Людо ван Экхаут - ЭТО БЫЛО В ДАХАУ

• Название: ЭТО БЫЛО В ДАХАУ
• Автор: Людо ван Экхаут
• Издательство: «ПРОГРЕСС»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1976
• ISBN: Э 70304-364 006(01)-76 125-75

В 1975 году советский народ, все миролюбивые люди отмечают тридцатилетие победы над гитлеровской Германией, над фашизмом. Основную тяжесть борьбы принял на себя советский народ. Миллионы человеческих жизней, огромный материальный ущерб – вот цена этой исторической победы.

Люди не должны забывать, какая угроза нависла над миром в те тяжкие времена. Готовясь к осуществлению своих агрессивных планов, гитлеровцы заранее спланировали, разработали и привели в действие и в собственной стране, и на временно оккупированных ими территориях режим террора и устрашения, насилия и пыток, какие не были известны даже средневековой инквизиции; они создали индустрию человекоистребления и осуществили тактику «обезлюживания», покрыв захваченные ими территории сетью лагерей и тюрем.

Освенцим и Майданек, Дахау и Бухенвальд, Треблинка и Саласпилс… Эти названия, как зловещее эхо, отзываются в памяти людей.

В лагерях массового уничтожения истреблялись миллионы. В одном только лагере Освенцим уничтожено около четырех миллионов человек – граждан СССР, Польши, Франции, Югославии, Чехословакии, Румынии, Болгарии, Венгрии, Голландии, Бельгии и других стран. В лагере Майданек за один день – 3 ноября 1943 года – погибло 18400 человек.

В коммюнике Польско-Советской Чрезвычайной комиссии по расследованию злодеяний в лагере уничтожения Майданек в городе Люблине указывается: «… Голод, непосильный труд, пытки, истязания, издевательства и убийства, сопровождавшиеся неслыханным садизмом, были поставлены на службу массовому истреблению узников лагеря».

Человечество не может, не должно забыть совершенных злодеяний.

Тридцать лет прошло со времени исторической победы над гитлеровской Германией, тридцать лет миновало и с того дня, когда главари фашистского рейха оказались на скамье подсудимых, когда они должны были перед судом народов ответить за свои чудовищные преступления.

Три десятилетия – срок немалый, но еще живы в памяти свидетелей кошмарных преступлений фашизма дни, месяцы и годы, проведенные в фашистских застенках, в лагерях смерти, – дни, месяцы и годы, оставившие неизгладимый след в жизни целого поколения. И сейчас, в наше время, живые свидетели фашистских злодеяний продолжают говорить об опасности фашизма, о страшной сущности звериной философии человеконенавистничества.

Г. АЛЕКСАНДРОВ, Советский обвинитель, руководитель следственной части советской делегации на Нюрнбергском процессе

---

– Повернуться лицом друг к другу!

Это что-то новое. Видимо, на этот раз он решил обойтись без штрафных упражнений, и мы облегченно вздохнули.

– Посмотрите друг на друга внимательнее! Разве вы видели когда-нибудь такие поганые рожи?

Он засмеялся. Мы тоже смеялись в надежде, что это подкупит его.

Но эффект оказался неожиданным.

– Внимание!

Мы встали, недоуменно переглянувшись. Передо мной стоял Йеф и улыбался.

– Разойдись на расстояние вытянутых рук. Достать руками плечи друг друга.

Мы выполнили команду. Кое-кто из персонала начал смеяться. Нас это насторожило. Они, видимо, знали, что произойдет дальше.

– Опустить руки. Правую ногу на десять сантиметров вперед.- Он глубоко вздохнул и засмеялся от удовольствия.

– Хорошо. Начинайте! Бейте изо всех сил в рожу друг другу.

Замешательство и недоумение. Мы искали глаза друг друга. Случалось, мы ссорились из-за куска хлеба, более полной миски супа, из-за лучшего места на нарах, из-за того, что у товарища деревянные башмаки оказались лучше, из-за места в уборной. Но несмотря на все, мы оставались товарищами. Мы стиснули зубы и стояли не шевелясь.

