Александр Зорич - Первый меч Бургундии

• Название: Первый меч Бургундии
• Автор: Александр Зорич
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2001
• ISBN: 5-227-01425-6

Юноша, погибший много лет назад, возвращается в мир живых волей искушенных в магии големов. Гибель или процветание принесет герцогству Бургундскому этот человек — Рыцарь-в-Алом, галантный убийца, неуязвимый для стрел и клинков? Кто остановит его — воины Тевтонского ордена, опытные инквизиторы, итальянские артиллеристы или герцог Бургундский Карл Смелый? На заснеженном поле брани Рыцарю-в-Алом суждено сойтись в роковом поединке с Первым мечом Бургундии...

---

- Если Вы не согласитесь на честный поединок со свидетелями, я убью Вас так, прямо здесь, - заявил Поль-Антуан и потянулся к рукояти меча.

- В том-то же и пакость, Поль-Антуан, что у тебя не получится убить меня, а у меня не получиться убить тебя, потому, что я тебя люблю и не хочу, чтобы Констанца...

- Ваша любовь недорого стоит, - перебил Мартина Поль-Антуан и демонстративно сплюнул. Ненависть его была столь велика, что плевок долетел аж до стены, где висело зеркало, и неспешно пополз вниз по бревенчатым ухабам.

Нервически пригладив волосы, Мартин отвел взгляд. В камине бушевало пламя и многое множество углей плотоядно подмигивало ему двадцатью четырьмя тысячами сто двадцатью шестью тигровыми глазами. Кочерга, щипцы и совок отбрасывали долговязые тени.

- А впрочем, не исключено, что у тебя, Поль-Антуан, как раз получится.

Констанца демонстративно отвернулась и тогда Мартин снял совок с кованой стойки, присел на корточки, набрал углей и протянул совок Поль-Антуану.

5

Когда контуры его тени заполнились призрачной нестерпимо горячей оранжевой субстанцией, название которой он некогда встречал в "Сефер ха Зогаре", но теперь забыл, да и к чему оно, когда в сопровождении истошного визга Констанцы Поль-Антуан запрыгнул на кровать и содрал с гвоздика распятие, как учили его в миланской школе для мальчиков, и ему было очень совестно и очень страшно одновременно, когда всё это происходило, Мартин думал о глиняном проекте под названием "счастливая жизнь".

6

"После той истории с Королевой моя мать стала побаиваться Жануария.

Да и сам Жануарий изменялся. Он всё чаще лечил не словом и водой, а огнем и железом. Иногда он не спал по две-три ночи, а то ещё мог пролежать, не шевелясь, целый день на крыше госпитального флигеля, широко открыв глаза встречь жестокому солнцу Гранады. Не шевелясь, не дыша, не мигая. Как-то, в один из таких дней, моя мать подобралась к нему и, положив руку на его грудь, убедилась в том, о чём давно уже подозревала - когда Жануарий лежит вот так, его сердце не бьется.

Когда моей матери исполнилось двадцать лет, в приюте святой Бригитты вновь появился Али из рода Зегресов. Представь, он приехал повидать мою мать. Они уединились в патио, невысокая ограда которого была вымощена красными, зелеными, белыми и черными плитами.

Али сказал: "Мне запомнились твои ласковые прикосновения, когда ты промывала мою рану целебными настоями. Всё это время я искал в Гранаде свою любовь, но не мог найти её. Наши женщины хороши, но они либо застенчивы и пугливы, как серны, либо развратны, словно зайчихи. В Гранаде легко утолить похоть, но тяжело найти любовь."

"Я согласна", - ответила моя мать и приняла от ликующего Али стихи, посвященные её улыбке, которая как серебряный серп луны в просвете меж тучами. И её грудям, которые как плоды Эдема: ароматны и недоступны взорам грешников.

То был бы очень хороший день, если бы он окончился в тот же миг и молодые влюбленные пробудились на другом краю света, где не живут ни злые дервиши, ни могущественные Абенсеррахи.

Но вслед за тем мигом пришел следующий и в патио появился третий.

"Слова в твоих стихах, как пауки в кувшине, - сказал насмешливый голос. - Они безобразны, противны Аллаху и они пожирают друг друга. Слыханное ли дело приравнять мясо смертной к божественному эфиру?"

Это был черноокий Альбаяльд из рода Абенсеррахов.

"Уж твоё мясо я не прировнял бы и к иблисовой колбасе", - сказал Али и обнажил клинок. Остальное должна была досказать его альфанга.

"Оставь этого щенка, Исидора", - сказал Альбаяльд. Он скрестил руки на груди в знак того, что не принимает вызов молодого Зегреса. "Семя и вино всечасно стучат в его пустую голову, - продолжал Альбаяльд. - Тебе нужен настоящий мужчина. Такой, как я: искушенный, ведающий цену словам, крови и женщинам. Я не посвящу тебе ни одного стиха, ни одного слова: потому что ты лучше любых слов."

"Ты трус, - в сердцах сказал Али и острие его альфанги застыло у горла Альбаяльда. - Ты сказал слишком много слов, чтобы оправдать своё безмолвие, а достало бы четырех: "Я свинья и невежда". Дерись или уходи."

"Драться легко, - повел плечом Альбаяльд. - Но тяжело потом держать ответ пред Всеведущим за пролитую кровь."

