Василий Ерошенко - Лидер «Ташкент»

• Название: Лидер «Ташкент»
• Автор: Василий Ерошенко
• Жанр: Биографии и Мемуары

«Внимание! Голубой крейсер идет в Севастополь!» Такие донесения часто передавали весной и летом 1942 года на свои аэродромы фашистские самолеты-разведчики. И десятки «юнкерсов» поднимались в воздух, чтобы перехватить советский корабль. На его курс заранее выходили вражеские торпедоносцы и катера. Но ничто не могло помешать кораблю вновь и вновь прорываться в осажденный город. «Голубой крейсер» — это лидер эскадренных миноносцев «Ташкент», корабль, ставший на Черном море почти легендарным. Во всех боях лидером командовал капитан 3 ранга Василий Николаевич Ерошенко, ныне контр-адмирал в отставке. В его воспоминаниях рассказывается о боевых походах славного корабля, о героическом экипаже «Ташкента», подвиги которого навсегда вошли в историю Советского Военно-Морского Флота.

---

— Знаю, знаю, что «Ташкенту» пора снова становиться на ППР, — сказал при очередной нашей встрече в Новороссийске начальник штаба флота контр-адмирал И. Д. Елисеев, хотя я вовсе не напоминал об этом. — Но придется еще немного потерпеть. Согласовал, с командующим, что задерживаю, — очень нужен корабль здесь.

Памятный Феолент

Очередной прорыв в Севастополь — 27 мая.

Вышли из Новороссийска под вечер. Ночь, ясная и лунная, с голубой дымкой над морем, застает «Ташкент» уже у берегов Крыма. В первом часу поднялся впереди обрывистый мыс Феолент.

Давно ли мы с Еремеевым с трудом опознали эту громадную скалу, когда корабль стоял в кромешном тумане прямо под ней! А сейчас так светло, что издали заметны углубления-пещерки с будто вымазанным известью нижним краем гнездовья бакланов.

При такой видимости можно поворачивать на фарватеры, не сбавляя хода. Еремеев прильнул к пеленгатору. Я не спускаю со штурмана глаз. Поворот… Изогнувшаяся кильватерная струя отливает серебром. Но любоваться не время: это место стало самым опасным. И не закончился еще поворот, как раздается выкрик сигнальщика:

— Торпедоносец слева, курсовой тридцать!

Торпедоносец, должно быть, сидел на воде, пользуясь полным штилем, и только что взлетел для атаки.

Трещат наши автоматы, бухает главный калибр. Но самолет так близко, что мог сбросить торпеду и до того, как мы его заметили. Повернув корабль прямо на него, я, кажется, забыл про все на свете фарватеры и мины.

А справа, между нами и берегом, вдруг просвистели и разорвались, вздыбив воду, бомбы. Ого, удар-то, оказывается, комбинированный!..

Командую на руль, пытаясь угадать, где лягут следующие бомбы. И в этот момент слышу отчаянный голос Еремеева:

— Выходим на минное поле!

Да, о фарватерах забывать нельзя, даже если тебя атакуют сразу с двух сторон.

Торпеды — их две — проходят вдоль борта. Смотрю на их след, очень отчетливый, и вытираю вспотевший лоб. «Ташкент» уже на фарватере. А отвернули все-таки удачно, хотя чуть было и не выскочили туда, куда выскакивать нельзя.

Немного успокоившись, восстанавливаю в памяти последовательность быстротечных событий. Случайно ли совпали атака торпедоносца и бомбежка? Или это так и замышлялось? Если последнее верно, то, конечно, главная роль отводилась торпедоносцу. А бомбы — чтобы кораблю, маневр которого в этом месте и без того стеснен, было еще труднее уклониться от удара.

В Севастополе стоим до наступления темноты, и весь день не дают покоя бомбардировщики. Сигнальщики подсчитали, что за часы этой стоянки только в бухту упало сто сорок бомб. Большая часть экипажа неотлучно на боевых постах, я все время на мостике или в рубке. Наши башни ведут огонь по фашистским позициям, до которых — это видно по установке прицела — нет и десяти километров…

После этого похода командование решило изменить устоявшееся «расписание» наших рейсов. «Ташкент» будет выходить из Новороссийска не вечером, а в середине дня, с тем чтобы в 23–24 часа быть уже в Севастополе. Выход оттуда в 2–3 часа ночи. Таким образом, исключаются дневные стоянки в севастопольских бухтах. Зато больше светлых дневных часов придется проводить в море. В связи с этим «Ташкенту» выделяется небольшое авиационное прикрытие с кавказских аэродромов. «Ястребки» могут провожать нас миль на семьдесят от Новороссийска и на таком же расстоянии от него встречать на обратном пути. Это меньше половины всего перехода, но и то хорошо. «Юнкерсы» и «хейнкели» летают над морем без сопровождения «мессершмиттов», и потому даже звено наших истребителей кое-что значит.

«Ташкенту» все-таки дали очередной планово-предупредительный ремонт — без него не обойтись. Постоянное форсирование механизмов при уклонении от ударов с воздуха или артобстрела не проходит бесследно.

