Федор Гладков - Цемент

• Название: Цемент
• Автор: Федор Гладков
• Жанр: Советская классическая проза

Роман известного писателя Федора Гладкова (1883–1958) «Цемент» является знаменательной вехой в истории советской литературы. В нем впервые нашли свое отражение созидательный труд рабочих, творческие усилия коллектива в строительстве социализма, новые отношения в семье и быту. 

Александр Серафимович дал высокую оценку роману как «первому широкому полотну строящейся революционной страны, первому художественно-обобщенному воспроизведению революционного строительства зачинающегося быта».

---

Когда немного прошел бешеный порыв, Глеб бросил в одной из комнат шинель и сумку и ворвался в кабинет директора. С таким же тревожным изумлением, но стараясь быть спокойным, встретил его директор Мюллер, с серебряной щетиной на черепе, с серебряными стрижеными усиками, в золотом пенсне. Он встал и протянул ему руку через стол.

— Что это вы там расшумелись, товарищ Чумалов? Вы так ругаетесь, что лопаются стекла.

Глеб не сел и руки Мюллера не заметил. Стал боком к столу и с угрозой спросил:

— Кто распорядился прекратить работу на заводе?

Мюллер развел руками от покорного бессилия.

— Вы мне не ломайте дурака, а режьте прямо. Какая это скотина угробила всю работу на полном ходу?

Мюллер вздрогнул, сверкнул стеклами пенсне, и лицо его стало дряхлым и ржавым.

— Прежде всего, я просил бы вас, товарищ Чумалов, быть осторожнее в выражениях. Заводоуправление здесь ни при чем. Мы прекратили работу потому, что совнархоз не нашел возможным продолжать ремонт за отсутствием необходимых средств и без санкции высших хозяйственных органов.

— Дайте мне распоряжение совнархоза… Всю переписку… сейчас же! Снюхались с совнархозной шатией: думали, что за моей спиной удастся передернуть карту? Думали, что в промбюро меня отошьют, а вам под горячую руку будет удача? Шалите, голуби, я вас здорово посажу под колпак.

— Какие же у вас основания, товарищ Чумалов, возводить на нас такие тяжелые обвинения? Я протестую самым категорическим образом: вы необдуманно говорите оскорбительные вещи. Мы же не маленькие дети: мы не можем выходить из пределов инструкций и предписаний, исходящих сверху. Мы были устранены от участия в этих событиях: все склады опечатаны совнархозом, все документы изъяты из дел представителем совнархоза… Будьте любезны устраивать скандал не нам, а совнархозу.

Глеб повернулся к Мюллеру и ткнул кулаком в стол.

— Вы мне, пожалуйста, не заливайте ерунды. Я великолепно знаю все ваши махинации, Вы, друзья, забыли дело с райлесом. Вы узнаете на своей шкуре, как стреляют прохвостов. Вы меня принимали за дурака и водили за нос, а я вам буду ломать башки и ребра. Имейте в виду, что с утра рабочие приступают к работам. Ремонт должен быть закончен через два месяца, а с осени завод будет на полном ходу. Поняли?

Мюллер пожал плечами, смущенно улыбнулся и хотел что-то сказать, но подавился сухим языком.

На площадке около завкома толпились рабочие, сутуло трудились в кучки в бездельной скуке, сидели в холодке на земле у стены, выходили и входили в двери. Курили. Гуторили разноголосо и хохотали. Громада стоял на высоком крыльце, в открытых дверях конторы, размахивал костлявыми кулаками и надрывался от чахоточного возбуждения.

— Как есть это, товарищи, временно, повинны мы, как рабочий класс, отнестись сознательно и так и дале… Мы ячейкой и собранием вынесли резолюцию, и как совпроф и профстрой есть наши родные организации, таким образом, мы всяко сумеем защитить наши интересы и дадим ход на предание ревтрибуналу…, и всякую нечисть и сукиных сынов пришьем…

Толпа волновалась, кричала и аплодировала.

И только Савчук, в драной рубахе, расталкивая людей, размахивая руками, кричал как оглашенный:

— Бить их надо идоловых душ. Почему лимоните? Терпеть не могу…

Глеб сбежал по широкой бетонной лестнице вниз и сразу увяз в гуще пыльных и потных лиц, в криках, в бестолковщине…

— Вот он, Чумалов!.. Ах ты, барбос, сукинова сына!.. Хо, теперь он, вояка, покроет… Хо-хо, да черт же тебя унес на нашу голову в недобрый час…

А среди этих радостных выкриков — другие, угрюмые голоса:

— Как же это так, товарищ Чумалов? Ведь что же это такое?.. Этак ежели будем работать, так лучше к черту в зад…

— Шутки, что ли? Мы знаем, чьи это проделки…

— Ха, эти старые шкуродеры спят и видят царский режим…

— Хозяевов ждут, черти поганые…

— Да что там голову морочить… К ногтю их — и никаких гвоздей…

Обдавали махоркой, потом, и от тесноты и дыхания было угарно и душно. Глеб растолкал людей и поднялся на крыльцо к Громаде.

