Маремьяна Голубкова - Мать Печора (Трилогия)

• Название: Мать Печора (Трилогия)
• Автор: Маремьяна Голубкова
• Жанр: История

---

А инженер мой смеется:

"Вот, - говорит, - мы твоей Печоре новую судьбу определили".

Я после этого все хожу, думаю:

"Неужто я, старый хрен, весь свой век не в того бога веровал? Выходит, новые люди Печоре новый путь открыли.

И доспела меня иная дума: и для рек и для земель советский человек звездой путеводной светит..."

4

Пристала к Спиридону начальница: поедем да поедем с нами.

- Паек у нас, - говорит, - хороший, всю зарплату жене привезешь. И не пустяками мы занимаемся, а нефть ищем. Нефть найдем - воевать поможем, скорей фашистов победим. А то чего тебе тут сидеть? Ты до сезона свободен. Человек бродяжный, неужели тебя побродить с нами не тянет?

Спиридон, вижу, без упросов идти согласен, а все же Ию Николаевну отчитал:

- Про выгоду ты мне не говори. Последний это человек, если у него выгода впереди дела. А вот что дело это нужное да что сердцу оно любо вот это так. Знаю, что случись удача в нашу сторону - мать Печора наша еще красовитее будет. И потом - в крови у меня это. В кои-то веки я столько места выбродил, что черту веревкой не вымерять. И с экспедициями я не однажды тропы торил, да толку от них что-то не видно было.

Инженер-то мой как провел к нам дорогу - все равно как сапоги-скороходы на Печору надел. Тут и слепому толк виден. В Кожве вон смотрю я из окна, а через Печору, вижу, мост перекидной переброшен. Разве в сказках прежде такие мосты строили! А за этим мостом город Кожва, столица наша печорская, стоит. На том месте еще два года назад пустой песок был. Когда в старину купцы от моря нашего на Чердынь шли, так по тому Кожва-носку половину Печоры примечали: что вверх, что вниз - одна мера. И вот на пустом месте - город. Это ведь тоже сказкой пахнет. А сказку-то кто рассказывать начал? Экспедиция.

И руку начальнице Спиридон подает.

- Так и быть, поедем. И отдохнуть бы костям пора, да время не то. Война небось не одного старика расшевелила.

У Спиридона сборы недолгие. Напекла ему старуха хлебов, кулебяк с нельмой своего засола, - вот он и готов в путь-дорогу.

Ночью раздулся ветер-низовец, поднял крутую волну. Утром кинулись мы к берегу, а воркутинской нашей лодки-беглянки опять нет. И не знаем мы, куда ее унесло - книзу течением или кверху ветром.

- Вверху ищите, - говорит Спиридон.

Сели Леонтьев и Саша в стрельную Спиридонову лодочку, искать поехали. А на Коротайке волна ходит - морской волне сродни. Лодчонку, как щепку, с гребня на гребень кидает. А ребята плывут. Пристали к выходу той самой речки, которой на карте не было. Побродили они там сколько-то, а потом видим - выводят из устья беглую лодку. Приплавил ее Саша на веслах. Все цело оказалось, только один бредень утонул да куртку брезентовую ветром в воду сорвало, да воды пол-лодки налило.

Сходили мы как-то в соседние чумы к ненцам. Жили в этих чумах две семьи. Зимами они возили на оленях почту, а сейчас рыболовничали. Олени паслись у моря вместе со стадами какого-то колхоза. Летовал здесь только один маленький олешек авка. Авками ненцы зовут ручных оленей. Прикармливают их с малой поры всем, что сами едят, - и хлебом и супом, собирают ребята для авки в мешок траву и прямо из рук кормят. Бегают авки по пятам за малыми и за большими и никого не боятся. Зато когда авка вырастет, таким нахалом делается, что не рад ему станешь. Зайдет он прямо в чум и все, что увидит съестного, слопает. В санях что уложено - разроет и тоже съест. Из-за этих воров ненцы замки на лари надевают. Только и замки их не спасают. Иной авка так приноровится рогами замки сшибать, что хозяева плачут. Зато авка самый здоровенный олень из всего стада, и когда его зарежут, мясо его жирней любой свинины.

Хозяин чума обрадовался нам, встречает вопросами:

- Как на фронте-то? Где сейчас воюют-то? Скоро ли Гитлера повесят?

Что мы знали, то и сказали. А и самим бы нам кто-нибудь рассказал, как дела на войне идут, так за сто верст за вестями сбегали бы.

Ненцы недавно приехали с ловли. Привезли они рыбы всех сортов пудов десять. Вот Ия Николаевна роется в рыбном ворохе и спрашивает Спиридона:

- Это что за рыба, Спиридон Данилович? Наверно, щука?

- Что ты, начальница! - ворчит Спиридон. - Она со щукой и в воде-то не часто встречается. Это нельма. Голова-то у ней тоже длинная, а все же до щучьего рыла далеко. Щука-то пестрая, как пестрядина своетканая, а коли в озере жила, то черноспинная. А у нельмы клеск** серебристый, собой она мясна да кругла, голова мягкая, не как у щуки. Хвост у нельмы не черный, как у щуки, а синеватый, перье помельче и цветом посветлей. Разве что белое брюхо тебя спутало да перья светлые на брюхе, - ну, так это у всех рыб так заведено.

