрекся от престола? Почему первой на верность Временному правительству присягнула ближайшая родня низложенного монарха?

И самый главный вопрос: следует ли считать гибель Российской Империи «политическим самоубийством», как твердят учебники истории? Или это было «заказное убийство» — умышленное, расчетливое, жестокое?

В своей новой книге В.Оппоков исследует причины и тайные пружины величайшей катастрофы русской истории, определяя место Октябрьского переворота в мировой политике и роль Европы в уничтожении Российской Империи.

---

202

Скрывались по решению ЦК на озере Разлив (Россия), а затем в Финляндии, так что и с этой «информацией» ведомство Медведева опростоволосилось.

203

Так в документе; более точно — «Киевская мысль» и Антид-Отто (псевдоним). Плеханов в своих показаниях, делая политический донос на не полюбившегося ему молодого партийного карьериста, «деликатно» сообщал: «„Голос“ был органом совершенно пораженческим. Между тем как в „Киевской мысли“ (1915 или 1916 г.) Троцкий высказывался скорее как человек, сочувствующий странам согласия. В одной из своих статей я отметил эту двойственность, сказав, что статьи Антида-Отто могли бы служить хорошим противоядием против статей Троцкого. „Голос“ стал выходить вскоре после начала войны 1914 г. Главным сотрудником и, вероятно, редактором его являлся Троцкий… Благодаря чему Троцкий стал во главе издания „Голоса“ и „Нашего слова“, не знаю. Предполагаю, что это произошло из-за того, что он лучше владел пером, чем его сотрудники (Лозовский и другие). Отношение этих органов к издававшемуся мною в Париже „Призыву“ было резко враждебное. Нас третировали как изменников интернационала, социал-патриотов и т. д.».

204

Может, потому, что Мартов был «главным сотрудником» Троцкого, он допрашивался не как обвиняемый, а как свидетель? В материалах, собранных Александровым, имеется «протокол допроса Ю.О. Цеденбаума (Л.Мартова)» от 16 сентября 1917 г. Приходилось слышать и читать, что Мартов отстаивал перед следствием доброе имя Ленина. Это совсем не так. Мартов изложил подробно все сплетни, которые распространялись в эмигрантских кругах, о «беспринципности, безнравственности, жадности, неразборчивости в средствах и связях» большевиков и Ленина. В своих показанияхон подтвердил, что изложенные им факты составляют основное содержание изданной им в 1911 г. брошюры «Спасители и упразднители», предъявленной ему следствием.

205

В своих показаниях A.M. Коллонтай опровергла все эти «агентурные сведения». Да и навряд ли во время войны она вела «пропаганду против меньшевиков всех стран», поскольку только в этот период стала разделять точку зрения большевиков, да и то скорее всего с ориентацией на Троцкого. По ее словам, «свою политическую физиономию» определила «как интернационал-большевичка». Еще более определенно отозвался об этой «политической физиономии» Луначарский, тонко, по-плехановски, и хитро, по-троцкистски, отмежевавшись и от Коллонтай, и от большевиков: «Все время она была меньшевичкой. Большевичкой сделалась она в последние годы, и как раз с тех пор я ее встречал лишь раза два мельком…»

206

ГАРФ.Ф. 1782. Оп. 1.Д. 18. Л. 340–345.

207

Все эти подробности в мельчайших деталях, поверхностно создавая неоспоримую достоверность приводимых «документов», очень уж роднят материалы, собранные Александровым и Соколовым. Поразительная схожесть «следовательского почерка» еще в одном: и тот, и другой не гнушаются делать серьезные выводы не только на явных нелепицах и сплетнях, отвергая серьезные, однако «неудобные» сведения, но и не брезгуют «пьяными показаниями». Скажем, Соколов в своем постановлении от 6 августа 1922 г., обвиняя большевиков во всех трех злодеяниях, берет за основу все то, что было собрано его предшественниками. А ведь многие из зафиксированных показаний откровенно содержат в себе наблюдения пьяных глаз. К примеру, по Алапаевскому случаю, т. е. убийству князей, в одном из материалов предварительного следствия от 28 декабря 1918 г. речь идет о свидетелях, видевших якобы «конный поезд», что могло доказывать вывоз арестованных к шахтам. Назывались и фамилии этих свидетелей, которые, правда, никого из ехавших признать не могли. А как бы, интересно, они это могли сделать, если Каинов и Останин были пьяны до бесчувствия, а Трушков, рассказавший об этом, хотя и находился, по его же словам, в веселом состоянии, но «в полном сознании и рассудке». А вот как изобличались большевики в убийстве в Перми на Мотовилихинском заводе великого князя Михаила Александровича. Этот разоблачительный факт сообщил 11 февраля 1919 г. помощнику начальника военного контроля штаба 1-го Средне-Сибирского корпуса надворному советнику Кирсте «гражданин Рябухин». Последний же «достоверные факты» слышал от непосредственного участника убийства — эсера Плешкова, уволенного коммунистами с должности начальника милиции. Плешков рассказывал о своем «подвиге» в присутствии еще одного эсера — Бересенева. Разговор происходил в дороге, после угощения… спиртным.

