Иван Сибирцев - Золотая цепочка

• Название: Золотая цепочка
• Автор: Иван Сибирцев
• Издательство: Красноярское книжное издательство
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1984

Восьмидесятилетний ювелир умирает на пороге милицейского кабинета, явившись по собственной инициативе к лейтенанту ОБХСС. От его смерти потянулась цепочка событий через Отечественную войну, годы Советской власти, гражданскую войну к дореволюционным сокровищам, кладу сибирского золотопромышленника.

Роман «Золотая цепочка» удостоен Почетного диплома Всесоюзного литературного конкурса, посвященного 60-летию советской милиции.

---

Смородин тяжело, будто спросонок, зашевелился:

— Правильно. Я не слепое орудие. Но и не предатель. Я не хочу быть виновником несчастий для Глеба, а возможно, и его гибели. Это ведь не моя тайна…

«Все-таки я не ошибся в тебе. Был бы ты вором, не ломал бы голову над этическими проблемами, об одном бы заботился — спасти свою шкуру», — одобрил Зубцов и, переходя на доверительное «ты» возразил:

— А Карасев тебя сколько раз предал, когда втянул в свою авантюру?! А себя, самого себя, будущее свое, Карасев не предал?! Ты говоришь: не хочешь предавать его, но ты уже предал. Когда узнал о его секретном промысле и не схватил за руку, не пришел к нам за помощью, а стал помогать ему. В чем помогать-то? В преступлении! В позоре! Эх, Смородин! А считаешь себя другом Карасева и порядочным человеком…

3

В июне прошлого года Григорий Смородин отпраздновал два радостных события: получение аттестата зрелости и свое восемнадцатилетие. Дедовской постройки, дом в Филях едва вместил родичей и знакомых. Наутро Григорий проснулся поздно, прошел на кухню к матери и, как, бывало, отец в такие минуты, потребовал:

— Налей-ка, мать, солененького чего-нибудь… — Он жадно выпил кружку огуречного рассола, крякнул и сказал: — Да собери чемодан в дорогу. Уезжаю.

— Далеко ли собрался, сынок?

— В Сибирь, — ответил он небрежно. — Есть там такой Северотайгинский район. Золота в нем, говорят, видимо-невидимо. Подработать хочу до призыва в армию.

Мать, разом обессилев, запричитала:

— С похмелья говоришь невесть что! Гляди-ка ты на него, приискатель! В Сибирь собрался. В этакую-то даль. Обморозишься, чахотку наживешь.

Григорий приосанился и возразил с важностью:

— Я совершеннолетний. В Сибири сейчас лето, обморозиться мудрено. Географию надо знать, темнота, или хотя бы по телевизору слушать сводки погоды. В общем, собирай пожитки — и послезавтра в дорогу.

В аэропорту, у стойки, где регистрировали билеты, Григорий оказался в очереди позади рослого парня. Не мог отвести глаз от его шкиперской бородки, могучих плеч, сразу видно, настоящий сибиряк. «В тайге займусь атлетикой, чтобы развить бицепсы», — пообещал себе.

В самолете, подойдя к своему месту, Григорий глазам не поверил: в соседнем кресле сидит чернобородый. Они уже подлетали к Уралу, когда сосед обернулся к Григорию и даже слегка улыбнулся ему:

— Вздремнул немного, — сказал он, позевывая. — Проводы, то да се… Голова, понимаешь, побаливает.

— У меня есть таблетки, — встрепенулся Григорий.

— От такой боли другие снадобья придуманы. — Окинул Григория насмешливым взглядом. — Домой возвращаешься, к маме?

— Наоборот. От матери. — И опасаясь, что соседу наскучит слушать его, Григорий стал рассказывать, что окончил школу и решил стать золотоискателем.

Сосед перестал улыбаться, пододвинулся к нему:

— Я тоже лечу в Северотайгинский…

— Вы инженер? — преданно взирая на него, спросил Григорий и рисовал в воображении, как станет работать под его началом и переймет чуть ленивую манеру разговора, скучающую улыбку и бороду отпустит такую же. Жаль только, он, Григорий, белесый…

— Инженер? Не совсем, — бородач уловил восхищение и робость, какие внушал Григорию, улыбнулся и сказал ласково: — Почему ты обращаешься ко мне на «вы»? Никакой я не инженер. И лечу туда впервые. Такой же, как ты, искатель счастья, Глеб Карасев.

— Давай в тайге всегда будем вместе, — горячо предложил Григорий.

Однако Карасева в старатели взяли охотно, а у Григория вышла осечка. Председатель артели критически оглядел его и сказал:

— Каши ты ел маловато. Ступай-ка на промышленную добычу. Там по твоей силе да по ухватке поставят на должность с повременной оплатой. А у нас артель тебя обрабатывать не поспеет.

Пока Григорий оформлялся и получал подъемные, жил с Глебом в маленькой комнатке на окраине поселка Октябрьского. Сколько наслушался от Глеба о службе в армии, а еще больше о любви к удивительной женщине Лизе Гущиной. Григорий уезжал в Сосновский счастливым: судьба послала ему редкостного друга…

Смородин привыкал к таежной жизни, приноравливался к работе, набирал силу, мечтал в будущем сезоне попасть к старателям, быть вместе с Глебом. Но встретились они неожиданно скоро. У Григория разболелся зуб. Пришлось ехать в Октябрьский к стоматологу. Из поликлиники зашел к Глебу.

