Хейзер Филдс - Между двух огней

• Название: Между двух огней
• Автор: Хейзер Филдс
• Издательство: Панорама
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7024-0278-2

Герои романа, Он и Она, знакомятся по недоразумению, но ведь любовь часто приходит именно так. В центре книги – их борьба за любовь. Борьба прежде всего с обстоятельствами. Но они – уже сложившиеся личности, поэтому их борьба за любовь – это и борьба с самими собой: с инерцией благополучия, эгоизмом, ложно понятой независимостью, устоявшимися привычками. Удастся ли им преодолеть непростые препятствия на пути к счастью? Как сложатся их жизнь, карьера, судьба близких? Об этом читатель сможет узнать, прочитав книгу.

---

– Дай мне, пожалуйста, вон тот журнал. Хочу десять минут повитать в стихии голливудских скандалов.

– Неплохая затея, – с серьезным видом пролистав журнал, заметил Иден. – Светская хроника всегда пригодится хирургу. Завести в операционной разговор о пластических тайнах Элизабет Тейлор, и анестезия не понадобится даже на ампутации! Пожалуй, я воспользуюсь этим приемом. Итак, что там красотка Лиз надевала на церемонии вручения Оскара?

Ханна шутливо замахнулась на него журналом, он увернулся, и оба рассмеялись весело и беспечно, хотя для этого и не было особого повода. Неожиданно вошедшая секретарша Аннет Кенион была явно заинтригована… А у Ханны стало легко на сердце.

Но она думала сейчас, что если захочет «озадачить» свое сердце каким-нибудь романом, то это будет роман не с Иденом Хартфилдом.

6

– А ведь вы моего красавца со вчерашнего утра не видели, а, доктор Ломбард? – спросила ночная сиделка Сэнди О'Рурк. Со дня авиакатастрофы прошел уже целый месяц, долгий, тяжелый, изнуряющий месяц. Все в отделении уже привыкли к больным, а Сэнди О'Рурк, веселая, крепко сбитая женщина средних лет, ласково величала своих подопечных «мой красавец» или «моя красавица».

Ханна остановилась у койки Джона Юбэнкса, на которого указывала сиделка. Он спал. Почти все лицо было скрыто бинтами, нога в гипсе, на теле – множественные красные сетчатые пятна: следы недавней пересадки кожи.

– У нас с ним новости сегодня, – улыбалась Сэнди.

– Неужели пришел в себя?

– Да-да! Огонек вновь горит!

– Потрясающе! Это большое достижение.

– Он такой молодец! И ему страшно хочется поболтать. Интубационные трубки скоро снимем?

– Вообще я собиралась подождать еще неделю – до следующей операции. Но если он готов…

– Ради его же пользы, а? Это так его подбодрит!

– Что же, раз так, «освободим» его уже сегодня.

– Вчера он нацарапал что-то на бумаге, пытался даже говорить, но получилось неважно; Нэнси Эванс сказала, что он расстроился… Еще бы, правая рука-то плохо слушается.

– Да, с ней предстоит повозиться… Спасибо, Сэнди, мы обсудим сегодня все его проблемы. А пока пусть он спит.

Ханна с удовольствием разбудила бы его сейчас, чтобы лично удостовериться в том, что «огонек вновь горит», как образно выразилась Сэнди О'Рурк. Для обожженного то был добрый знак. Медицина до сих пор не дала четкого объяснения, почему такие пациенты первые дни, а то и недели, проводят в состоянии прострации, близком к коме. Ни один врач не квалифицировал бы их полузабытье как кому, но родные в первую очередь предполагали именно это. Комы и боялась Кэрри Юбэнкс, глядя на своего лежащего в беспамятстве мужа. Джон был безучастен ко всем и ко всему, кроме боли, хотя получал огромные дозы болеутоляющих.

В таком состоянии пациенты обычно находятся до тех пор, пока не удалены первичные струпы.

«Кожа отмирает и травит тело. А когда струпы сняты, то и кровь оживает», – говорили старые санитарки в лондонской клинике, где начинала работать Ханна. Объяснение антинаучное, но приемлемое.

В ожоговом центре жизнь шла своим чередом. Выписались Крис Гарднер и Гленн Эйс, скоро поедет домой Шон Кэролл. Всем троим, конечно, еще придется вернуться в клинику для заключительных операций. Но это будет спустя лишь несколько месяцев.

У Ханны, помимо обожженных, было много и других пациентов. Пластическая хирургия помогает людям с косметическими недостатками, корректирует пороки развития гениталий, ликвидирует старые рубцы от неудачных операций. Пациентов у доктора Ханны Ломбард с каждым днем становилось все больше; к ней направляли больных из других городов и даже регионов.

Рассталась наконец с отделением и Дженис Питерс. Ханна и Хартфилд могли гордиться своей работой, хоть она и твердила, что поедет в Калифорнию, где ей сделают лицо фотомодели. К счастью, Ханне не без помощи Анны Галлахер, с которой Питерс очень подружилась, удалось убедить пациентку не тратить на это деньги. Расстались они тепло.

