Виталий Оппоков - Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917

• Название: Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917
• Автор: Виталий Оппоков
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Политика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-25205-3

Октябрьскую революцию 1917 года не зря поначалу именовали переворотом. В отличие от подлинных революций, совершаемых «снизу», заговоры и перевороты планируются в высоких кабинетах, и именно «верхи» подталкивают народ к осуществлению этих планов. Не стали исключением и Февраль, и Октябрь 17-го.

Горячие споры о тех роковых для России событиях не стихают до сих пор. Был ли Ленин «германским шпионом»? Как объяснить ту сравнительную легкость, с которой Николай Романов отрекся от престола? Почему первой на верность Временному правительству присягнула ближайшая родня низложенного монарха?

И самый главный вопрос: следует ли считать гибель Российской Империи «политическим самоубийством», как твердят учебники истории? Или это было «заказное убийство» — умышленное, расчетливое, жестокое?

В своей новой книге В.Оппоков исследует причины и тайные пружины величайшей катастрофы русской истории, определяя место Октябрьского переворота в мировой политике и роль Европы в уничтожении Российской Империи.

---

В письме Великого князя Александра Михайловича нетрудно уловить недоверие и иронию по отношению к мерам, предпринимаемым Николаем II, а также ультимативное предостережение. Есть здесь и строки, перекликающиеся с «рекомендациями» Михаила Александровича в его телеграмме царствующему брату о «самостоятельном председателе Совета Министров». Не исключено, что они подсказаны одному из главных претендентов на престол именно автором вышеизложенного письма. Он же, Александр Михайлович, мог посоветовать Михаилу Александровичу мотивацию «временного отказа от престола», которая так вывела из себя сдержанного Николая Александровича. В воспоминаниях Мордвинова отмечается: «5 марта было воскресенье. Утром мы узнали, что великий князь Михаил Александрович отказался принять власть впредь до подтверждения его императором Учредительным собранием».[76] Можно предположить, что «авторитет Учредительного собрания» соблазнил Михаила исторической параллелью — его тезка, первый русский царь из «династии Романовых» — Михаил Федорович был посажен на трон Земским собором. Но такой соблазн, кроме коварства и амбициозных целей определенных лиц, хотя бы тех же Владимировичей и Михайловичей, ничего рационального в себе не нес, и, по всей видимости, у Николая II было достаточно оснований считать его «такой гадостью». «После известия об отказе Михаила Александровича не только среди лиц, окружавших государя, но и среди всей Ставки не было уже почти никаких надежд на то, что Россия сможет вести войну и продолжать сколько-нибудь правильную государственную жизнь, — вспоминал генерал Дубенский. — Надежда, что „Учредительное собрание“ будет правильно созвано и утвердит царем Михаила Александровича, была очень слаба, и в нее почти никто не верил».[77]

Еще более нелицеприятные и жестокие версии связывали с именем великого князя Сергея Михайловича, погибшего в июле 1918 года под Алапаевском. Об этом высказывала озабоченность царица в письме мужу 23 июня 1916 года: «Бедняга <Штюрмер> был очень расстроен слухами, которые ему передали от лиц, бывших в Могилеве, а когда Родзянко на него набросился, он пришел в полное недоумение. Будто бы предполагается военная диктатура с Сергеем Михайловичем во главе, что министров также сменят и т. д.; и дурак Родз<янко> налетел на него, спрашивая его мнения по этому вопросу и т. д. Он ответил, что он ничего по этому делу не знает, и потому у него не может быть никакого мнения. Я его утешила, сказав, что ты мне ничего об этом не писал, что я уверена, что ты никогда бы не назначил на такое место великого князя, а меньше всего С.М., у которого достаточно дел, которые он должен привести в порядок».[78]

Думается, что Александра Федоровна в этом случае была права, поскольку с ее мужа-монарха оказалось достаточно одного «военного диктатора», от которого он избавился, — великого князя Николая Николаевича, о чем уже шла речь. Кстати, последний тоже поторопился присягнуть на верность Временному правительству. Вот как описал этот, по сути дела, предательский акт генерал Дубенский: «Кажется, 10 марта поезд великого князя Николая Николаевича прибыл в Могилев. С ним прибыли великий князь Петр Николаевич с сыном Романом Петровичем, пасынок Николая Николаевича герцог Лейхтенбергский, князь В.Н. Орлов, генерал Крупенский и несколько адъютантов. Их рассказы полны интереса… Кажется, на второй день великие князья Николай и Петр Николаевичи и князь Роман Петрович, его высочество принц Александр Петрович Ольденбургский и пасынок великого князя Николая Николаевича, герцог Лейхтенбергский, и вся свита их приняли присягу Временному правительству в вагоне поезда его высочества. Николай Николаевич очень нервно был настроен, и его руки, подписывая присяжный лист, тряслись. Приводил к присяге священник Ставки, и присутствовал при этом, вместо генерала Алексеева, дежурный генерал-лейтенант П.К. Кондзеровский. Все это мне передавали очевидцы присяги».[79]

