Джон Голсуорси - Усадьба

• Название: Усадьба
• Автор: Джон Голсуорси
• Жанр: Проза

---

- Стало быть, таково ваше мнение? - ответил мистер Парамор. - И вы относите это ко всем без исключения?

- Да, ко всем.

- Так-так, - засмеялся Парамор. - Ну и путаники же вы, идеалисты! А помнится, вы говорили мне, что узы брака для вас священны.

- Священны для меня, Парамор. Таковы мои личные взгляды. Но перед нами уже совершенная несправедливость. Этот брак - ложь, гнусная ложь, ему надо положить конец.

- Все это прекрасно, - ответил мистер Парамор, - но если вы свой принцип станете широко применять на практике, то это приведет бог знает к чему. Ведь это значит изменить самый институт брака, так, чтобы он в корне отличался от того, что он есть сейчас. Брак на основе влечения сердец, а не на основе собственности. Вы готовы зайти так далеко?

- Да.

- Вы занимаете столь же крайнюю позицию, как и Бартер. Но ваши позиции противоположны. Из-за вас, экстремистов, и происходят все неприятности. Должна быть золотая середина, мой друг. Я согласен, что-то необходимо сделать. Но вы забываете одно: законы должны соответствовать людям, чье поведение они определяют. Вы слишком устремлены к звездам. Больному лекарство прописывают соответствующими дозами. Да где же ваше чувство юмора?.. Вообразите свою теорию брака примененной к мистеру Пендайсу, к его сыну, к его священнику, к его арендаторам или его батракам.

- Нет-нет, - упорствовал Грегори, - я не верю, что...

- Сельские жители, - спокойно объяснил мистер Парамор, - особенно косны в этих вопросах. В них сильны вскормленные на мясе инстинкты, а благодаря всем этим членам парламента от графств, епископам, пэрам, благодаря всей системе наследования титулов, усадеб, приходов они, сельские жители, задают тон в стране. Существует болезнь - назовем ее хотя бы (пусть это и плохая шутка) пендайсицитом, - которой заражены в провинции буквально все. Эти люди удивительно косны. Они что-то делают, только все наперекор здравому смыслу, ценой бездны ненужных страданий и труда! Такова дань наследственному принципу. Я недаром имел с ними дело в течение тридцати пяти лет.

Грегори отвернулся.

- Да, действительно плохая шутка, - сказал он. - Но я не верю, чтобы они все были такими, как вы говорите! Я не могу допустить этого. Если есть такая болезнь, наше дело - найти от нее лекарство.

- Здесь может помочь только оперативное вмешательство, - сказал мистер Парамор. - А к операции надо определенным образом подготовиться, как было открыто Листером {Листер Джозеф (1827-1912) - английский хирург, разработавший метод обеззараживания ран.}.

Грегори ответил, не поворачиваясь:

- Парамор, я ненавижу ваш пессимизм.

Мистер Парамор, глядя в затылок Грегори, сказал:

- Я не пессимист. Отнюдь нет.

Когда фиалка голубая,

И желтый дрок, и львиный зев,

И маргаритка полевая

Цветут, луга ковром одев,

Тогда насмешливо кукушки... {*}

{* Начало песни из комедии Шекспира "Бесплодные усилия любви" (перевод Ю. Корнеева); далее в ней высмеиваются мужья-рогоносцы.}

Грегори повернулся к нему.

- Как можно любить поэзию и придерживаться подобных взглядов! Мы должны построить...

- Вы хотите строить, не заложив фундамента, - сказал Парамор. - Вы позволяете, Виджил, своим чувствам взять верх над рассудком. Закон о браке это всего только симптом. Именно эта болезнь, эта тупая косность делают необходимыми подобные законы. Плохие люди - плохие законы. Что вы хотите?

- Я никогда не поверю, чтобы люди были согласны жить в этом омуте... омуте...

- Провинциализма, - подсказал Парамор. - Вам следует заняться садоводством. Тогда вы поймете то, от чего вы, идеалисты, предпочитаете отмахиваться: что человек, подобно растениям, друг мой, - продукт наследственности и среды. И изменения происходят в нем чрезвычайно медленно. Виноградные гроздья на рябине или финики на чертополохе не вырастут во втором поколении, сколько бы вы ни бились и как бы вам ни хотелось есть.

- По вашей теории, все мы оказываемся чертополохом.

- Социальные законы тем сильнее, чем больше зла они могут причинить, а размеры этого зла зависят, в свою очередь, от идеалов человека, против которого это зло обращается. Если вы отвергнете брачные узы или раздадите свою собственность и пойдете в монастырь, а кругом будет один чертополох, то вас это не будет особенно огорчать, раз вы сами финик, а? Однако заметьте такую странность: чертополох, считающий себя фиником, очень скоро обнаруживает истинную свою природу. Я многое не люблю, Виджил. И среди прочего - безрассудство и самообман. Но Грегори глядел на небо.

