Вячеслав Пьецух - Государственное Дитя

• Название: Государственное Дитя
• Автор: Вячеслав Пьецух
• Издательство: "Вагриус"
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7027-0403-7

Вячеслав Пьецух (1946), историк по образованию, в затейливых лабиринтах российского прошлого чувствует себя, как в собственной квартире. Но не всегда в доме, как бы мы его не обжили, нам дано угадать замысел зодчего. Так и в былых временах, как в них ни вглядывайся, загадки русского человека все равно остаются нерешенными. И вечно получается, что за какой путь к прогрессу ни возьмись, он все равно окажется особым, и опять нам предназначено преподать урок всем народам, кроме самих себя. Видимо, дело здесь в особенностях нашего национального характера — его-то и исследует писатель. От беспросветной тоски и отчаяния В. Пьецуха, а с ним и его читателей, спасает отменное чувство юмора и вера все в тот же русский характер.

---

Пьецух Вячеслав • Государственное Дитя

1

Над Москвою денно и нощно висела удушливая пелена, похожая на туман оливкового оттенка, которая временами опускалась так низко, что скрадывала город примерно по четвертые этажи и он казался прихлопнутым чьей-то гигантской дланью. Вразнобой звонили по церквям к ранней обедне: в Кремле ровно в восемь часов утра, но уже у Казанской Божьей Матери в пять минут девятого, а у Христа Спасителя ажно в четверть — и перезвон колоколов разносился над Первопрестольной глухо, недостоверно, как под водой. Прохожих на улицах было мало, что называется, по пальцам можно пересчитать: на Покровском спуске виднелась компания пьяных стрельцов в куртках цветов Измайловского полка, на углу Никольской улицы старушки торговали поношенными вещами, у Иверской о чем-то спорили, горячо жестикулируя, двое подозрительных мужиков; изредка проедет по Красной площади извозчик с номерным знаком на спине, нарисованным нитрокраской, или протарахтит автомобиль, отравив воздух злым перегаром, поскольку моторный транспорт давно уже работает на спирту. Между десятым и одиннадцатым зубцами кремлевской стены, если считать от Никольской башни, стоял государь Александр Петрович и показывал «нос» извозчику № 6.

Позади государя переминались с ноги на ногу окольничие и бояре, все в чинных темных костюмах и крахмальных косоворотках, вошедших в обыкновение после того, как государь Петр IV Чудотворец галстуки запретил. По правую руку от Александра Петровича стоял отрок Аркадий, Государственное Дитя, наследник всероссийского престола, который был вычислен Палатой звездочетов два года тому назад. Дьяк Перламутров читал выборку из газет:

— …Чтобы мир развивался абсолютно во всех случаях последовательно, постепенно — этого не сказать. Динозавры, по историческим меркам, вымерли в одночасье, человек тоже народился в одночасье, минуя промежуточное звено между обезьяной и кроманьонцем, парижские босяки взяли в 1789 году Бастилию и тем положили начало буржуазному строю государственности, Зворыкин выдумал телевизор и тем обозначил закат культуры…

— Во русские дают! — воскликнул государь Александр Петрович. Телевизор и тот между делом изобрели!

— …Тем не менее, — продолжал чтение Перламутров, — многое нам говорит о том, что природа вещей не жалует революций, что по мере возможного она избирает пути последовательного развития, через постепенное накопление количества, превращение его в качество, отрицание отрицания, то есть в полном соответствии с законами диалектики, которые подарил миру великий Гегель…

— А разве не русские выдумали диалектику?

— Немцы, ваше величество.

— Это жаль…

— В этом смысле Великая французская революция была вовсе не революцией, а этапом эволюции, хотя бы и взрывным по своему характеру, что вообще бывает довольно часто. Или взять периодическую систему великого химика Менделеева: его знаменитый карточный сон, из которого развилась периодическая система, был следствием многолетнего накопления знания о материалах природы, и революционного в этом сне было не больше, чем в справке о среднем образовании…

— Подозрительная какая-то фамилия у этого химика, он часом ее не из Менделя переделал?

— Вряд ли, ваше величество, он, кажется, из поповских детей.

— Ну-ну.

— …Равно — и возвращение России к самодержавию стало закономерным следствием эволюции русского общества от царизма к царизму через буржуазную республику, так называемый социализм, навязанный народу жидочувашом Лениным и евреем Троцким, через парламентский строй — к самовластью как форме отправления государственности, которая наиболее органична русскому человеку… 

— Что-то туманно они пишут, — перебил чтеца государь Александр Петрович. — Нет ли чего-нибудь позадорнее, например, про борьбу за социальную справедливость?

— Из Тамбова сообщают: старший повытчик областного правления Вазелинов уличен в получении взятки от купца второй гильдии Кузнецова. Оба приговорены по суду к отсечению правой руки и левой ноги. Приговор приведен в исполнение при огромном стечении горожан. Старший повытчик Вазелинов скончался от разрыва сердца на месте казни.

— А ты не воруй!..

