Иван Сибирцев - Золотая цепочка

• Название: Золотая цепочка
• Автор: Иван Сибирцев
• Издательство: Красноярское книжное издательство
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1984

Восьмидесятилетний ювелир умирает на пороге милицейского кабинета, явившись по собственной инициативе к лейтенанту ОБХСС. От его смерти потянулась цепочка событий через Отечественную войну, годы Советской власти, гражданскую войну к дореволюционным сокровищам, кладу сибирского золотопромышленника.

Роман «Золотая цепочка» удостоен Почетного диплома Всесоюзного литературного конкурса, посвященного 60-летию советской милиции.

---

— Про кого ты, Глеб? — повторила Настя еле слышно и встала перед ним.

Глеб напрягся. Нет. Если он скажет, Настя сбежит. Да сначала пощечину влепит. Поувесистей, похлеще… Он скривил губы в ухмылке и сказал:

— Бочарников, корреспондент, как-то рассказывал о человеке, который живет по «чужому билету». Ну, с той поры и заело меня. Если напишут про такого… Интересно, да?

Настя, не отвечая, смотрела на него нахмурившись, не уводя взгляда, сказала, словно бы внушая себе:

— Значит, снова разыграл меня, да? Хорошо, думаешь, постоянно так мучить человека?

— Прости, — начал Глеб, проклиная и жалея себя. Он понял, что ничего уже не в силах изменить ни в прошлой своей жизни, ни в своем отношении к Насте. Ужасаясь, что сейчас, сию минуту он мог потерять ее навсегда, Глеб, будто в земном поклоне, качнулся к ее бледному в лунном свете лицу, сомкнул на ее шее свои напрягшиеся разом руки и, словно во сне, ощутил ее ладони на своей шее, жадно нашел губами ее губы.

— Навсегда, да?

— Навсегда! — клятвенно заверил Глеб. — Навсегда? А если болезнь, позор, разлука, беда какая?

— Все равно навсегда!

Глава шестнадцатая

1

Кашеваров вздрогнул, открыл глаза. Всю ночь мучили кошмары: не то спасался от кого-то, не то гнался за кем-то. Болело сердце, не хватало воздуха.

«Старость, видно, — подумал Кашеваров. — Или занемог некстати».

Он стал внушать себе, что совершенно здоров и не по возрасту крепок. Просто устал изрядно, и застолье у Аксеновых было обильным. Но мысли эти не успокоили. Лучшие годы далеко позади, и как ни храбрись, а настигла одинокая старость. Занедужь, застрянь он в этой глуши, исчезни совсем, никто не станет оплакивать, да, пожалуй, никто и не заметит его исчезновения.

Он с досадой посмотрел на часы и присвистнул: оказывается уже полдень. Все встало на свои места, разоспался не в меру, расслабился, оттого и недомогание, и мрачные мысли.

Он энергично сделал несколько гимнастических упражнений, с удовольствием поплескался водой под краном и встал у окна. Так всегда стоял по утрам, обдумывал предстоящий день. Вечером надо убедить Агнию Клименсгьевну отдаться под защиту властей. Старуха, конечно, откажется. Придется порекомендовать ей положиться на волю случая. И обязательно держать его в курсе событий. А самому… Что же, риск так риск.

— А вот рыбка свежая, своя, не заезжая, — долетел из коридора хрипловатый голос. — Налетай, покупай, хоть в уху, хоть в жаркое сгодится чудо такое. Сгодится и на пирожок, да если еще под «посошок»…

Кашеваров усмехнулся: водятся же еще в глухомани этакие зазывалы-балагуры. И поспешил в коридор.

Там, прислонясь спиной к стене, сидел на корточках рослый старик в брезентовом дождевике. Рядом стояла плетеная корзинка. В ней чернели спины переложенных травой стерлядей.

— И что тебе неймется, Прохорович! — сердито выговаривала ему коридорная. — Сколько раз милиция предупреждала, чтобы не разводил браконьерство.

— Мне милиция в таком деле не указ. У реки жить да без рыбы. Инвалид я войны Отечественной, а не браконьер. Ловлю этим, спиннингом. А удача оттого, что места рыбные знаю. Артельные-то рыбаки, они развернутся покудова… А мне и приработок к пенсии, и людям в удовольствие. С доставкой на дом и цена сходная, не базарная. — Старик отмахнулся от дежурной и возвестил на весь дом: — А вот рыбка прямо с воды для царской еды. Эй, налетай, покупай!

Кашеваров порылся у него в корзине, отобрал рыбину покрупнее, протянул деньги, спросил:

— Значит, водится еще в Раздольной стерлядка?

— Водится, коли места знаешь да со старанием, — с достоинством ответил рыболов. — Могу показать, ежели любопытствуете, конечно.

— Давненько я с удочкой не сиживал. — Кашеваров вздохнул. — А хотелось бы.

— Чего же проще? Как надумаете, спросите Кузьму Прохоровича Семенова, всяк покажет мою избушку. Как пожалуете, так и поплывем ко мне на заимку. Только не близко. Это аж на Макарьевском острове.

— На Макарьевском?! Далеконько забрался. Это почти у Валежного, в соседнем районе.