Тот встретил радушно, выставил вино, редкие для этих мест яблоки. Снисходительно слушал излияния захмелевшего гостя. Потом сказал печально:

— Завидую я тебе, Гриша. Веселый, общительный, с людьми сходишься легко. А я, наверное, мрачный тип. Не получается скорой дружбы. И мысли там, в Москве…

Преданно заглядывая в глаза к Глебу, Гриша спросил:

— Лиза, да?..

Глеб грустно кивнул, молчал, улыбался, вспоминал о чем-то очень своем, потом сказал оживленно:

— Ты как нельзя кстати. Я приготовил ей подарок, но не хочу, чтобы знала мать… Давай отправим от твоего имени моему школьному другу, — подмигнул он Григорию.

— Давай, — с восторгом подхватил Григорий.

Они отправились к поселковой почте…

А недели через две Григорий получил телеграмму: серьезно заболела мать. Он взял отпуск и в тот же день был в Октябрьском.

— Поездка у тебя нерадостная, — сочувственно заметил Глеб, — но все-таки, прости, мне завидно. — Завтра в Москве, под одним небом с нею…

— Передать ей что-нибудь?

Глеб пожал плечами, долго расхаживал по комнате, все убыстряя шаг, остужая, оспаривая в чем то себя, то и дело вскидывал глаза на Григория. Наконец остановился, напряженно улыбнулся и сказал:

— Ей ничего не надо передавать. А вот для нее…

Он подлил в стакан Грише вина, налил себе, но отошел от стола, извлек из-под кровати чемодан, бережно достал пакет с крупными кедровыми шишками, положил на стол и сказал просительно:

— Если можно, свези вот это…

И стал дотошно растолковывать, что шишки нужно из рук в руки передать Михаилу Желтову. Назвал номер его телефона, но записывать не позволил, велел договориться по телефону о встрече в людном месте и об условном знаке, чтобы узнать друг друга в толпе.

— Ничего не понимаю, — удивленно сказал Григорий. — Столько шума об обыкновенных шишках. Почему надо отдать их Михаилу, да еще таким хитрым способом. Или снова из-за твоей матери, да?

В глазах Глеба на миг, всего лишь на один миг, проскользнуло смятение. Но вот взгляд его отяжелел, а голос зазвучал незнакомо жестко:

— Шишки только упаковка. — Глеб придавливал Григория взглядом к стулу. — Понимаешь?

— Н-нет…

— Ты знаешь, что значит для меня Лиза… Ради нее — к черту в пекло. Звезды смахнуть с неба! А не только это… — Он так стиснул пакет, что побелели пальцы.

— Уж не хочешь ли ты сказать… — начал Григорий, еле ворочая отяжелевшим вдруг языком…

— Вот именно. Под чешуйками шишек — самородки, — Глеб смахнул со лба испарину, залпом опорожнил стакан с вином и договорил устало: — Теперь ты знаешь все решай: повезешь или нет. Друг ты мне или так… сосед в самолете.

— И ты решил доказать, что ты — настоящий мужчина. Таким-то способом, — сказал Зубцов печально.

— Но ведь Глеб… — вяло возразил Григорий.

— Понятно. Шкиперская бородка… Манеры лорда и… волчья хватка…

— Ну какая там волчья, — почти взмолился Григорий. — Дело ведь не только в нем, но и во мне… — Он заволновался, щеки разрумянились, ярче проступила цыплячья желтизна белесых бакенбардов. — Должен был я себе-то самому доказать, что могу что-то. Не трус, не маменькин сынок, понимаете?

— А если бы твой кумир тебя на убийство послал, тоже поплелся бы, чтобы только не пасть в его глазах?

— А кроме тебя и Желтова, у Карасева есть близкие друзья?

— Он упоминал какого-то Аркадия Шилова. Говорил по-разному: то с восхищением, то как о подонке.

Зубцов внимательно смотрел на Смородина, что-то взвешивая в уме, потом сказал:

— У меня, Гриша, к тебе большая просьба. Повстречайся с Карасевым, скажи, что снова собираешься в Москву. Разговор с ним подробно передашь мне.

Смородин сидел, заслонив ладонями глаза: не то плакал бесслезно, не то прощался с прошлым, не то не мог собраться с мыслями. С усилием отвел руки, медленно провел пальцами по лицу, с неприязнью посмотрел на Зубцова и проговорил устало:

— Придется. Куда же теперь скроешься от вас?

— Да не от нас, — успокаивающе сказал Зубцов. — Просто надо когда-то искупать свою вину. Помоги мне узнать правду о Карасеве. Надо, Гриша, когда-то действительно становиться мужчиной…

— Надо, — Смородин улыбнулся грустно. — Честно-то вам сказать: я после той поездки с шишками спать отвык нормально. Вздрагиваю от каждого стука.

— Про студента Павла байку придумал сам?

— Сам, — Григорий вздохнул.