Отобрала Ия Николаевна еще три рыбины и спрашивает Спиридона:

- А это что за порода?

- Тут не одна, а три породы, - неужели ты не видишь? Вот это чир клеск на нем крупный, спинное перье черное, весь он немножко желтоватый, как золотистой пенкой смазан. Вот это сиг - он с мелким клеском, такой же серебристый, как нельма. А с чиром его спутать нельзя: перье у него светлее, губы длиннее и в глазах никакой желтинки нет, не то что у чира. А вот это пелядь - с круглой черной головкой, да и вся она потемнее сига, посветлее чира, а вокруг глаз красноватый поясочек. Пелядь на сельдь похожа. Мы, бывало, купцам чердынцам вместо сельди пелядок насолим берут. А вкус-то у них до сельди далеко не дотянул. Да и сига подсовывали не того. Крупного сига у нас "отбором" звали, малого - "уловом". "Улов" против "отбора" в половинной цене ходил. А того сига, что от "улова" отошел, а до "отбора" не дошел, "межеумком" звали. Так мы его впромесь с "отбором" по самой дорогой цене сбывали.

- Хитрый ты был, - смеюсь я. - Может, и теперь так же подсовываешь?

Сердито глянул на меня Спиридон и как ножом обрезал:

- Думай тоже, что говоришь-то! Самого себя мне теперь, что ли, обманывать?

В чумах я увидела книжки.

- Учатся ребята? - спрашиваю я ненца.

- Вот уж третий семилетку окончил. Вместе со Спиридоновым Васей учился в Янгаре. Когда почту возим, он бригадиром надо мной ходит. Скоро оленей приведут - опять возить будем.

Договорилась с ним Ия Николаевна, что если наши оленщики опоздают, приедет этот ненец в верховья Сарамбая и перекинет нас на Талату.

Утром на другом берегу Коротайки, против Спиридонова дома, показалось многотысячное стадо оленей. Вскоре оттуда приехали ненцы и зашли к Спиридону пить чай. Оказалось, что это оленеводы-колхозники из печорской деревни Лыжа.

Весь день над Коротайкой рев да крик стоял: ненцы перегоняли оленей.

- Э-гей!.. Э-гей!.. - кричал один.

- Ого-го-о-о! - помогал ему другой.

Олени подошли к самому берегу, сгрудились тут, а в воду им лезть нет охоты: и широка Коротайка и все еще неспокойна.

Поплыли олени, когда начало темнеть. Через полчаса все многотысячное стадо разошлось по сопкам и по берегам Ярей-Ю, Париденя-Ю и неизвестной реки. Олени давно уже вылиняли, отдохнули за лето, накопили жиру. Все с молодыми рогами, круглые, гладкие, бархатистые - один к одному.

Вечером ненцы снова гостевали у Спиридона. От них мы узнали, что наши беглецы олени пробежали от нас восемьсот верст и там, на берегу Карского моря, нашли стада родного колхоза имени Смидовича, где они летовали каждый год. Не могли только сказать нам ненцы, сколько оленей добежало.

Утром ненцы пошли со стадами куда-то в сторону, а мы отправились вниз по Коротайке. Сарамбай был уже где-то близко. До половины пути к Сарамбаю нас провожали Спиридонова старуха, их сын Вася и другой Вася - бригадир ненцев-почтальонов. Здесь мы встретили речку с невеселым названием Плохая. Начальница решила ее пройти, сколько сумеем. Как только наша лодка приткнулась в устье Плохой, начальница с Леонтьевым и Сашей отправились вверх по речке, а мы со Спиридоном, с его старухой и с двумя Васями разожгли костер и кипятим чайники.

Пришли наши странники.

- Ничего хорошего не видно, - говорит начальница.

- Вздумали уж тоже хорошее на Плохой искать!

На ночь Спиридонова старуха и два Васи вернулись домой.

- Не видать тебе меня, старуха, как своих ушей, - говорит Спиридон. Поеду в раскат молодых искать.

- Кому ты, лысый, кроме меня, нужен? - говорит старуха.

А сама на прощание целуется.

- У коня бы не лысинка, так цены бы ему не было, - балагурит Спиридон. - Лысиной не попрекают. Сама знаешь, на хорошей крыше трава не растет.

Так с шутками и расстались.

А мы отпихнулись шестами от Плохой и поехали на своих трех лодках на Сарамбай. Спиридон говорил, что осталось меньше десяти верст. Впереди других выплыла я из Плохой и вижу, что на Коротайке волна снова расходилась. Решила я Коротайку переехать, думаю - там под тихую сторону попаду, ветер-бережник бить не будет. Только выплыла я на двойник**, попала лодка на двойничную рассыпную волну, вижу, лодчонку мою заливает. Кинулся ко мне на своей лодке Сашка и обратно повернул: у него на добавок к грузу теперь Спиридон сидел. У Леонтьева в лодке начальница, и лодки у них вровень с бортами стояли. Вижу, помощи ждать неоткуда. А у меня в руках одно кормовое весло. Принатужилась я. Ныряла-ныряла моя лодка, хлебала-хлебала воду с гребней, прибилась к берегу. Отлила я воду и за другими следом поехала.