Сергей Ольденбург - Царствование императора Николая II

• Название: Царствование императора Николая II
• Автор: Сергей Ольденбург
• Жанр: История

Разбор плюсов и минусов правления Николая II, написанный историком-эмигрантом в 30-е гг. Упомянуты и описаны все крупные события тех лет: "ходынка", Распутин, дело Азефа и Малиновского, еврейские погромы, убийство Столыпина, дело Бейлиса и мн. др.

---

Это было все - но это было много. Слова эти мгновенно разнеслись по войскам, у многих офицеров - отмечали газеты - были слезы на глазах. «Мы переживаем исторический момент», - говорили они. В тот же день императорская чета со свитой отбыла в Германию, где провела три недели в Дармштадте, у родных государыни.

Во Франции удовлетворение было всеобщим. Приезд государя «пробил лед», Франция «восстановила свой ранг средидержав», как писали «Нейесте Нахрихтен». Она стряхнула с себя подавленность поражения, тяготевшую на ней двадцать пять лет, почувствовала себя полноправной великой державой. Приезд царя был знаменательным этапом в жизни французской республики. Это отразилось в известной мере и на ее внутренней политике. Престиж умеренного правительства Мелина-Ганото возрос и укрепился; оно продержалось сравнительно долго - 26 месяцев - и пало только среди бурь дела Дрейфуса, в 1898 г. Французы были даже склонны в известной степени учиться у русского царя. Газеты обратили внимание, что государь постоянно спрашивал: «Как долго вы были министром?» - «Как давно вы председателем ?» - «Три года, это долго!», - заметил он Констану. «Не содержится ли в этом невольное предостережение по нашему адресу?» - спрашивал «Temps». - «Не были ли бы мы сильнее, если бы у нас было больше устойчивости и последовательности?»

В России крайние левые круги были возмущены тем приемом, который «свободная страна» оказала «деспоту»; это проявлялось косвенно в кратких, полуиронических описаниях торжеств («5 октября началось сердцебиение Франции… Истратили 8 миллионов франков, выпили 10 миллионов литров вина…» - кратко писал «Северный Вестник»). Либеральные и умеренные круги были довольны, тогда как справа делались тоже некоторые оговорки. Французская печать шумно возликовала по поводу инцидента с «Гражданином». 7 (19) октября министр внутренних дел приостановил на месяц издание еженедельника кн. В. П. Мещерского за нарушение циркуляра «о соблюдении приличий относительно правительств, состоящих в дружественных с Россией сношениях». «Temps» писал, что кн. Мещерский - противник франко-русского союза, что, по мнению князя, этот союз сулит России войну и разорение ради возвращения Франции Эльзаса и Лотарингии, а также усиливает либеральные и конституционные тенденции в русской жизни; его запрещение поэтому весьма знаменательно.

Инцидент, однако, не имел столь сенсационного характера: «Гражданин» был закрыт не за принципиальную критику франко-русского союза, а за помещение «сатирических заметок насчет президента Фора», как разъяснил кн. Мещерский, бывший в Париже одновременно с государем. Циркуляр министерства внутренних дел предлагал вообще «воздерживаться от неприязненных суждений по адресу тех глав правительств, гостем которых будет государь». Через три недели издание «Гражданина» возобновилось, причем в виде особой льготы с него были сложены предшествующие взыскания.

В общем, однако, несомненно, что несмотря на все попытки смягчить и затушевать факты, главным последствием поездки государя было «всенародное оповещение о франко-русском союзе», тогда как раньше (по словам русского левого обозревателя) «иные не смели надеяться, другие боялись верить».

«Хотя слово союз не сказано, хотя его обходили, - тем не менее он все же существует, и мы должны с этим считаться», - доносил на следующий день после смотра в Шалоне германский посол гр. Мюнстер, и ему вторил германский военный атташе Шварцкоппен: «Непосредственной опасности нет… Но пока Франция и Россия держатся вместе так, как при царском посещении, мы никоим образом не можем рассчитывать на благожелательное к нам отношение одного из этих государств».

Когда государь после двухмесячного пребывания за границей возвратился в Россию, ему вскоре пришлось принять ответственное решение по важному, притом уже старому вопросу. Многим в 1896 г. начинало казаться, что агония «больного человека» - Оттоманской империи - приходит к концу. На Крите шло усиленное брожение, готовилось отделение острова от Турции, и в других частях империи происходили снова резни армянского населения - даже в Константинополе, на глазах у правительства и послов ! Основным новым фактом положения было, однако, то, что Англия, так долго и упорно защищавшая Турцию, готова была в ней отчаяться и в дипломатических разговорах ставила открыто вопрос об ее разделе.

