Гилель Бутман - Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой

• Название: Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой
• Автор: Гилель Бутман
• Издательство: Библиотека Алия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1981

---

Да, я знал, что у Сильвы больное сердце. Но я знал также, что больное сердце не мешало Сильве печатать на машинке наши материалы, поддерживать связь между сионистами Риги и Ленинграда, активно участвовать в подписании открытых писем. Я был уверен, что Сильва выдержит. И она выдержит. И ее последними словами на суде будут:

«…Если я забуду тебя, Иерусалим,
Пусть отсохнет моя правая рука…»

Разговор шел к концу, пора было идти домой.

– Как ты думаешь, Сильва, Эдик пойдет на это?

– Думаю, что да. Он смелый парень.

– А говорить откровенно с ним можно? – Мне неудобно было сказать, что у меня возникли сомнения по поводу ее скоропалительного замужества: может, парень просто хочет через женитьбу сперва зацепиться за Ригу, а потом выехать из СССР…

– Да, можешь ему довериться. Ты знаешь, он, по-моему, хороший парень. Он тебе понравится.

– Кто из нас будет с ним говорить?

– Давай, вначале я его подготовлю, а потом ты с ним поговоришь.

Поздно вечером мы добрались домой к Сильве и она познакомила меня с мужем. Он располагал к себе с первого взгляда: плотный, крепко сбитый, с улыбающимися глазами. Собственно, еще до того, как мы вошли, я уже чувствовал к нему симпатию. Человек, который сел в 22 года как антисоветчик, уже внушал мне уважение. Когда я увидел, как спокойно и уверенно он держится, я подумал: этот парень создан для участия в нашей операции, и группа захвата – его место. Если мальчишка, попав в тяжелые условия лагеря, не сломался, а стал мужчиной, значит у него крепкий костяк.

Назавтра мы с Эдиком поехали в Румбулу – пригород Риги. Я давно хотел побывать здесь: много слышал о том, как рижские ребята разыскали место массового расстрела евреев в декабре 1941 года, как пропадали здесь все выходные, приводя в порядок это запущенное, всеми забытое гигантское кладбище без могил. Только после того, как была разровнена земля, разбиты клумбы и посажены цветы, на арене появились местные власти. Шестиконечная звезда из колючей проволоки исчезла, а на ее месте появился каменный куб с выбицыми словами: «Жертвам нацизма» на трех языках: латышском, русском и, в самом конце, на идиш. Под землей – десятки тысяч евреев, только евреи. Над землей надпись – свидетельство, насколько безразличны эти десятки тысяч когда-то живых тем, во власти которых высекать сегодня надписи. Пройдет несколько поколений. Уйдут из Латвии евреи, и никто не будет знать, почему шевелилась земля Румбулы 8 декабря 1941 года.

От остановки автобуса мы шли пешком. Несмотря на февраль, был теплый солнечный день. Природа заждалась весны и просыпалась после морозов. Нетронутый ослепительный снег блестел под ярким солнцем. Трудно было представить, что на этом месте, под этими красивыми соснами лежали когда-то груды одежды, валялись детские ботиночки, трости стариков.

Тропинка, петлявшая между сугробами, неожиданно оборвалась перед расчищенной площадкой с каменным памятником. Здесь это свершилось. Здесь. Здесь.

Полностью уйдя в свои мысли, мы только сейчас увидели их в десяти шагах от этого памятника. Они лежали на бруствере, который образовался, когда ребята убирали площадку. Он по-джентльменски подложил под нее пальто, а под себя – ее саму. Обоим было очень удобно. Может быть, даже удобнее, чем в постели.

Кто они, эти двое? Внуки латышей, что вместе с немцами конвоировали тогда колонны на это самое место? Или дети русских «освободителей», которые неплохо чувствуют себя сегодня в квартирах тех, кто шел в колоннах? Знают или не знают, где лежат? Конечно, можно прервать их любовь. Но нельзя нарушать покой тех, кто под землей.

Мы поворачиваемся к памятнику и снимаем шапки.

С Эдиком мы разговариваем на улице. Он импонирует мне, и мнение Сильвы тоже имеет вес, но я все же излагаю Эдику вариант для тех, кого я не знаю близко. В заключение спрашиваю – готов ли он рискнуть, чтобы бежать из СССР. А каким образом? Через границу: сухопутную, морскую или воздушную. Дело не в частностях, а в принципе. Надежны ли ребята? Стараемся подобрать надежных. Нельзя ли с ними познакомиться? Со временем.

Эдик считает, что надо подбирать смелых и надежных ребят. Это мнение вполне благоразумно, хотя гарантию в СССР дают только сберкассы. Он считает, что надо быть очень осторожными. Это тоже логично. Я тоже предпочитаю быть богатым и здоровым, чем бедным, хотя и сильно больным.

