Николай Бенедиктов - Русские святыни

• Название: Русские святыни
• Автор: Николай Бенедиктов
• Издательство: ООО "Алгоритм-Книга"
• Жанр: Историческая проза

В книге философа, историка Н.А. Бенедиктова идет речь о системе ценностей русского народа. Помимо общих представлений о русских святынях, в ней дается описание ключевых периодов становления народа. Без знания национальных смысложизненных ценностей невозможно управлять страной, о чем, похоже, не подозревают нынешние руководители России.

---

Доктрина Варлаама и учение Ф. Аквинского подверглись сильнейшей критике со стороны исихастов, возглавляемых Григорием Паламой, архиепископом Солунским. Он также признает абсолютную непознаваемость Божественной сущности. "Всякое естество, — указывал он, — крайне удалено и совершенно чуждо божественного естества. Ибо, если Бог есть естество, то все другое не есть естество, и наоборот, если все другое есть естество, то Бог не есть естество. И Бог не есть сущее, если все другое сущее. А если он сущий, то все другое не есть сущее".[90] При такой абсолютной трансцендентности Бога богопознание и богообщение становятся возможными лишь благодаря разработке Паламой понятия Божественной энергии, которое позволило сохранить онтологизм и антиномизм двуединого бытия и познаний. "Сущность Божия, — писал он, — непричастна и некоторым образом причастна, мы приобщаемся Божественного естества и, вместе с тем, нисколько не приобщаемся. Итак, нам нужно держаться того и другого утверждения и полагать их как мерило благочестия".[91]

Кратко его концепция может быть выражена в следующих положениях: а) энергия происходит от сущности;

б) энергия Божия, как и все, что применительно к Богу, считается относящимся к сущности и вечным, несотворена;

в) сущность и энергия различаются как реально сущее и присущее, как бытие и его свойство, ибо существует Божественная сущность, присуща же — Божественная энергия; есть Божественная сущность, свойственна же ей Божественная энергия; г) Божественная сущность является трансцендентной, Божественная же энергия имманентна; д) Божественная сущность неделима, энергия же делится, но не сама по себе, а в соответствии с силой нижележащих; е) сущность и энергия различаются как все познаваемое и непознаваемое; ж) то, чем обладают святые, является несотворенным, но это — не сущность духа, а неотделимая от него энергия; з) в Божественном Писании у богословов иногда говорится, что человек причастен Божественной энергии, иногда же — что самому Богу; следовательно Бог является доступным (для человека) благодаря своей природной и существенной энергии.[92]

Критикуя с этих позиций идеи Варлаама и Ф. Аквинского, Палама подчеркивал, что без различения Божественной сущности и энергии невозможно было бы в принципе говорить о Боге: "Если бы Божественная непознаваемая сущность не обладала бы отличной от нее энергией, она вовсе не существовала бы и была бы лишь порождением ума".[93] Таким образом, Палама теоретически обосновывает принципиальную возможность для человека непосредственного богопознания и богообщения.

В своих «Триадах» он последовательно проводит мысль о принадлежности энергии всем трем Лицам Пресвятой Троицы, поскольку Божественная воля является единой. Однако характер отношений каждой Ипостаси с энергией различен. Единая Божественная воля в Отце, проходит через Сына и проявляется в Святом Духе.[94] Отсюда особое значение Третьей Ипостаси в проявлении Божественной энергии. Поэтому Палама во многих случаях называет энергии Святой Троицы энергиями Святого Духа, следуя традиции Каппадокийской школы, которая всегда связывала понятие «Дух» с энергетическим началом.[95]

Важно отметить, что Палама с этих позиций четко различает Вторую и Третью Ипостаси, Логос и Дух. Логосы — образы, символы, смыслы, вечно существующие в Божественном Разуме. Но, чтобы стать реальностью в этом мире, найти в нем воплощение, они должны соединиться с духоносными энергиями.[96] Логосы, являющиеся канонами, законами, статичны, идеально завершены, рациональны. Энергии же находятся вечно в движении, они динамичны и иррациональны. Различение Логосов и Энергий позволяет Паламе убедительно показать всю абсурдность католического «филиокве», поскольку иррациональное начало не может иметь своим источником рациональное. Дух свободы не может исходить из Закона, Логоса. Таково в общих чертах учение св. Григория Паламы о нетварных, Божественных энергиях.

Вышеизложенные позиции по проблеме богопознания и богообщения отразили в себе существеннейшие ценности жизни, важнейшие принципы мировоззрения различных культурных типов — византийско-московского и западноевропейского. Естественно, все их рассмотреть не представляется здесь возможным. Поэтому целесообразнее остановиться на некоторых, наиболее значимых.

