Гюнтер Продель - Искатель. 1964. Выпуск №5

• Название: Искатель. 1964. Выпуск №5
• Автор: Гюнтер Продель
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1964

На 1-й стр. обложки: иллюстрация к документальной книге Г. Проделя «Сливки общества».

На 2-й стр. обложки: иллюстрация О. Безухова к очерку Д. Пипко «Выше, дальше, быстрее…».

На 3-й стр. обложки: «Космос». Рисунок Е. Скрынникова.

На 4-й стр. обложки: «Опоры». Фото А. Полякова с выставки «Семилетка в действии».

---

— Да, — протянул Курт, — попасть в Буну очень трудно. Но не невозможно. В конце концов Штаммлаг — это Освенцим-I, Биркенау — Освенцим-II, а Буна — III. Все равно Освенцим. Значит, может представиться возможность из Освенцима-I попасть в Освенцим-III.

— Когда? — не выдержал Гусев.

— Мы не можем сказать точно.

Потом Курт сказал:

— Мы постараемся сделать это как можно быстрее.

Ушел Мазур первым.

Меж казармами дул сырой промозглый ветер. Мазура познабливало. Неожиданно мелькнула мысль, что он может простудиться. И Мазур быстрее засеменил в блок. Он прошел и почувствовал себя так, словно не был здесь давно, и удивился сумраку, мрачности, дикости окружавшего его мира. Ноги подкашивались. Точно лунатик двигался он по проходу между нарами. Подошел Громов:

— Что с тобой, Петро?

— Не знаю.

Он слышал вопрос сквозь ватный туман, и ответил, и повторил:

— Не знаю. Ничего.

Под утро, когда проемы окон проступили легкой, едва уловимой голубизной и вот-вот должен был раздаться сигнал подъема, Мазур вдруг вспрянул, затаил дыхание, но сердце застучало так сильно, что он проклял его стук. Мазур уловил в предрассветной тишине ночи нечто знакомое, но несообразное, не вяжущееся со всем, явно противоречащее известному для него, но в то же время явственное, четкое.

Мазур услышал звук канонады.

Очень, очень далекий, похожий на гром и в то же время непохожий. Стояла ранняя весна. Грома и быть не могло. Взрывные работы? Не похоже. Может, слышится, чудится?

Резким движением Мазур толкнул соседа. А тот спросил:

— Слышишь?

— А ты?

— Я думал, сплю. Проснулся вдруг во сне, а сам сплю.

— Тише.

Звук будто растворился, перестал быть слышимым.

Потом возник опять.

Непонятно почему, но Мазур ощутил: в блоке проснулись почти все. И с каждым мгновением просыпаются все новые узники.

В то утро вошедшие в блок капо были поражены, что не надо поднимать людей дубинками. Они встали сами.

Капо догадывались о многом. Они стали заметно смиреннее.

В то утро, когда узники то и дело останавливались на мгновение, чтобы уловить в тугом воздухе весны звук канонады, многие потеряли жизнь. Эсэсовцы свирепствовали с особенной жестокостью. А узники почти забыли об осторожности.

Но невозможно было понять, почему канонада слышна. Всего день назад польские подпольщики сообщили о взятия Львова. До Освенцима частям Советской Армии оставалось пройти еще много. Намного меньше, чем когда бы то ни было, но еще много. Ждали вечера, чтобы получить хоть какие-нибудь известия.

Сразу после возвращения с работ Мазур бросился разыскивать Гусева, но тот словно сквозь землю провалился.

Только перед самым отбоем Костя-одессит подошел к Мазуру и сказал, чтобы тот прошел к шестнадцатому блоку. Мазур тщательно присматривался ко всем встречным, чтобы не притащить никого «на хвосте». К Гусеву, прогуливающемуся как ни в чем не бывало, Мазур подошел сзади и пристроился сбоку, как бы обгоняя его.

— Товарищи решили как можно скорее выпустить из лагеря группу советских и польских офицеров для связи с польскими партизанами, — сквозь зубы проговорил Саша. — Будь готов.

— Что за стрельба в стороне Малых Татр?

— Толком не известно.

Мазур промолчал.

— Похоже, что карательная экспедиция против партизан.

— Судя по звукам, это перестрелка. И сильная.

— Все может быть.

— А Янек? Ты спрашивал у Янека? — спросил Мазур.

— Совинформбюро ничего не сообщало по этому поводу.

Они разошлись.

С наступлением ночи отдаленный гул канонады словно приблизился, а потом стих. И не возобновлялся.

На другой день капо вымещали злобу за свой испуг.

Погода стояла серая. Ветер, перемешанный с дождем, выдувал из чахоточных остатки жизни. Проблески надежды, мелькнувшие было в душах узников, сделали лагерную обыденщину еще страшнее.

Двое из блока Мазура сами бросились на проволоку.

Через неделю на утреннем аппеле блокфюрер выкрикнул двадцать номеров. Мазур услышал свой, и гусевский, и ситниковский, и громовский.

