Джон Мэн - Чингисхан

• Название: Чингисхан
• Автор: Джон Мэн
• Издательство: Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-13936-2

Со времени смерти Чингисхана (Темучина), великого полководца и завоевателя, прошло уже более восьми с половиной веков, однако интерес к этой яркой и выдающейся личности не только не угас, а, наоборот, продолжает расти с каждым го дом. В 1995 году Всемирный информационный центр назвал Чингисхана человеком тысячелетия. Создатель уникального государственного образования, которое объединило Дальний Восток и Среднюю Азию, он оказал огромное влияние на развитие евразийской цивилизации. Завоевания Чингисхана привели к модернизации мировых религий, изменили каноны искусства, заставили Запад и Восток выработать новые правила торговли.

Но можно ли только этим объяснить повышенный интерес к легендарному завоевателю — к личности, соединившей в себе качества стратегического гения и умелого руководителя, безудержную энергию и железную хватку, к великому воину, чья звезда много столетий назад взошла и засияла в бескрайних монгольских степях?

В поисках ответа на этот вопрос автор данной книги тщательно проследил историю жизни Чингисхана от его рождения до последнего похода, все этапы возникновения великой монгольской империи, проанализировал последствия ее существования для мировой цивилизации и выдвинул свои версии причины воссоздания культа Темучина в наши дни.

---

Вот те орудия, навыки и верования, которыми владели предки монголов, разбившие свой лагерь в долине Онона в 800 году н. э. Последующие 400 лет жизнь их протекала во мраке неизвестности, пока не появился Чингис. В этом им несказанно повезло, ибо конец XII века было последним моментом, когда мог появиться подобный завоеватель. Прошло бы несколько десятилетий, и развитие пороховых технологий сделало бы традиционное военное искусство монголов безнадежно устаревшим. Так или иначе, Чингис появился в нужное для монголов время. Подобно лучнику, напрягающему все свои силы, чтобы натянуть лук и выпустить грозную стрелу, он собрал затаенную в монголах энергию и с невероятно разрушительной силой выпустил ее наружу.

3 Сумеречное пробуждение нации

Чингису величие было предначертано небесами, так гласит «Тайная история», имевшая к тому все преимущества суждения задним числом. Конечно же, у него была самая подходящая генеалогическая предыстория — в его роду были три честолюбивых хана, которые едва не создали Монгольскую империю. Но ничто не предвещало возвышения Чингиса. В момент рождения Чингиса казалось, что дни монголов давно позади.

Около 1140 года Кабул, прапрадед Чингиса, стал первым вождем, «правившим всеми монголами», и первым Хо-Лома, принявшим титул хана. Объединенное им племя вышло на арену широкой азиатской политики. Главным соперником монголов была еще одна растущая держава на юге, царство, обычно называемое Цзинь (Золотое), по династическому титулу его правителей юрченов, маньчжурского племени, за десять лет до этого после стремительной и блестяще осуществленной кампании оккупировавшего Северный Китай. С запада и юга Цзинь граничила с мощными державами Си-Ся и Сон и очень нуждалась в спокойствии на северных границах. Отсюда ей грозил Кабул и монголы. Император Цзинь обратился к Кабулу с предложением заключить соглашение. Кабул рискнул совершить путешествие в Пекин — Чжунду (Среднюю столицу), как называли ее в Цзинь, там он должен был провести переговоры. Как и было положено, при этом было выпито много араки. К концу пира Кабул почувствовал себя настолько непринужденно, что потянулся через стол и ущипнул императора за бороду. Подобная вольность привела придворных Хо-Лома в смятение. Ни о каком соглашении не могло быть и речи. Кабулу, как официальному гостю, позволили со всеми подарками выехать из города, но китайские военачальники решили, что этот пьяница и ненадежный вождь не должен уйти без наказания. На Кабула устроили засаду. Он сумел уйти через Гоби, но ни одна из сторон ничего не простила и ничего не забыла. Цзинь будет помнить нанесенное Кабулом оскорбление и неудачную по пытку перехватить его до случая, когда станет возможным разделаться с этими наглыми кочевниками.

Вот так впервые монгольский вождь столкнулся с проблемой, которая определяла центрально-азиатскую политику свыше двух тысяч лет — хитросплетенные отношения между оседлыми и неоседлыми, кочевниками и земледельцами, миром внутриазиатских степей и азиатским социально-политическим колоссом, Китаем. С момента образования и возвышения первой кочевнической империи около 300 го да до н. э. эти два мира пребывали в кошмарном сожительстве, связанные необходимостью и разделенные взаимной ненавистью, каждая из сторон смотрела на другую свысока и обдавала презрением.

Кочевники считали, что они свободны как ветер, а земледельцы — это земляные черви и не стоят самой заурядной лошади. Для них привлекательность Китая была не в его культурных ценностях, а в ценностях материальных: его металле, шелке, оружии и чае (который стал неотъемлемой частью кочевого образа жизни, чем остается и поныне). Если товар можно купить, что же, ладно, если купить нельзя — его ничего не стоит захватить силой. Но приобретения таили в себе опасность. Душа кочевника пребывает в покое, когда защищена броней традиционного образа жизни, предметы же роскоши, которые привозили из-за Гоби, действуют разлагающе, подрывая его устои.