208

ГАРФ.Ф. 1782.Оп. 1.Д.21.Л.404.

209

Александрова даже не смущает то, что более «важный и сведущий» свидетель Бурцев утверждал, что «Ленин со своим сонмом немецких агентов ехал в „опломбированном вагоне“». Если в опломбированном — то как же мог выходить? Видимо, следователь колебался между двумя соблазнами: опломбированный вагон — тайный провоз в Россию; выходы на остановках — возможность пропаганды в пользу Германии среди военнопленных. Впоследствии первый вариант нашел более широкую огласку.

210

Разве могли так говорить «открыто, не стесняясь» о важном (да даже и неважном) агенте? Если же говорили о том во всеуслышание, то только с провокационной целью. Подобные «свидетели» и «ценные агентурные данные» не столько изобличают Ленина и большевиков в шпионаже, сколько обвиняют Временное правительство и германские власти в сговоре по опорочиванию, а в дальнейшем и уничтожению большевистских лидеров, в первую очередь Ленина. Не явилось ли продолжением этого сговора активное участие немецкой стороны в раскрытии «убийц царской семьи» — все тех же большевиков? Все эти воспоминания людендорфов и гофманов, неприкрытая заинтересованность Берлина в распространении подложных документов и другие факты говорят о многом.

211

И это тоже, считаю, снимает александровские подозрения в отношении «агентства» Ленина. Верить до конца в непогрешимость товарища, бороться в открытую за его честь и достоинство, заявлять о его честности и чистоте даже при наличии изобличительных сведений может, безусловно, только чрезмерно доверчивый человек, но и сам по-настоящему честный и чистый. Вот как на его месте поступали «непримиримые борцы» Алексинский и Бурцев? В 1907–1910 гг. первый из них был близок к Ленину, по его же словам, был очень хорошего мнения о нем, но затем разочаровался.

212

В этом изобличении наверняка помог Александрову неистовый борец против большевиков Заславский, объявивший после их прихода к власти и себя большевиком. Упомянутые строки из постановления Александрова будто процитированы из газеты Заславского «День».

213

ГАРФ.Ф. 1782. Оп. 1.Д.4.Л. 18–33.

214

21 —30 июля 1922 г. Соколов составил протокол осмотра «вещественных» доказательств. В числе других бьшо дело «Следственной Комиссии г. Алапаевска»… по обвинению Сычева как «активного работника Сов. власти». Здесь же была и выдержка из показаний самого обвиняемого: «Я состоял до июня месяца в партии левых эсеров и сочувствовал большевикам, принимая участие в реквизициях, в июне же месяце вышел из партии. В Красную Армию был мобилизован». Следственная комиссия обратилась к начальнику боевой колонны полковнику Смолину с просьбой принять меты к «изоляции» Сычева. Что это была за «изоляция», можно догадаться по расстрелу инженера Родионова, приглашенного на официальный обед по случаю освобождения от большевиков г. Алапаевска. Труп Родионова по просьбе его жены «соизволил разрешить выдать» все тот же Смолин. Немало подобных случаев описано в протоколах допросов Колчака. См: Арестант пятой камеры. — М.: Политиздат. 1990. С. 421–456.

215

Огонек. № 38. 1990. С. 29; Радзинский называет Голощекина то Исай, то Филипп; правильно — Филипп Исаевич.

216

Гитлер Адольф. Майн кампф. Переводе немецкого. Шанхай: Книгоиздат. Гонг. 1935; Русский клич. 1982. С. 51, 52.

217

Палеолог Морис. Царская Россия накануне революции. Петроград, 1923. С. 117.

218

Это не совсем так. Он их выдал до прибытия карателей. В предыдущих своих показаниях Анненков объяснил, что после убийства коменданта и изгнания офицеров казаки попросили его принять командование тремя полками. Как офицер он этого не должен был делать, ну а если уж согласился, то не должен был изменять доверию казаков. Анненков, по его словам, казаков уважил, полки привел в порядок, а затем сообщил о «восстании» войсковому атаману. «Из Омска, — показывал он, — была послана экспедиция для того, чтобы обезоружить казаков и предать их полевому суду».