Прежде всего надо отметить, что в отрицании варлаамитами и томизмом нетварных энергий, т. е. возможности прямого богопознания и богообщения, их признании принципиальной отделенности Бога от мира, заложены корни западноевропейского индивидуализма. Бог, как самостоятельный объект и сущность, трансцендентная миру, остается не явленным в рамках данного миропонимания, а человек оказывается практически полностью предоставленным самому себе, абсолютно свободным. "Для варлаамитов, — указывал А. Лосев, — принципиально самостоятельна тоже неизреченная божественная сущность, фактически же самостоятельна только тварь… т. е. на возрожденческом Западе Бог есть принципиально абстрактное понятие. Фактически же нет никакого Бога, а есть безбожная Тварь".[97] Поскольку отрицается Божественная энергия, преображающая тварное естество, человеку не к чему стремиться, не к чему восходить. Преобразование возможно лишь в рамках его тварной природы, как реализация заложенных в ней способностей. Он только следует этой природе, оставаясь фактически самим собой и по себе. Конечная цель такого человека заключена внутри него самого, а не вовне.

Все эти установки и принципы и были реализованы эпохой Возрождения в Западной Европе. Не случайно Варлаам являлся личным учителем первых гуманистов данной эпохи Боккаччо и Петрарки. Указанные установки ярко проявляются в повторяющейся на разные лады в сочинениях ренессансных мыслителей формуле "индивидуальной независимости": "надо жить свободно и без оглядки на других"; "исходить в поступках из самого себя"; "вести себя по-своему, не перенимая чужого"; "заниматься своими делами на собственный лад" и т. д.[98] Гуманисты резко выступали против следования общепризнанным нормам, "чужим обыкновениям". Индивид должен сам решать, что ему подходит, а что нет, служить собственным основанием. "По природе своей человек — это чистая возможность, в нем заложены возможности любых проявлений жизни. Дальнейшее зависит только от его выбора и воли. Он сам осуществляет себя, "мнет и кует себя по угодной ему форме".[99] Свобода желанна в качестве блага, свободен тот, кто живет, как желает. Человеческая душа "не терпит никакой зависимости" и стремится "первенствовать во всем, даже в вещах самых малых и в самых незначительных забавах", ведь уступить другому в чем-либо — "против естественного достоинства человека".[100]

Данные принципы жизни, конечно, пробуждали личную инициативу и активность человека, способствовали раскрытию его индивидуальных сил и способностей, но они же приводили и к тому, что А. Лосев охарактеризовал как "обратную сторону ренессансного титанизма". Он отмечает, что всякого рода разгул страстей, своеволия и моральной распущенности достиг в возрожденческой Италии невероятных размеров. Пышным цветом там расцвели честолюбие и беспринципность, эгоизм и эгоцентризм, безбожие и безнравственность, сладострастие и самообожание, вспыльчивость и жестокость. Весь этот разгул страстей нельзя оторвать от индивидуализма и прославленного титанизма эпохи Возрождения.[101]

И вторая проблема — бытийно-практическая. Восприятие Бога как абсолютной истины (и тогда высшей рациональности), земного мира как сотворенного, греховного, по сути, и резкой границы между ними привело к болезни европейской философии — разрыву слова и дела. Истина слова и дело бытия (жизни) разошлись столь основательно, что уже в Итальянском Возрождении среди титанов Возрождения и гуманизма мы видим громадное число аморальных и даже преступных типов. Цезарь Борджиа и Бенвенуто Челлини с Никколо Макиавелли могут быть своеобразными образцами этой эпохи титанов мысли, творчества, с одной стороны, и своекорыстия, подлости, лицемерия, эгоизма, с другой стороны. И в дальнейшем в европейской философии достаточно редки философы, которые жили как учили. Наоборот, правилом являлся разрыв между словом текста и делом жизни, бытием и учением. Примером могут служить проповеди известного францисканского проповедника Бертольда Регенсбургского, деятельность которого приходится на 60—70-е годы ХШ века. В одной из своих проповедей он перечисляет "Божьи дары", данные чело-

веку, причем наибольший интерес представляет сам порядок их перечисления по степени значимости: 1) наша собственная персона, 2) твоя служба, 3) твое время, 4) твое имущество, 5) твой ближний.[102] Таким образом, любовь к ближнему занимает последнее место в иерархии "Божьих даров". Интересно и понимание Бертольдом того, как должна проявляться братская любовь. Рассуждая на тему "люби ближнего своего как самого себя", он утверждает, что это следует понимать как желание ближнему того же, что и себе самому.[103] Следовательно, любовь к ближнему заключается не в конкретной помощи ему, а лишь в том, чтобы от души пожелать ему столько же богатства, сколько его есть у тебя. Как отмечает А. Гуревич, во времена Бертольда евангельское требование, что имеющий две рубахи должен поделиться с неимущим ближним, уже считалось ересью, и проповедник указывает на это требование как на несомненный знак наличия крамолы.[104]