Альфанга в руке Али дрогнула. Он сказал: "Исидора, этот человек оскорбил тебя. Скажи одно слово и его нечестивый язык пойдет в корм собакам."

"Нельзя убивать с стенах приюта святой Бригитты", - сказала моя мать, и её слова могли значить что угодно.

"Да, - согласился Али. - Я убью Абенсерраха за воротами."

Моя мать не ответила ни "да", ни "нет". В глубине души она знала, что если дело кончится миром, оба мужчины уйдут из её жизни. Они вместе сходят в злачное место, посмеются над минутным помутнением рассудка, и всё забудется. Но если один убьет другого, пролитая кровь навеки свяжет победителя с нею.

Альбаяльд сразу понял это по её молчанию и сказал: "Исидора, я думал, что ты сможешь стать мне хорошей женой, но прежде глаза мои были полны песка. Сухие слезы омыли их и теперь я вижу, что ты недостойна моей любви."

"Когда ты пришел сюда, ты был уже третьим", - сказала моя мать.

Мавры выехали за ворота, и Али напал на Альбаяльда. В то время госпиталь был полон людьми, и все - даже незрячие и безногие калеки - сбежались, чтобы посмотреть на поединок. Их любопытству сыскалось совсем немного пищи. Седьмым ударом прямой толедский меч Альбаяльда преломил альфангу Али, а восьмым рассек подпруги его седла. Под общий хохот Али повалился наземь вместе с седлом. При падении он вывихнул ногу и напоролся бедром на обломок собственного клинка. Сошел на землю и Альбаяльд.

"Видишь, Исидора, - выкрикнул Альбаяльд, - как беспомощен теперь твой любимец?! Таков он и в войне, и на супружеском ложе! Оставайся с ним, вам не будет скучно вдвоем: змее и бесхвостой крысе!"

Так он покуражился ещё немного, а потом умчался прочь. Не сказав ни слова, Али кое-как поднялся, приладил седло и тоже уехал, хотя моя мать, выбежав за ворота, умоляла его остаться.

В тот же вечер Жануарий приказал моей матери собирать вещи.

Ей некуда было направиться, кроме как в Гранаду, чтобы разыскать там Али. От приюта до города пешком было семь дней пути и вот на восьмое утро она первый раз в жизни увидела великолепие Красного Города.

Моя мать тогда ещё не знала, что прошедшей ночью близ приюта появились двое, перебросили через стену небольшой сверток, а потом скрылись.

В то самое время, когда моя мать входила в город, Жануарий стоял посреди двора и разворачивал сверток. Он обнаружил в нем человеческий язык и короткое письмо. "Исидора! Вот язык, сказавший в своей жизни совсем мало правды: ты недостойна любви."

Но мать ни о чём таком не подозревала и принялась простодушно выспрашивать у всех встречных, как ей разыскать дом Али из рода Зегресов. Она нашла его только к обеду и смело постучала. Ей открыл молчаливый слуга с устрашающей палицей в руках. Когда она сказала, что ищет Али, он внимательно оглядел её и, угрюмо улыбнувшись, знаком приказал следовать за собой.

За домом в сени инжировых деревьев у бассейна с золотыми рыбками сидело много тучных и самодовольных мужчин. Какие-то женщины в бесстыдных прозрачных платьях танцевали под бедный перезвон струн и перестук маленьких барабанов. Али здесь не было.

"Здравствуй, Исидора", - сказал чей-то неприятный и совершенно незнакомый голос за её плечом. Сразу вслед за этими словами в глазах моей матери закружились вьюгой тысячи алых лепестков, затем сквозь колдовское наваждение промчался огнедышащий железный конь и она провалилась в забытье.

Мать открыла глаза и не увидела ничего, кроме тьмы. "Меня зовут Фатар, - сказал кто-то, и его голос казался громом, приглушенным тысячью слоев войлока. - Я во многом сродни Жануарию, но если он перо, то я - птица, а если он рыба, то я рыбарь. Погляди на меня."

После этих слов темнота над головой моей матери разошлась и она обомлела от ужаса: прямо над ней нависал огромный крючковатый нос размером с копье, горящий глаз размером с очаг. В злобной ухмылке были оскалилены ослепительные зубы: каждый как надгробная плита.

"Как видишь, - продолжал Фатар и моя мать едва не умерла от его раскаленного дыхания, - мне очень просто разгрызть твою голову, словно миндальный орех. Поэтому ты будешь меня слушаться, правда?"

Моя мать хотела согласно ответить, но с ужасом обнаружила, что её губы больше не служат ей.

"Да, много болтать теперь не получится", - удовлетворенно хихикнул Фатар и тьма вновь сомкнулась над головой моей матери.

Потом она услышала громкий скрежет, который отдавался в каждом позвонке её станового хребта омерзительным сладострастием. Вместе со скрежетом её существо наполнилось непреодолимым позывом к движению, а душа - пьяным, развязным восторгом.

Она не поняла, в какой миг тьма вновь сменилась светом, льющимся со всех сторон, и не запомнила как, внезапно оказавшись на ногах, танцевала и танцевала без удержу. Потом наваждение окончилось. Моя мать почувствовала себя опустошенной и начала осознавать весь ужас своего положения.