Староста блока растерялся не меньше нас. Он крикнул резким голосом:

– Вы что, оглохли, идиоты проклятые?

Мы дышали глубоко, с хрипом, неровно. Пальцы вытянутых по швам рук окоченели. Каждый из нас сжался от сдерживаемой ярости. Мы старались как можно больше выпрямиться, развернуть плечи и повыше вздернуть подбородок.

– Что же дальше?

Мы почувствовали гордость за нашу солидарность. Никто не струсил. Стоило сдаться одному, сдались бы, наверное, и остальные. Можно было бы ударить слабо, не причиняя боли друг другу, но тогда мы все равно совершили бы поступок, оскорбительный для нас самих. Мы молча смотрели в глаза друг другу.

– Отказываетесь выполнять приказ?! Ну погодите! Мы научим вас выполнять приказы!

К нам подскочили капо. Обычно это были профессиональные убийцы и садисты-заключенные, ставшие палачами за добавочный кусок хлеба. Они сталкивали нас головами, били с неистовым бешенством. Кровь текла по лицам. Мерзавцы бегали вдоль шеренги, били, пинали, ругались, сыпали проклятиями.

– Почему вы не лупите друг друга? Ведь у вас, проклятых крематорских собак, уже и сил нет, чтобы бить больно. Поколотили бы друг друга, да и отделались бы. А теперь придется испытать силу наших кулаков.

Мы молча смотрели друг на друга, мы словно хотели удесятерить наши силы. Это был запоминающийся момент. Один из тех, о которых мы потом охотнее всего вспоминали. В такие минуты мы почти гордились тем, что были узниками Дахау. В такие минуты исчезали различия в вере, расе, социальном положении, в политических убеждениях, языке, мировоззрении и на первый план выступало чувство солидарности, которое и по сей день существует между политическими заключенными всех стран. Мы не пошевелились даже, чтобы вытереть кровь. У нас пропал страх. В такие минуты человек чувствует себя сильным, несмотря на побои и унижения. Мы еще не совсем превратились в животных. Мы освобождались от животных инстинктов и становились подлинными людьми. Ненавистные палачи могли делать с нами все, что хотели, но они не могли сломить нашу волю. Если Мы продолжали верить в наши идеалы, если мы оставались товарищами, то сила и победа в конечном итоге были за нами. Можно остаться сильным и победить, даже если и погибнешь от руки убийц.

– Внимание! – прокричал староста блока.

Мы снова замерли, ожидая очередного унижения, новых побоев. Я смотрю на Йефа. Простой парень, которого никогда не волновала политика и идеалы которого составляли «хорошая баба да сытый желудок». Но в тот день Йеф показал себя настоящим человеком, так же как и очкарик из Лира – тощий как былинка, казалось, его вот-вот сдует ветром. Наша дружба и ненависть к врагам сделали нас сильными.

– Плюйте друг другу в лицо!

Никто из нас даже не шелохнулся, внутри все клокотало. Мы были сильнее их! В их власти была и жизнь наша и смерть, но они не могли заставить нас повиноваться.

Эсэсовцы часто вот так глумились над заключенными, но самым мерзостным был приказ мазать друг друга нечистотами, а затем счищать их.

Староста блока, встретив наше молчаливое сопротивление, пришел в бешенство. Он орал, брызгая слюной, как сумасшедший. Его помощники помчались в боксы и вернулись, вооруженные ножками от столов и табуретов, плетьми, которыми снабдили их эсэсовцы. Они с криком подлетели к нам. Ярость старосты подстегивала их.

– Последний раз повторяю,- орал он срывающимся голосом. – Плюйте друг другу в поганые рожи!

Мы продолжали стоять неподвижно. И тогда появились эсэсовцы. С проклятиями они начали плевать нам в лицо.

Мы стояли как изваяния. Изваяния, которые можно осквернить, но которые и после этого не утратят своей чистоты. Мы чувствовали их плевки на своих лицах, и каждый, внутренне сжимаясь, внешне старался держаться твердо.