- Мы, кажется, отвлеклись от предмета нашего разговора, - сказал Парамор. - Да, пожалуй, пора и в дом. Уже около одиннадцати.

Во всем длинном фасаде белого невысокого дома было освещено только три окна, три глаза, устремленных на серп луны - волшебную ладью, плывущую в ночном кебе. Аспидно-черные стояли кедры. Старый филин умолк. Мистер Парамор схватил Грегори за руку.

- Соловей! Вы слышали, как он засвистел в этой роще? Восхитительный уголок! Я не удивляюсь, что Пендайс так его любит. Вы не рыболов, Виджил? Вам не доводилось наблюдать стайки рыб у берега? Как послушно они следуют за своим вожатым! Так и мы, люди, ведем себя в своей стихии. Слепое стадо, Виджил! Мы ничего не видим дальше своего носа, мы жалкие провинциалы!

Грегори прижал руку ко лбу.

- Я все пытаюсь представить себе, - сказал он, - последствия этого развода для моей подопечной.

- Мой друг, я буду говорить с вами прямо. Ваша подопечная, ее муж и Джордж Пендайс - как раз те люди, для которых и ради которых создавались наши законы о браке. Все трое - люди смелые, легкомысленные, упрямые, и простите меня - кожа у них толстая. Слушание этого дела в суде, если мы станем защищаться, - это неделя ругани, выброшенные на ветер общественные деньги и время. Знаменитым адвокатам оно даст возможность блеснуть, публику снабдит интересным чтивом. Газеты, конечно, будут захлебываться. Словом, все получат огромное удовольствие. Я повторяю, это как раз те самые люди, для которых писан наш закон о разводе. В пользу огласки можно сказать много, но бесспорно одно, что выигрывает при этом бесчувственность, а люди, ни в чем не повинные, проходят через настоящую пытку. Я уже как-то говорил вам: чтобы добиться развода, даже если вы и заслуживаете его, вы должны обладать стальными нервами. Эти трое великолепно выдержат все, а вот на вас и на наших милых хозяевах живого места не останется - и в результате никто не выиграет. Так будет, если мы примем сражение; а сказать по правде, если колесо завертится, не представляю, как можно будет не защищаться, - это противно моему профессиональному инстинкту. Если же мы будем сидеть сложа руки, то попомните мои слова: не успеет еще закон разрешить им соединиться, как они надоедят друг другу; и Джордж окажется вынужденным во имя "морали", как говорил его отец, жениться на женщине, которая опостылела ему или которой он опостылел сам. Я сказал, что думаю. Засим иду спать. Какая обильная роса! Не забудьте запереть потом дверь.

Мистер Парамор вошел было в оранжерею, остановился и повернул обратно.

- Пендайс, - сказал он, - отлично понимает все, что я изложил вам сейчас. Он готов отдать что угодно, только бы избежать суда, но увидите, он все будет делать наперекор здравому смыслу; и будет чудо, если все кончится благополучно. А все "пендайсицит"! Мы все в какой-то степени заражены им. Спокойной ночи!

Грегори остался один под открытым небом, один со своей огромной звездой. А поскольку мысли его редко бывали отвлеченного свойства, он думал не о "пендайсиците", а об Элин Белью. И чем дольше он думал о ней, тем больше она представлялась ему такой, какой он хотел ее видеть, ибо такова была его натура. И все насмешливее становилось мерцание звезды над рощей, где пел соловей.

ГЛАВА Х

ДЖОРДЖ ИДЕТ ВА-БАНК

В четверг, в день Эпсомских летних скачек, Джордж Пендайс сидел в углу вагона первого класса, складывая так и этак два и два, чтобы получить пять. На листке бумаги с эмблемой Клуба стоиков были выписаны до последнего пенса все его дол пи на скачках: тысяча сорок пять фунтов - неотложный долг; семьсот пятьдесят - проигрыш на последних скачках. Ниже остальные долги, округленные до тысячи фунтов. Эта цифра отражала кажущееся положение дел, ибо Джордж учел только имеющиеся на руках счета, а судьба, которая знает все, назвала бы, пожалуй, тысячу пятьсот фунтов. Таким образом, печальный итог составлял три тысячи двести девяносто пять фунтов.

А поскольку и на бирже и на скачках, где царствует вечное движение, принята доходящая до абсурда пунктуальность, когда дело касается уплаты сумм, которые ты неожиданно теряешь, то и надо было непременно где-то достать к следующему понедельнику тысячу семьсот девяносто пять фунтов.

Только из расположения к Джорджу, умевшему и выигрывать и проигрывать, а также из страха потерять выгодного клиента фирма букмекеров сквозь пальцы смотрела на то, что долг Джорджа в тысячу сорок пять фунтов не был уплачен до самых Эпсомских скачек.