Оставался Джон Юбэнкс – совсем другой человек, совсем другая история. Этот тридцатипятилетний преуспевающий бизнесмен, точнее его организм, проявлял похвальную волю к жизни. И вот сегодня появились веские причины, чтобы удалить интубационную трубку и зонд, через который его кормили весь этот месяц. Хартфилд, на совещании узнав об этом, задумчиво сказал:

– Может, и пора. Безусловно, это укрепит его душевное состояние, стимулирует жизненные процессы, вот только сможет ли он нормально питаться?

Часто пациенты ожоговых отделений страдают отсутствием аппетита, что совершенно недопустимо, так как пораженный организм требует в сутки удвоенного, если не утроенного количества калорий.

– Джон разумный и покладистый человек. Мы объясним ему необходимость обильного питания. Жизненную необходимость.

– Надо поговорить об этом с Линдой Йоргансен. Она сумеет убедить его. Линда – прекрасный диетолог, – заметил Иден.

Ханна непроизвольно прищурилась и взглянула на Хартфилда. Она давно поняла, что диетолог Линда ценит в Идене не только блестящего хирурга… а он, интересно? Впрочем, какое мне дело? – рассердилась на себя Ханна и отогнала эту мысль.

– Семейных проблем у Джона, по-моему, нет, – продолжал Иден. Во всей клинике, пожалуй, только в ожоговом отделении персонал позволял себе неформально общаться с больными. Ведь люди, месяцами находясь в руках медиков, становились больше, чем просто пациентами.

– В семейной жизни ему повезло, – согласилась Ханна. – Керри, его жена, бывает здесь каждый день, часто и утром и вечером. А если не она, то обязательно приходят брат Джона или его кузен. Керри записывает на магнитофон голоса детей, включает ему их «концерты». На стенах висят их картинки. Видел?

У Юбэнксов было двое детей – шести и восьми лет, но в отделение их не допустили бы ни в коем случае. Детям до шестнадцати запрещалось бывать здесь. Может, слишком суровое правило, но для их же блага.

– Может быть, Керри будет готовить ему? – предположил Иден. – Наверняка у Джона есть любимые блюда, и он скорее захочет питаться по-домашнему, чем…

– Я уверена, что она будет готовить все, что мы скажем. Хоть три, хоть десять раз в день.

– Решено.

Через час Элисон Стедвуд освободила больного от паутины трубок; Иден Хартфилд отправился на плановую операцию, а Ханна пошла на амбулаторый прием в соседнее здание. Во внутреннем дворе царил безмятежный покой: яркий, мягкий газон, щебечут в кустах птицы… Вряд ли сейчас у Хартфилда безмятежно на душе, подумала Ханна. Ему предстояло оперировать Джоан Тейт, пожилую женщину, еще одну жертву злосчастной авиакатастрофы. Ожоги у этой больной были не так глубоки и обширны, как у Юбэнкса, но опасения внушало общее состояние ее организма: шалило сердце, барахлила печень, то и дело давали сбой почки. Пересадку кожи Джоан делали как бы маленькими шажками, ибо каждое хирургическое вмешательство грозило тяжелыми осложнениями.

Не успела Ханна попрощаться с последним пациентом, который побывал у нее на приеме, раздался звонок от Нэнси Эванс. Неужели Джоан Тейт? Нет, сюрприз преподнес Джон Юбэнкс.

– Он очень беспокоен. Требует зеркало. Сдернул трубку капельницы, – с тревогой говорила Нэнси.

– Что, специально?

– Нет, случайно. Он так метался… Я его еще не видела таким.

– Он начинает осмысливать, что с ним произошло, – задумчиво произнесла Ханна. – Он человек знающий, образованный. Тем хуже…

– У него множество вопросов, доктор Ломбард.

– Еще бы. Я немедленно иду к вам.

Нэнси Эванс встретила Ханну в приемном отделении.

– Успокоился немного, – сообщила она. – Капельницу мы поставили снова. Он даже извинялся. Но… зеркало по-прежнему требует.

Юбэнкс не шевельнулся, когда Ханна вошла в палату, казавшуюся тесной из-за аппаратов, мониторов и датчиков. Головная часть кровати была приподнята, Джон находился в полулежачем положении, так что мог смотреть доктору прямо в глаза. Казалось, он хотел именно таких прямых взглядов и прямого, откровенного разговора.

– Вы пришли меня увещевать и успокаивать, так? – сходу начал Юбэнкс, будто опасаясь, что ему не дадут сказать. Речь его была не совсем отчетливой, так как ожоги захватили нижнюю часть лица, шею, голову. Волос почти не осталось. Да, нескоро еще его лицо приобретет обычный цвет, не один сеанс пересадки кожи предстоит перенести, не один рубец иссечь… Но человек жив. Он сознает это. Он рад этому. Однако…

– Все зависит от вас, – доброжелательно отозвалась Ханна. – Вы уже проявили завидную выдержку и благоразумие.

– Нэнси так не думает.

– Главное, что думаете вы.

– Я в каком-то странном состоянии пребываю. Сколько дней прошло с того столкновения? Я ведь здесь уже порядочно?

– Несколько недель, – подсказала Ханна. – И это было не столкновение, а авиакатастрофа.

– Да? Самолет, что ли? Ах да, я же летел в Дабо… Только мне казалось, что до аэропорта мы не доехали…