Китайцы, все как один, от императора до мандарина, купца, ученого и раба, считали, что их собственный древний и мудрый образ жизни создает фундамент подлинной культуры, а кочевники — это просто варвары, воплощение алчности и страсти к разрушению. Подобными эпитетами пестрили работы историков на протяжении почти двух тысяч лет: кочевники — это хищные волки, суровые, жадные, ненасытные, свирепые, ненадежные. Автор первого века такими словами обобщает китайское отношение к варварам: «Мудрые правители считают их зверями и не стремятся устанавливать с ними кон такт или подчинить… Их земли не поддаются обработке, и управлять ими как подданными невозможно. Поэтому их всегда считают чужаками и никогда не видят в них своих… Обра щайтесь с ними жестко, когда они приходят, и берегитесь, когда они уходят». Конечно, с этими недостойными существами приходится торговать, но разве что только для того, чтобы приобрести лошадей, на которых можно от них защищаться. Но эти отношения не следует называть «торговлей». Кочевники приносят «дань», китайцы милостиво «одаривают» их. Любая связь между теми и другими только иллюзия.

Веками правители недолговечных китайских царств и империй бились над «проблемой кочевников» и проблема ми беспокойной северной границы, особенно в Ордосе, пустынной области в пределах петли, которую делает Желтая река. Каким способом лучше всего оградиться от нападений: умиротворением, переговорами, конфронтацией или нападением? Какого-то одного решения не находилось, по тому что кочевники все равно в конце концов оказывались в выигрыше, если только им этого хотелось. Земледельческие общества можно опустошить, а кочевые разорить не получится. Их армии исчезают, как дым над степной равниной, только для того, чтобы, перестроившись, в нужный момент вернуться назад.

Теоретически оставалась еще возможность перегородить им путь. Начиная с 300 года до н. э. между соперничавшими китайскими царствами начали возводить стены, и эти глинобитные укрепления относятся к числу самых совершенных для своего времени оборонительных сооружений в мире. Известны случаи, когда император какого-нибудь нового и крупного государства соединял несколько стен поменьше в одну, более крупную систему. Остатки нескольких таких «великих стен» сохранились до наших дней. Одна из древнейших протянулась через южную Гоби, где для дорожного покрытия использовали корку спекшейся от жары почвы, и далее через всю Внутреннюю Монголию, минуя город Паотоу. Еще одна дорога, построенная самими правителями Цзинь, виляет по Северо-Восточной Монголии.

И та и другая на картах обозначается как Стена Чингисхана, хотя обе воздвигнуты задолго до него. Остатки этих стен разбросаны по всему Северному Китаю, они то возвышаются посреди пустыни, то делят надвое пшеничное поле, но в большинстве своем это почти сравнявшиеся с землей основания стен, дав но забытых и разрушенных силами природы. Исключение составляет нынешняя Великая стена, воздвигнутая из камня в XVI веке — последнее и самое величественное свидетельство ужаса, который с незапамятных времен охватывал китайцев перед лицом нашествия врага с севера. Однако как бы не вероятно это ни звучало, но строительство стены не сыграло никакой роли в сдерживании кочевников. Поражающая воображение стена взбегает по склонам и кручам гор и спускается в долины, что само по себе говорит о том, что как оборонительное сооружение она не имеет практического значения. Армии кочевников не мчатся по горам, и Великая стена ни разу не пережила штурма и никогда не сдерживала вражеского нашествия. Но многим другим целям она послужила. Ею пользовались как поднятой над уровнем земли дорогой для переброски войск и наблюдения за тем, что делается по ту сторону стены, она служила разметкой границы, чтобы крестьяне знали свое место и можно было выбивать из них налоги, а также в качестве доказательства способности правителя набирать огромную рабочую силу и заниматься гигантскими проектами. Великая стена и ее предшественницы были символами силы и власти, точно так же, как военная мощь и богатство современных диктаторов.

Они также служили символом вековых предрассудков, духовной Великой стены, которая огораживала территорию цивилизации. Говоря словами китайского историка II века до н. э. Сыма Цянь, внутри стены «те, кто наряжен в шапку с кушаком,[2] вне стен — варвары». Кочевники — антитезис добродетели и разума, страшная, изрыгающая зло противоположность культуры — находились буквально «за пределами культуры», отделенные от нее палисадом цивилизации. Борьба с варваром — удел правителя, доказательство его дееспособности и оправдание взятой им на себя власти, и стена была внешним наглядным олицетворением его долга. Эта борьба была бесконечной, потому что никакая политика не могла продержаться сколько-нибудь долго. Так или иначе, объявлялись кочевые кланы или вожди, которые попирали договоры, их армии подходили под стены и прогоняли крестьян-земледельцев с только что колонизованных ими земель назад, в давно освоенные сельскохозяйственные районы. Кочевники проникали даже сюда, захватывали города, иногда свергали династии и основывали свои собственные (как в стародавние времена сделали юрчены), потом они подпадали под влияние цивилизации, их захватывал процесс разложения, они урбанизировались, и, в свою очередь, подобно своим предшественникам, они сталкивались с «проблемой кочевников».