Сергей Снегов - Кольцо обратного времени

• Название: Кольцо обратного времени
• Автор: Сергей Снегов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 1977

По решению Большого Совета снаряжается вторая экспедиция в ядро Галактики во главе с капитаном-звездопроходцем Олегом Шерстюком. Многократно отказывающийся от предложений командовать звездными походами или принимать в них участие Эли, на этот раз принимает приглашение. Сумеют ли люди найти общий язык с принципиально другой формой даже не жизни, а разума, могущественной, умеющей изменять ток времени мертвой материей?

Замкнется ли еще одно кольцо взаимопонимания: от знакомства — через неприязнь, взаимную борьбу, взаимную заинтересованность — к дружелюбию?

@fantlab.ru

---

— МУМ блокирована! Голос, Голос, есть ли связь с исполнительными механизмами? Голос, ответь!

Голос не отвечал. Мэри охнула и схватилась за сердце. Ромеро, мертвенно побледнев, лепетал:

— Это рамиры, адмирал! Они в ядре! Они захватили нас в плен!

Подавленный, я не мог оторваться от экрана. МУМ не работала, аннигиляторы блокированы, а какая-то сила вывернула наш звездолет назад и сама положила на прежний курс — в ядро, в кипение его диких звезд.

Я мрачно сказал:

— Рамиры всё знают о нас. Они могли бы легко погубить «Козерог», как погубили «Змееносца». Но они хотят поиграть с нами, как кот с мышью.

Часть четвертая. Погоня за собственной тенью

Для бога все прекрасно, хорошо и справедливо;

Люди же считают одно справедливым, другое несправедливым.

Гераклит из Эфеса

КАССАНДРА. Меня кружит пророчества безумный вихрь

И мучит боль предчувствий. О, беда! Беда!

ПРЕДВОДИТЕЛЬ ХОРА. О чужестранка, ты слывешь провидицей.

Но прошлого предсказывать не нужно.

Эсхил

В родстве со всем, что есть, уверясь

И знаясь с будущим в быту,

Нельзя не впасть к концу, как в ересь,

В неслыханную простоту.

Б.Пастернак

1

Уже в первые минуты после новой катастрофы меня ошеломила горестная догадка об истинной причине несчастья. Но она еще не завладела мной целиком: надо было спасать корабль, а потом доискиваться тайных причин беды. Я кинулся в командирский зал. Капитаны и Олег остались живы, только были уже не командирами корабля, а, как и все мы, пассажирами неуправляемой галактической скорлупки. В лаборатории и Эллон, и Ирина были растеряны, но невредимы. Лаборатория могла продолжать свои изыскания, если бы восстановилось снабжение энергией. Эллон гневно упрекнул нас с Олегом:

— Не захотели меня послушать! Торопились, а ведь ничто не грозило, пока мы не попытались безрассудно бежать.

— Идем с нами, Эллон! — приказал Олег, и мы втроем поспешили к Голосу.

Голос звучал слабо, но внятно. Он испытал болезненный толчок, когда отключилась связь с МУМ. Враги нанесли удар по управлению боевыми механизмами, все остальное — производное.

— Это рамиры. Они в ядре. Они не хотят выпускать нас. Мы — их пленники.

Он мог говорить о пленении с большей определённостью, чем каждый из нас. Уж он-то знал, что такое превращать космические корабли в пленников! Граций тоже пострадал. Когда рамиры заблокировали МУМ, Граций, потерял сознание и рухнул на пол. От его величавой богоподобности мало что осталось. Бессмертный, он после катастрофы держался на ногах гораздо хуже, чем все мы, смертные. Галакты поразительно плохо выносят жизненные передряги: они позабыли в своих райских городах о лишениях.

— Надо осмотреть МУМ, — сказал Олег.

МУМ, внешне совершенно невредимая, не работала. Граций, сопровождавший нас, взирал на неё с печалью, он ничем не мог помочь и от этого, вероятно, огорчался не меньше, чем от поломки МУМ. Мы отключили мыслящую машину от исполнительных механизмов и анализаторов и перенесли в лабораторию. В лаборатории, как нам сгоряча показалось, она снова заработала, но то была обманчивая работа — цепи пропускали сигналы, но не было того целого, что и называлось Малой Универсальной Машиной.

— Мне кажется, ваша машина без сознания, — заметил Граций. — Она в нервном потрясении. Что можно ожидать от механизма, лишенного естественных тканей?

Эллон зло покосился на галакта. Я увел разговор от опасной темы искусственного и естественного. Если МУМ только в обмороке, то есть надежда вывести ее из него. Олег велел доставить в лабораторию две резервные МУМ — снятую с «Овна» и привезённую Камагиным со «Змееносца». Они были не в лучшем состоянии. Их всех поразило нервное потрясение. А машина с «Тарана» по-прежнему путала причины со следствиями.