— А мне район не указ, — забубнил бородач. — Была бы река. У меня зверь-моторка…

2

В Северотайгинском райкоме партии Анатолию Зубцову посоветовали поселиться в доме инвалида войны Егора Васильевича Ключникова.

— У него вам будет удобно: и до милиции рукой подать, и, кому не надо, на глаза не попадетесь до срока.

Ключников к просьбе секретаря райкома отнесся шутливо:

— Не иначе вскорости обяжете заезжую открыть. Только не шибко припекайте налогами, не лишайте материального стимула. — Исподлобья оглядел Зубцова. — Вас, если не секрет, конечно, на самом деле Анатолием Владимировичем величают или, может быть, так же, как объявили вот мне, что вы мой племянник по жене-покойнице?..

— На самом деле. Паспорт могу предъявить.

— Паспорт что, он бумага. Я тебя, значит, поскольку ты мой сродный племянник, стану при людях Толяной кликать, а ты меня соответственно дядей Егором. В войну случалось мне ваших ребят провожать к немцам в тыл. Ничего были парни, подходящие. Строгие, на слова тугие. Только и скажут: зовут, мол, Зовуткой, а иду на ту сторону к теще на блины…

— Ну, какой я разведчик? Несравнимо даже, честное слово, — смутился Зубцов.

— А кто же ты есть, как не разведчик, коли райком в порядке партийного задания тебя ко мне постояльцем ставит да еще объявляет моим племянником. Стало быть, есть причина укрыть от чужого глазу.

За своим названным племянником Егор Васильевич ухаживал с истинно родственной щедростью. Выставлял на стол соленых хариусов, грибы, моченую бруснику.

— Ешь, Толяна. Ешь да рассказывай свои случаи-происшествия, если не тайна, конечно…

— От вас не тайна.

Ключников слушал, подперев руками голову. Светлые, с желтинкой глаза остро буравили Зубцова.

— Ну и работенка у тебя, Толяна, Все времечко рассматриваешь изнанку жизни. Зажмуриться не хочется порой? Или пообвык и глазеешь с равнодушием?

— Нет, не привык.

— Вот это главное. Нельзя зажмуриваться вашему брату. Не то короеды эти враз почувствуют слабинку.

— Принимаешь гостей, Егор Васильевич? — донеслось из сеней.

Поскрипывая протезом, Ключников проворно заковылял к двери и сказал радушно:

— Входи, входи. Гостям мы всегда рады.

— Что случилось, Василий Васильевич? Почему сами? — встревоженно спросил Зубцов.

— Жарища, чтоб ее… — проворчал подполковник Лазебников, усаживаясь на стул. — Новости, мне кажется, экстренные.

— Пришла Лебедева?

— Не была у нас Лебедева. И не собирается, по-моему. Так что ваша ставка на ее порядочность не оправдалась. А вот ваша идея насчет письма к Лебедевой сработала. Теперь нет сомнений: клад все-таки у старухи, она сама намекнула на это…

— Кому намекнула?

— Кашеварову Степану Кондратьевичу. Дала прочитать письмо, а потом намекнула, что ценности у нее и что расставаться с ними она не намерена. И еще высказалась в том смысле, что ни к сыну, ни в милицию обратиться с этим не может.

— В милицию с бедой нельзя, к сыну тоже, а вот к Кашеварову, человеку ей не близкому, можно…

— Ну, Кашеваров ей родней родного, их водой не разольешь. Он собирается в книге своей заступиться за Бодылина. Прогуливаются вместе к пруду и по Бодылинской тропе. Разговоры самые нейтральные, вспоминают прошлое, обсуждают замыслы Кашеварова. Лебедевой это как маслом по сердцу.

— Это что, сообщение Бочарникова?

— Отчасти. А главную суть изложил сам Кашеваров. Явился к нам в понедельник вечером.

— Кашеваров явился?! — Зубцов не удержался, быстро заходил по комнате. — А ведь, конечно, дал Лебедевой слово молчать. Это действительно новость!

— Что вас так удивляет? — сказал Лазебников остужающе. — Сын героя гражданской войны товарища Кашеварова — это сын товарища Кашеварова.

— А другие интересующие граждане и гражданки? — спросил Зубцов почти машинально. Наконец, приняв какое-то решение, прихлопнул ладонью по столу и продолжал: — Чем они проявили себя в связи с письмом? Знают они вообще о нем?

— Обязательно. Метелкин был на почте, когда Лебедева получала письмо и читала его. Он даже спрашивал: что с ней, чем расстроена? Я считаю, Метелкин на почте оказался не случайно. И во время разговора Кашеварова с Лебедевой Метелкин все норовил присоединиться к ним. Об этом сообщают Бочарников и Кашеваров. Теперь дальше — Метелкин все старается уединиться с Лебедевой, просит позировать для портрета. Об интимной связи Гущиной и Карасева нам известно достоверно. А здесь они держатся врозь. Все свое внимание оба — семейству Аксеновых. Словом, воля ваша, конечно, но, я считаю, настало время решительных действий, а то как бы не пролилась кровь…

Зубцов все прохаживался по комнате. В раскрытые окна кивали желтыми шляпками подсолнухи, кружилась, рвалась на ветру прозрачная паутина.