Мазур шагнул вперед. Сердце екнуло: неужели их действительно переводят в Буну, как обещал сделать Курт?

Потом их построили отдельно.

Смотрели на них с состраданием. Никому еще подобные вызовы не сходили добром.

Конвоир крикнул:

— Форвертс!

Они шли отдельно от других колонн узников, маленькой группой, их повели в сторону Буны.

«Так и есть! Сколько же труда стоило товарищам сделать это!» — подумал Мазур.

Они прошли мимо стоявших у брамы эсэсовцев. Как всегда, Гесс с поднятым воротником шинели находился на шаг впереди остальных. И череп на тулье его фуражки виделся четче и яснее, чем само лицо.

За воротами Мазуру открылся вид всего пространства, занимаемого лагерем, длинные, нескончаемые колонны людей, идущих по дорогам.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Они пробирались на четвереньках. Их руки по локти погружались в жижу отбросов. Они дышали ртами. Так было легче переносить плотный запах.

Стояла темнота. Только у Гусева, двигавшегося первым, изредка вспыхивал фонарик, привязанный на голове веревочкой. Когда вспыхивал фонарик, то становились видны ослизлые стенки бетонной трубы и темная прозелень, свисавшая сверху.

Они пробирались по трубам коллектора к Висле.

Каждый из двенадцати беглецов думал только о том и жил только тем, что через час или два они выберутся на берег реки, быстро переоденутся в гражданскую одежду, узелок с которой болтался на спине у каждого; дождавшись темноты, преодолеют реку и уйдут в синеющие неподалеку Малые Татры. Там они встретятся с партизанами, явки к которым у них были, получат в руки оружие. Они станут настоящими солдатами. Потом они свяжутся с лагерем, чтобы подготовить восстание в Освенциме, и в день, когда узники поднимут оружие, партизанские части придут к ним на помощь. Из всех двенадцати человек, ушедших в побег, Мазур знал лишь троих: Гусева, Ситникова и Громова. С остальными они встретились перед началом побега.

Человек, ползший позади Мазура, глухо охнул.

Беглецы остановились.

Гусев повернулся и посветил фонариком.

— Пся крев! — выругался Вацлав. Из его ладони обильно текла кровь. Потом он опустил в отбросы здоровую руку и достал со дна отбитое донышко бутылки с острыми краями, отодвинул его в сторону. Вацлав хотел оторвать рукав куртки и перевязать руку, но Гусев остановил его:

— Рубашку из узелка возьми.

— Вшистско едно, — заметил Вацлав.

— Рвать куртку не стоит.

— Скоро? — послышалось сзади из темноты.

Наконец Гусев погасил фонарик и бросил через плечо:

— Осторожнее, товарищи.

Теперь, продвигаясь вперед, Мазур почти не отрывал ладоней от ослизлого дна трубы, чтобы, если попадется под руку осколок стекла или зазубренный металл, отстранить его и не напороться.

В темноте трубы маячили у него перед глазами горные куртины, поросшие яркой майской травой, пестрящие множеством цветов одуванчиков, желтых, на мясистых ножках. Именно эти цветы, похожие на крохотные подсолнечники, плыли у него перед глазами в кромешной темноте. Он знал даже, что сделает, когда увидит одуванчик. Он сорвет его, разотрет в ладонях и станет нюхать горький до пощипывания в ноздрях запах.

Блеклый свет фонарика забрезжил впереди. Стал виден зеленый круг трубы и черный проем справа.

— Третий поворот? — послышался голос Гусева. Он всегда спрашивал, какой по счету поворот они проходят, начиная с первого.

— Третий, — ответил Ситников, ползший за ним.

— Здесь нам надо сворачивать.

— Да, здесь, — подтвердил Ситников. Он задыхался. Еще раньше при попытке бежать из Штаммлага ему отбили легкие.

— Да. Нам надо сворачивать в третью трубу налево после четырех поворотов вправо.

Мазур сказал это, не дожидаясь, когда его об этом спросят. Он просто знал — так надо. Так было на каждом повороте. Но это совсем особый поворот — последний.

Они свернули. И невольно поползли быстрее, не осознавая даже этого.

Где-то за извилиной просевшей трубы, впереди, забрезжил свет. Это еще была не отдушина, не выход. Влажные стенки трубы отражали яркий свет дня, свет воли.

Казалось, потянуло запахом реки.

Свет на стенках переливался бликами. Но Мазур понял, что это еще не отражение солнца от поверхности воды, это просто неровности стенки.

— Выход!

Это крикнул Гусев.

И внезапно ведущий остановился. Остальные в торопливом движении наткнулись друг на друга.

— Решетка… Выход зарешечен…

Гусев подался в сторону, словно вжался в стенку трубы, чтобы тот, кто двигался позади него, мог увидеть толстые, в руку, чугунные прутья, преграждавшие путь к свободе.