На Иване Великом ударили в колокол, напустив на столицу густой, дребезжащий звук, от которого у москвичей вырабатывалась слюна. Государь Александр Петрович, оживясь, взял за руку отрока Аркадия, и они направились в Столовую палату дворца, старательно держа ровный, степенный шаг. Замечательно, что живая походка у них была одинаковая: как будто обоим приспичило по малой нужде, но этого нельзя ни в коем случае показать.

На завтрак подавали: салат «оливье» с брусникой, заливные телячьи языки с хреном, уху из стерляди, жареного барашка, нафаршированного разными овощами, индейку под белым соусом, а на сладкое гурьевскую кашу и земляничный мусс. Из почетных гостей за царским столом присутствовал только посол Сибирского ханства толстый татарин Руслан Гирин. Во время завтрака, длившегося часа два, завязался приличный спор: судили-рядили, какая форма монархии предпочтительней в рассуждении государственного благоустройства, наследственная или ламаистского образца, когда будущий властелин вычисляется в результате длительного наблюдения за ходом ночных светил. Сибирский посол согласился из политеса, что последняя будет лучше, ибо природа часто дает осечку, а небо не может врать. Но в конечном итоге спорщики пришли к неожиданному заключению, говорившему не в пользу хомо сапиенс как именно что разумного существа, — дескать, сколько воды утечет, сколько берез обдерут на веники, прежде чем люди придут к тому, от чего ушли: баба не человек, простонародью воли давать нельзя, монархия — идеал государственного устройства.

После обеда государь Александр Петрович беседовал с отроком Аркадием в присутствии ближних бояр, мамки Елизаветы и пестуна Ласточкина, наставника Государственного Дитя.

— Ты зачем своим котятам глаза выколол, сукин сын?!

Отрок Аркадий внимательно посмотрел вбок, точно это дело его не касалось, точно он глазами искал того, к кому обращен вопрос.

— Какой же ты будешь отец своим подданным, если у тебя такие зверские замашки с младых ногтей?!

Отрок Аркадий молчал, по-прежнему глядя вбок.

Мамка Елизавета пожаловалась государю:

— Их высочество и к моим котятам подбирался, да я моих спрятала под замок.

— Час от часу не легче!

— И еще кусаться они горазды.

— Хорошо, ну а кусаешься ты зачем?

Отрок Аркадий смотрел исподлобья, угрюмо молчал, и государь Александр Петрович скоро остыл к беседе. В четвертом часу дня он отправился вздремнуть в верхние комнаты, а Государственное Дитя послали гулять в сопровождении малолетних жильцов и мамки Елизаветы. Некоторое время молодежь носилась по стенам Кремля, вогнав в испарину бедную женщину, а потом забралась на Спасскую башню полюбопытствовать, нельзя ли сломать куранты. Пока жильцы пытались оторвать языки у колоколов, настроенных на первые такты «Богатырской симфонии», отрок Аркадий подкрался к мамке Елизавете, сказал с недетской злостью:

— Так ты ябедничать, гадюка! — И укусил ее за правую грудь, опять же с недетской силой.

Елизавета взвизгнула и что было мочи отпихнула от себя Государственное Дитя. В результате этого толчка случилось непоправимое: сила его была велика настолько, что мальчик перекинулся через каменный парапет и упал на кремлевскую брусчатку примерно с высоты десятого этажа, произведя при падении нехороший, тряпичный звук.

Первым оповестил народ о трагедии пономарь Архангельского собора, который шел к службе читать часы. На звук набатного колокола тотчас сбежались кремлевские обитатели да прорвались через Спасские ворота десятка три москвичей, сметя караул Семеновского полка. Наследник всероссийского престола лежал, скрючившись, на брусчатке и уже был бел той отталкивающей белизной, какой не бывает в живой природе. Кто-то завел ручную сирену, наполнив воздух тревожно-противным воем, и тем самым, надо полагать, вверг в исступление собравшуюся толпу. Минуты не прошло, как начался свирепый народный суд: пестун Ласточкин, пьянствовавший накануне, с двумя своими братьями, Михаилом и Константином, набросились на мамку Елизавету и, несмотря на то, что она пребывала в обмороке, избили ее поясными ремнями в кровь; в свою очередь, пестуна Ласточкина, насчет которого почему-то моментально распространилась молва, будто именно он погубил Государственное Дитя, насмерть забили прикладами семеновцы, очумевшие от страха и озлобления, а заодно прикончили и его братьев, Михаила и Константина, — этих уже в порядочном отдалении от места действия, за кремлевскими стенами, в подземном общественном туалете, где братья спрятались от ярости народной, то есть от семеновцев и толпы; по неясному подозрению были убиты также помощник главного хранителя государственных бумаг архивариус Клюев, один младший чин Палаты звездочетов и тот самый пономарь Архангельского собора, который первым оповестил народ о гибели Государственного Дитя; всего в тот день так или иначе умертвили четырнадцать человек, в большинстве своем не только не причастных к трагическому событию, но пребывавших в том заблуждении, что кремлевский набат оповещает население о пожаре.