Мы возвращались из Севастополя, когда вахта внезапно обнаружила, что кирпичная кладка заднего фронта третьего котла выплавилась и прогорел железный кожух. Котел был выведен, и через два часа в еще пышущую жаром топку влез командир третьего котельного отделения старшина 2-й статьи Николай Кудрявцев. Задыхаясь в горячем воздухе, он заложил задний фронт котла асбестом. Котел ввели в строй, и если бы обстановка потребовала развить самый полный ход, он был бы обеспечен.

Но, конечно, асбест — средство сугубо временное. Выслушав доклад флагманского механика базы об этом случае, контр-адмирал И. Д. Елисеев принял решение безотлагательно отправить «Ташкент» в Батуми.

Там мы и услышали июньским утром в сводке Совинформбюро: «Под Севастополем наши войска отражали ожесточенные атаки перешедшего в наступление противника…» Значит, третий штурм. А у нас ремонт…

Он шел уже к концу, когда 17 июня меня вызвали семафором на крейсер, стоявший у противоположного причала батумской гавани. На крейсере находился начальник штаба эскадры.

— Лидер «Харьков» по пути из Севастополя атакован бомбардировщиками, сказал начштаба. — Лидер поврежден и остался без хода… Ни одного быстроходного корабля, кроме «Ташкента», в Батуми и Поти нет. «Ташкент» числится в суточной готовности. Это, понятно, не устраивает. Когда сможете выйти фактически?

— Доложить немедленно не могу, — честно признался я. — Надо поговорить с Суриным.

Возвращаюсь на катере на свой корабль. Коновалов и Орловский ждут на палубе. В двух словах объясняю им обстановку. Вызываем Сурина, Кутолина, Колягина. Тут же политрук Смирнов. Павел Петрович достает из кармана «колдунчик» и, не отрываясь от него, слушает своих помощников, вполголоса докладывающих о состоянии отдельных механизмов. Потом с минуту молчит, словно забыв о моем присутствии. Наконец решительно произносит:

— Через полтора часа дадим ход.

Суточная готовность есть суточная, и инженер-механик вправе располагать этим сроком в интересах ведущихся на корабле работ. Но многоопытный Сурин привык к вводным и назначает подчиненным свои сроки. Котлы у него всегда щелочатся так, чтобы ни одного отделения полностью не выводилось из строя. А с неудобствами такого ремонта Павел Петрович не позволяет считаться ни себе, ни другим.

«Ташкент» вышел из гавани не через полтора часа, а через час пятнадцать минут. Быстро развиваем самый полный ход. Лаг показывает сорок три узла, и это еще не предел. Кажется, будто лидер почти летит над морем. Полубак слегка приподымается, за кормой клокочет бурун.

И совсем нет дыма, из труб вырывается лишь прозрачный горячий газ. Котельные машинисты, от которых больше всего зависела сама возможность экстренного выхода, искусно держат нужное давление пара. И в том, и в другом сегодня еще раз проявилось мастерство мичмана Василия Матвеевича Матвеева, старшин Василия Удовенко, Николая Кудрявцева, Ивана Дурнеева и их подчиненных.

А у турбинистов, когда я вернулся с крейсера, были еще разобраны некоторые вспомогательные механизмы. И тоже справились, успели! Команда мичмана Алексея Никитича Сазонова славится своими старшинами. Ученики Сазонова — Георгий Семин, Константин Иванов, Семен Якимов — едва ли не лучшие на корабле командиры отделений: всегда подтянутые, требовательные, отлично знающие свое дело. И среди рядовых турбинистов есть настоящие мастера. Особенно Петр Ковалев, Иван Петров, Алексей Алексеев… Сегодня все они вместе со своими командирами показали, на что способны.

— Считайте, что «Ташкент» проходит дополнительные ходовые испытания! говорю по телефону Сурину. — И проходит отлично!

Идем самым полным несколько часов. Командир «Харькова» капитан 3 ранга П. А. Мельников сообщил по радио, что корабль уже дал ход и идет нам навстречу. Пока мы вводили в действие котлы «Ташкента», «харьковчане» тоже, очевидно, делали все, что было в их силах.

Позже мы узнали: на лидере вышли из строя все котлы — полопались и потекли трубки от сотрясения корпуса при близких разрывах бомб. Котельные машинисты, самоотверженно работая в горячих котлах, заглушили поврежденные трубки и вернули своему кораблю ход.

Вновь отличились те же люди, которые спасли его год назад под Констанцей…

Когда мы встретились с «Харьковом», он практически уже не нуждался в помощи. Но дело могло обернуться всяко. И команда боевого собрата восторженно приветствует «Ташкент». На фалах «Харькова» трепещут флаги, передающие благодарность за выручку скупым, но выразительным языком флотских сигналов. Два лидера вместе идут к кавказскому берегу.

— Разрешите заканчивать планово-предупредительный ремонт? — официальным тоном спрашивает поднявшийся на мостик уже в базе Сурин.

Павел Петрович сдержан и хмур. Он сделал все мыслимое и немыслимое, чтобы обеспечить экстренный выход корабля. И сделал бы все это опять, поступи какая-нибудь новая вводная. Но теперь, когда вся горячка позади и «Харьков» благополучно дошел до базы, инженер-механик не считает нужным скрывать, как жалко ему потерянных для ремонта часов.