– Это не плевки, слышите вы! Это благородная арийская слюна. Облизывайте морды друг другу!

Но мы по-прежнему не двигались. И тогда нас снова начали избивать. Но уже без прежней ярости. Немцы поняли, что проиграли.

– Три дня без пищи!

Но в тот момент нас это не испугало, главное – мы одержали победу!

Иной раз поступки старосты блока встречали одобрение заключенных. Например, он обычно беспощадно пресекал воровство, если крали у товарищей. Существовало коренное отличие в том, как относились в лагере к обычной краже и к воровству у товарищей. Если кому-нибудь из нас удавалось «организовать» что-либо у эсэсовцев, это поощрялось. Но за кражу друг у друга строго наказывали. Мера наказания зависела от характера кражи. Предположим, у кого-то пропадали деревянные башмаки и ему не оставалось ничего другого, как тоже украсть. Если он попадался на месте преступления, то получал свои двадцать пять палочных ударов, и дело с концом. Но если кто-нибудь попадался на краже хлеба, то, помимо двадцати пяти ударов, он получал еще взбучку от своих товарищей. Иногда истощенные, слабые заключенные забивали вора до смерти.

Староста блока № 19 однажды особо отличился, наказав группу заключенных-итальянцев. Нам, узникам, пережившим ад, этот случай запомнился навсегда.

Говорили, что итальянцы были партизанами и немцы схватили их где-то в горах. Они показались нам крепкими парнями. Даже староста блока выглядел заморышем рядом с ними. Все мы с удивлением уставились на них, когда их привели в блок. Не известно, по какой причине, но итальянцы остались в своей одежде, в добротных сапогах. Они брезгливо смотрели на нас, одетых в грязные лохмотья.

Правда, скоро от их гордости не осталось и следа. Не прошло и недели, как голод и вши сделали свое дело. Итальянцы стали менять свою одежду и сапоги на хлеб.

Однажды они направили к старосте блока делегата, знавшего немецкий язык. Делегат вытянулся перед старостой по-военному.

– Что тебе, макаронник?

– Здесь нечеловеческие условия,- сказал итальянец.

– Верно,- согласился староста.- Это условия как раз для паршивых итальянских свиней.

– Но мы не можем так жить.

– А никому и не нужно, чтобы вы здесь жили. Вас прислали сюда подыхать, как и всю остальную падаль.

– Но мы хотим выбраться отсюда,- сказал итальянец.

Староста блока разразился хохотом.

– Выбирайтесь! Есть разные способы выбраться отсюда: можно покончить жизнь самоубийством, в Дахау это разрешается. Только надо довести дело до конца, за неудачную попытку строго наказывают-переводят в бункер, а оттуда никто не возвращается. Кроме того, вы должны действовать сами, без посторонней помощи. Если узнают, что вам кто-то помогал, его тоже отправят в бункер. Я припасу вам побольше веревки, если хотите.

Итальянец отрицательно покачал головой.

– Мы не собираемся умирать. Мы хотим жить.

– Бежать…- подсказал староста.- Можно, конечно. Но, к несчастью, все беглецы неизбежно возвращаются обратно. И со всеми поступают одинаково – привязывают к столбу у входа в лагерь, вешают на грудь дощечку с надписью: «Я снова здесь!» А иногда эсэсовец приказывает повесить на беглеца барабан, и тот должен бить в барабан, обходя весь строй на поверке, и громко выкрикивать: «Я снова здесь!» После этого его привязывают к столбу. И там он висит без еды и питья, пока не умрет. Обычно больше четырех дней никто не выдерживает. Но некоторые неудачники висят иногда целую неделю.

– Мы не собираемся бежать. Мы хотим служить в эсэсовских войсках.

Староста блока окаменел от изумления. Он медленно встал.

– Что вы хотите?!

– Служить в эсэсовских войсках.

– Вот это да! – воскликнул староста, и все заметили, как у него заблестели глаза. Очевидно, у него тут же созрел какой-то план. – Если вы попадете в эти войска, то вам придется драться в России.

– Это не меняет дела. Мы готовы на все. Здесь все равно не жизнь.