Я не рассказываю Эдику Кузнецову всего того, что рассказал накануне Сильве. Они – разные люди. В ряду иерархических ценностей Сильвы на первом месте слово «Израиль». В ряду иерархических ценностей Эдика на первом месте слово «свобода». Сильва печатает и распространяет «Домой!» и «За возвращение еврейского народа на Родину». Эдик печатает и распространяет «Мемуары Максима Литвинова» и «Политические деятели России» Шуба. Это в одном и том же доме, на одной и той же машинке. Сионистка и диссидент.

Я не сказал Эдику, что мы рассматриваем будущую операцию как возможность решить проблему выезда евреев из СССР. Об этом речи не шло. Если Сильва была в отчаянном положении, то Эдик был в трижды отчаянном. И это, в придачу к личной смелости, порождало смелость отчаяния. Все пути назад у него были отрезаны. Он глубоко разочаровался в диссидентской борьбе внутри СССР и не хотел больше жертвовать годами жизни ради тех, кто прекрасно обходится без свободы, но начинает волноваться, когда поднимаются цены на водку и закуску. Он не хотел принадлежать к народу с глубокими рабскими традициями. К счастью, отец Эдика Кузнецова был еврей, и, хотя он отца не знал, у него был выбор. И он сделал шаг к еврейству, ибо тяжкая доля быть в мире никем и не иметь себе подобных. Но от сионизма он был еще далек.

Эдик ненавидел самодержавие и не мог сосуществовать с ним. Он был творческой натурой, наблюдательным человеком, умеющим анализировать. Он знал, что способен на большее, чем быть переводчиком в психиатрической больнице. А все другие пути перед ним были закрыты. И запись в паспорте «русский» ничем не могла бы ему помочь, если бы он даже захотел. Ибо советская власть никогда не прощает своим политическим противникам. Ни в малой зоне, ни в большой.

Вот почему в конце разговора Эдик сказал четко и ясно:

– Готов перейти сухопутную границу. Готов принять участие в захвате морского судна или самолета. Готов на все, если есть шанс. Это решено.

– А надежные приятели есть у тебя?

– Есть двое, с которыми я сидел. Надежные ребята, и думаю, что пойдут на это. Им обоим здесь тоже невмоготу. Могу с ними связаться.

Мы расстались, и я обещал, что скоро дам о себе знать.

***

В начале марта я, Марк Дымшиц и приехавший из Кишинева Саша Гальперин смотрели по телевизору пресловутую пресс-конференцию пятидесяти двух. Пятьдесят не вызывали ничего, кроме презрения. Я смотрел на подергивающееся нервным тиком жалкое лицо заместителя председателя советского правительства Вениамина Дымшица и на спокойное лицо сидящего рядом Марка и думал. Два еврея, два Дымшица. Один – потомок тех, кто три с половиной тысячи лет тому назад вышел из сытого рабства навстречу голоду, стрелам амалекитян и свободе. Другой – потомок тех, кто остался в Египте поближе к горшкам с сытным туком, и рабство – их вечный удел.

Под бичом рождены,
И бичом вскормлены.
Что им стыд, что им боль,
Кроме боли спины.[7]

Так было три с половиной тысячи лет тому, так было во времена Бялика, так есть сейчас.

Среди пятидесяти двух жалких и бесцветных «лиц еврейской национальности», на все лады проклинающих Израиль, Голду Меир и сионистов, по милости которых никак нельзя выстроить коммунизм, были двое, которых я уважал с детства. Мне было стыдно и жалко на них смотреть. Как мог Аркадий Райкин, выдающийся артист комедийного жанра, блистательный актер, в эпоху которого жил некто Хрущев, дать затащить себя в эту драму? Как могла Элина Быстрицкая, прекрасная актриса драматического жанра, дать затащить себя в эту комедию? Разве не помнят они, что тень, падающая на репутацию, не спасает от жары? Ведь после пресс-конференции сразу же начнутся «издержки производства», и за съеденную чечевичную похлебку придется горько расплачиваться. Бессонными ночами, муками раздвоенности, сознанием того, что многие порядочные люди начинают избегать тебя, а вокруг остаются только те, кого ты ненавидишь сам.

Пресс-конференция ясно показала тем, кто не закрывал глаза: надеяться на массовую алию нечего. В лучшем случае выпустят нескольких самых крикливых и на этом будет закончено. Вот вам те несколько жалких отщепенцев, которые мутили воду. А все евреи – это неотрывная часть советского народа. Они не хотят иметь ничего общего с Израилем, их родина – СССР, их культура – русская. А для тех немногих, которые хотят читать по-еврейски – пожалуйста! Все видели, как по телевизору председатель Биробиджанского исполкома потрясал газеткой. Это газета на еврейском языке. И вы можете читать про успехи оленеводов Таймыра по-еврейски, если уж вам так хочется. (Кстати, Владик Могилевер делал запрос в Биробиджан о возможности для его маленького сына посещать еврейскую школу и получил официальный ответ с печатью, что еврейских школ в Еврейской автономной области нет, что театра тоже нет, но есть кружок художественной самодеятельности).