— Граций, — сказал я галакту, — теперь на Голос и на тебя ложится тяжелейшая обязанность. Анализаторы и исполнительные механизмы опять, как в Гибнущих мирах, будут подключены непосредственно к вам. Тогда Голос справился, но тогда мы не были в ядре. Если вы не справитесь сейчас, нам всем крышка.

— Надеюсь, мы справимся, — промолвил он. — Но объясни, адмирал, что значит странный термин «крышка»? Мне кажется, он символизирует что-то плохое.

Я заверил галакта, что он точно истолковал выражение «всем нам крышка».

МУМ «Козерога» стала показывать признаки жизни. Она словно бы приходила в себя после обморока. Подавленные, мы молча слушали ее ответы на сигналы. МУМ сошла с ума. Она вообразила себя девушкой, ускользнувшей из дому. Она не слушала вопросов, не принимала заданий и на все электрические импульсы, подаваемые на вход, она отвечала горестными стихами:

Ах, любила меня мама, уважала
За то, что я скромная дочь.
А дочка с милым убежала
В одну непроглядную ночь.

— лепетала МУМ рыдающим нежным голоском.

Потом она стала называть себя Марусей и выдала такими же стихами, что Маруся отравилась и что ее повезли в больницу, а в больнице не спасли. Бред был не только нелеп, но и удивителен. В памяти машины конструкторы не заложили ни представлений о нехороших дочерях, убегающих от порядочных матерей, ни имени Маруся, ни больниц и уж, конечно, не обучали МУМ стихотворству. Все это она придумала сама, когда лишилась рассудка.

Безумие поразило и другие машины. МУМ «Змееносца» спрашивали: «кто?», она отвечала на «куда»; ей говорили: «Дается восьмиградусный конус на восток, расстояние до двух светолет — высчитать число звезд третьей абсолютной величины», она принималась решать химические уравнения; от нее требовали оценки доброкачественности излучения, подаваемого на ее вход, она взамен ответа, не грозит ли это излучение организму человека, выдавала решение интеграла Лебега или объявляла планетные законы Кеплера. А машина «Овна», как и МУМ «Тарана», потеряла способность связывать причину со следствием. Я ей задал нехитрую контрольную задачу: «Все люди смертны. Я человек. Следовательно, я?…» Она ответила немедленно тремя выводами на выбор: «Ты толстый в шестом измерении. Ты — гвоздь второго порядка, продифференцированный по логарифму грубости. Цветы запоздалые, цветы обветшалые в двухмерном интегральном уксусе». А на вопрос Олега, чему равняется сто сорок три в кубе, она ответила с той же быстротой и тоже тремя разными ответами: «Иди к черту. Двадцать восемь тонн, запятая шестнадцать метров с ночной обильней росой. У быка рога, у планеты сорок четыре сантиметра в квадрате восьмой величины на чистой воде». Почему-то МУМ «Овна» любой вопрос воспринимала троично, не говоря уже о том, что порола чушь.

У меня создалось убеждение, что с МУМ «Овна» и «Змееносца» можно повозиться, а машина «Козерога» безнадежна. У первых двух, сказал я, безумие не выходит за сферу их специальности. Они потеряли рассудок, но не личность, если можно говорить о личности машины. Они всё-таки остаются мыслящими агрегатами, только дурно мыслящими, неправильно, путано. А МУМ «Козерога» перестала быть машиной, она воображает себя девчонкой, к тому же несчастной и порочной. И она ударилась в стихоплетство! Сочинять стихи — можно ли вообразить большее безумие!

— Не думаю, чтобы Ромеро согласился с тобой, что сочинение стихов — высшая форма безумия, — заметил Олег.

— Я говорю о машинах, а не о людях. Люди часто увлекаются странными и бесполезными занятиями. У них свое понятие о безумии. Многим оно представлялось, особенно в старину, чем-то возвышенным. Разве не говорили: «Я без ума счастлив!» или: «Она безумно хороша собой!» Один древний физик утверждал, что в науке справедливы только безумные идеи. К сожалению, человеческое сознание не всегда подчиняется логике. Но машины всегда логичны, полезны, разумны — этим они и отличаются от своих создателей.

Олега мое разъяснение устроило.

— Эллон, ты займешься восстановлением мыслящих машин, — сказал он. — Но это не должно отвлечь лабораторию от других работ. Как эксперименты с коллапсаном?

— Атомное время меняем свободно.

— Этого недостаточно. Ирина, иди к нам, — позвал Олег.

Я не раз замечал, что, когда появлялись посторонние, Ирина отходила в сторону. Она без спешки приблизилась. Олег сказал с волнением, которое так редко показывал другим:

— Друзья мои, Ирина и Эллон. Боюсь, что мы не выведем звездолет из ядра, если не найдем физического процесса, позволяющего ускользнуть от враждебного наблюдения рамиров. Дайте мне возможность потерять хотя бы на время нашу одновременность с противниками. Возможно, в «раньше» их не было, или в «потом» не будет, а в «сейчас» они есть и сильнее нас… Вы меня поняли, друзья?