Трудно предположить, что нервозность великого князя объяснялась тревогой за судьбу «помазанника божия», уже бывшего, и его семьи, поставленных актом присяги на верность новому строю и правительству «вне закона». Ведь он, царский дядя, сам подготавливал трагическую участь своему племяннику, добиваясь, настойчиво, возможно, и безотчетно, но не настолько, чтобы не понять последствий своей настойчивости, — отставки Николая II. Об этом свидетельствует, к примеру, телеграмма с подписью — «генерал-адъютант Николай», адресованная через генерала Алексеева царю. Последний ознакомился с ней 2 марта 1917 года и смог узнать из нее напутственное слово дяди «спасти Россию и… наследника». В нескольких словах очертив «создавшуюся небывало роковую обстановку», которая великому князю почему-то представляется не из его личного видения остроты момента, а из разъяснений генерала Алексеева, он, тоже по подсказке, предлагает и выход из невероятно тяжелого положения — отказ от престола. А это для Николая II, как уже отмечалось, было равносильно самоизоляции, самозаточению и даже самоубийству. Молва давно уже объявила царя и царицу преступниками. Для сведения счетов нужны были лишь «законные» мотивы и «законная» обстановка. Они-то, эти мотивы и обстановка, подготавливались (по совету заинтересованных лиц) руками, в первую очередь, великих князей. Ну а те и не заставляли себя долго уговаривать на предательство царствующего родственника, к подведению его к приговору. Тот же Николай Николаевич. Лишь только генерал Алексеев заикнулся об удобном варианте устранения монарха-племянника, а у царского дяди уже и текст ура-патриотической телеграммы готов. Не исключено, что если Михаилу Александровичу были обещаны регентство, а затем и престол через Учредительное собрание, то Николаю Николаевичу послужило соблазном взамен на предательство возвращение ему звания верховного главнокомандующего. И он получил на короткое время (во второй раз) эту дорогую игрушку, которую у него так же бесцеремонно (как и первый раз) отобрали. Возможно, что спасение собственной жизни и выезд за границу были обеспечены той же ценой.

Но это что касается конкретных причин и субъективных факторов, обусловивших трагический конец «помазанника божия», ведущую роль в котором сыграла царская элита. А ведь она, эта элита, и объективно подготавливала заключительный акт романовской трагедии. Уж так повелось, что само звание — «великий князь» обеспечивало, независимо от ума, способностей и желаний, особые привилегии и особую карьеру. В первую очередь это касалось воинской службы, где великим князьям были зарезервированы, по сути дела еще до их рождения, высокие должности. Если в мирные дни, когда все их командование сводилось к потехе да церемониям, сумасбродство отдельных военачальников-высочеств сходило с рук, то в боевой обстановке их непомерные амбиция и некомпетентность оборачивались потерями и поражениями. Если в старину великий князь — это, как правило, был действительно великий воин, то с годами от былой славы осталась только величественная мишура. Любопытны рассуждения по этому поводу великого князя Андрея Владимировича, которого в апреле 1915 года намеревались назначить командиром лейб-гвардии конной артиллерии.

«История моего назначения имеет некоторую своеобразность, а потому в двух словах напомню, в чем было дело, — писал он в своем дневнике. — Еще осенью 1913 года… мамак мне писала, что д. Николаша[80] был у нее и спрашивал ее мнения относительно моего назначения на эту должность. Я тогда же ответил мамак, что ничего ей не могу ответить, так как считаю, что эти вопросы должны решаться непосредственно между мною и д. Николашей, который мог бы мне об этом сам написать. Ответ мамак был написан в обиженном тоне… Весной 1914 года… я просил меня уволить от командования батареею по расстроенному здоровью. Через месяц от командира л. — гв. конной артиллерии Н.А. Орановского я получил письмо, в котором он мне сообщает, что скоро получает новое назначение, и спрашивает меня, желаю ли я быть назначенным на его место. Я ему ответил почти как и мамак… Затем снова получил от мамак запрос по тому же делу, и мне пришлось в этот раз ответить отказом. Я не считаю себя вправе, только что отказавшись от командования батареею по расстроенному здоровью, принимать высшую должность… Затем уже во время войны я неоднократно видел д. Николашу, и лишь один раз он меня спросил, как мое здоровье. Я в то время страдал головокружением, в чем чистосердечно и сознался ему… В январе этого года в Петрограде я был у Сергея Михайловича,[81] который спросил меня, желаю ли я быть назначенным командиром л. — гв. конной артиллерии. Я ему сказал, что если предложат, то не откажусь…».[82] Итак, вопреки желанию самого великокняжеского отпрыска, вопреки здравому смыслу и недовольству специалистов, считавших непозволительным подобное назначение, поскольку великий князь Андрей больше увлекается кутежами, чем службой, вопрос решился в пользу династической прихоти и настояния «мамак». Вечером 20 апреля 1915 года Андрей Владимирович получил от командира гвардейского корпуса генерал-адъютанта Безобразова телеграмму следующего содержания: «Прошу ваше императорское высочество не отказать сообщить о согласии принять вами должность командира лейб-гвардии конной артиллерии».[83] Согласие было дано. Новоиспеченный военачальник не осмелился больше противиться династической установке и великокняжеским традициям. Ну а как выполнял свои военачальнические обязанности, об этом могут поведать символические строки из его же дневника: «Разговор зашел о кухаркиных сыновьях. Ген<ерал> Борисов… заметил Николаю Михайловичу, что в старину князья шли впереди и первые рубились, а в образовавшуюся брешь лезли кухаркины сыновья. Теперь же кухаркины сыновья впереди».[84]