Россия издавна считала Константинополь и проливы одной из своих целей; со времени войны 1877-1878 г. и особенно после разрыва с Болгарией она как бы «ушла с Балкан», но никогда не отказывалась по существу от своих планов. Теперь связь с Болгарией была восстановлена; распад Турции допускался даже Англией. России предоставлялась возможность определить момент этого раздела.

Русский посол в Константинополе, Нелидов, считал данный момент для этого подходящим. Он приехал в Петербург, и 23 ноября состоялось у государя совещание по турецкому вопросу. Начальник штаба, ген. Обручев, горячо поддерживал Нелидова, заведующий министерством иностранных дел Шишкин не возражал; намечалось, что как только в Константинополе возникнут новые инциденты, - а их можно было ждать в любой день, - русский флот войдет в Босфор, и русские войска займут северную часть пролива, В дальнейшем ожидалось, что султан отдастся под суверенитет России или будет низложен, и начнутся переговоры с другими державами о «компенсациях». Против этого проекта возражал только Витте. Государь выслушал всех, но оставил окончательное решение за собой.

Были предприняты некоторые предварительные шаги, показавшие на возможность перемены политики в турецком вопросе: Россия отказалась принять участие в международной комиссии по оттоманскому долгу. Ганото, встревоженный, беседовал об этом с русским послом в Париже. «Взвесили ли вы все трудности?» - говорил он, доказывая, что занятие Босфора и Константинополя русскими привело бы к захвату Дарданелл англичанами и итальянцами.

В итоге государь не отдал приказа о занятии Босфора. Хотя обстановка и была сравнительно благоприятна, оставалось явное несочувствие Франции, в то время не видевшей для себя подходящих компенсаций, традиционно заинтересованной Ближним Востоком и бывшей крупным кредитором турецкого правительства; оставалось возможность протеста со стороны Тройственного союза. Государь не пожелал нанести удар, который рикошетом мог привести к большому европейскому столкновению. Он, кроме того, не желал «разбрасываться», он видел в будущем почти неизбежное столкновение в Азии, и если Константинополь еще не падал, как зрелый плод, если эта операция требовала усилий - он предпочитал от нее воздержаться.

Внутри России между тем начинали организовываться силы, враждебные государственной власти. Еще в конце 1895 г. возник социалистический «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», обращавший главное внимание на пропаганду среди рабочих. Это были непримиримые противники существующего строя, стремившиеся использовать всякое частичное недовольство в своих целях, - сторонники не реформ, а революции. В их числе были В. Ульянов (Ленин), недавно вернувшийся из-за границы, куда он ездил для установления связи с эмигрантами, Цедербаум (Мартов), Нахамкес (Стеклов), Крупская, Елизаров (муж сестры Ульянова) и другие, впоследствии хорошо известные лица.

В 1896 г. Ульянов-Ленин, арестованный в конце декабря предшествующего года за составление прокламаций (в том числе издевательской листовки по поводу рождения в. к. Ольги Николаевны), сиделв предварительном заключении. «Брудер чувствовал себя отлично», - писал про него Елизаров. Свой «невольный досуг» Ленин использовал для составления книги «Развитие капитализма в России». Но другие его сотрудники продолжали действовать. Именно в этом году они перешли от «кружковщины» - «просветительных» кружков среди рабочих для внушения им своих идей - к действиям в более широком масштабе.

Поводом для этого выступления послужили забастовки на петербургских текстильных фабриках. Со стороны заводской администрации были допущены бестактности, возымевшие серьезные последствия. Все фабрики были закрыты - что было естественно - на три дня коронационных торжеств (14-16 мая) ; но платить фабриканты хотели только за один день. В течение недели шли переговоры; работы продолжались. 23 мая рабочие на Российской бумагопрядильной мануфактуре явились в контору и потребовали уплаты за коронационные дни; но хотя это требование было выполнено, они предъявили и другие условия, в том числе - сокращение рабочего времени - и, не получив ответа, забастовали. Движение тотчас же перекинулось на другие мануфактуры, и в течение какой-нибудь недели стали все текстильные предприятия в С.-Петербурге под общим лозунгом сокращения рабочего дня на 2 1/2 часа. (В 90-е гг. рабочее время было везде - не только в России - значительно дольше, чем теперь. В С.-Петербурге оно достигало 13 часов - с 6 ч. до 8 ч. с часовым перерывом; рабочие требовали 10 1/2 часов - с 7 ч. до 7 ч., с полуторачасовым перерывом).