— Товарищи, работы пойдут полным ходом. Завтра по гудку каждый принимается за свое дело. Все эти махинации распутаем живо и сумеем кое-кого посадить на мушку. Еду в совнархоз. Потребуем, товарищи, беспощадной расправы с контрреволюцией, В промбюро я провел все наряды. Привез с собой топливо. Пошлем людей за клепками. Пускаем в первую голову дробилку и перемол клинкера.

Рабочие бросились к Глебу, подхватили его под руки, радостно затискали и оглушили ревом. Кто-то поддел его под ноги, кто-то облапил поперек тела, и вдруг множество жестких рук швырнуло его в воздух.

— Забирай круче, братва!.. Даешь Чумалова!.. Гоп!.. Подавай выше… Гоп!..

— Да бросьте вы, черти полосатые!.. Перестаньте, идолы!.. — Глеб смеялся, болтал ногами и руками в воздухе, над головами рабочих, но видно было, что ему приятно, что этот бурный восторг друзей он считает вполне естественным и неизбежным.

Он стал на ноги, стиснутый утомленными товарищами, и сразу же столкнулся с Савчуком.

— Идолова ты душа… Глеб!.. Подавай на полный удар бондарню… Теперь не могу… Бить буду!

Глеб перемигивался с кем-то из рабочих и кому-то показывал кулак.

— Громада!.. Где Громада? Толкай его сюда, ребята… Едем, Громада!..

В совнархоз Глеб не поехал, а слез с линейки у дверей исполкома.

По лестнице на второй этаж он тащил Громаду под мышку, А Громада хрипел, задыхался и таращил глаза от изнурения.

— Ох, какая же ты дохлая курица, Громада! Голова ты садовая! Для похода ты — рваный сапог… Ну, набирайся духу для боя…

— Ты же знаешь, товарищ Чумалов, как я есть в удушливом разе, но всякому спецу покажу сорок очков вперед…

— Овва, горы своротим… Верно!..

И как только лохматый дядя увидел Глеба, отворил дверь еще издали и отодвинулся в сторону вместе со стулом.

Бадьин был не один: у него сидели Шрамм, Чибис и Даша.

Она взглянула па Глеба и ахнула глазами от изумления, и в них широкой волной плеснула тревога и радость. А Глеб увидел в глазах ее не радость — что-то другое, не виданное раньше, глубокое, как вздох.

Бадьин рассеянно взглянул на него исподлобья и опять опустил глаза на стол, на бумаги, которые ворошил волосатыми пальцами: слушал Шрамма.

Чибис сидел, как всегда: не то скучал, отдыхая, не то думал о чем-то своем, что не будет сказано вслух никому.

…Зачем тут Даша? Даша — у Бадьина. Неужели правда — ее загадки и шутки об одной постели в станице? Было это или не было? Почему в глазах у нее — тьма? Глаза ее — сухие, круглые, сожженные жаром, как в лихорадке. Опять душа ее — глубокий колодец, и, как вода в глубоком колодце, она далека для него а недоступна. И впервые он вспомнил в эту минуту слова Моти: не будет у них прежней жизни, не будет одного гнезда.

Он не подошел к ней, а она осталась сидеть в стороне и уже не смотрела на него — была как чужая.

Шрамм говорил глухим голосом:

— …И не моя вина, если были злоупотребления в райлесе. Я выполнял пунктуально инструкции руководящих органов. Почему тогда РКИ не замечала никаких ненормальностей, а теперь нагромоздила в актах целые кучи криминалов? Аппарат нашего совнархоза был до сих пор образцовым, работа проходила блестяще. И вдруг оказывается, что это — не работа, а чуть ли не сплошное уголовное преступление. Я этого не понимаю и требую тщательной и беспристрастной ревизии.

Бадьин холодно посмотрел на него и усмехнулся.

— Ты не понимаешь… Это — ясно, почему ты не понимаешь. Аппарат совнархоза — образцовый, схема выполнена великолепно. И потому, что этот аппарат образцовый, он являлся прекрасной защитой для преступлений. Ты передал всю работу в руки чужого, враждебного нам элемента. Ты не мог видеть из-за твоего образцового аппарата непрерывного грабежа в райлесе, не видел, что рабочие оставались без хлеба, без одежды, без инструментов, что агенты открыто занимались спекуляцией за счет государства. Ты не понимаешь, почему у тебя под носом совершаются мошеннические сделки по захвату народного имущества, как, скажем, недавняя сдача в аренду кожзавода бывшему владельцу. Ты не понимаешь, что в одном из твоих отделов был разработан, например, целый концессионный план насчет цементного завода, чтобы вырвать его из рук государства и передать прежним акционерам. Ты этого не понимаешь, а я вижу в этом тягчайшую экономическую контрреволюцию.

Шрамм оставался в прежнем нечеловеческом напряжении. Только глаза его наливались мутью и голос был в хриплых трещинах от утомления.

— В последнем случае я ног только разделять точку зрения сведущих людей, которые с цифрами в руках доказывали невозможность эксплуатации завода в ближайшие десятилетия. Все материалы по этому вопросу направлены в центр: ставить же этот вопрос на разрешение экосо я не был вправе. Вопрос же о кожзаводе был разрешен в положительном смысле в исполкоме.