Федор Гладков - Цемент

• Название: Цемент
• Автор: Федор Гладков
• Жанр: Советская классическая проза

Роман известного писателя Федора Гладкова (1883–1958) «Цемент» является знаменательной вехой в истории советской литературы. В нем впервые нашли свое отражение созидательный труд рабочих, творческие усилия коллектива в строительстве социализма, новые отношения в семье и быту. 

Александр Серафимович дал высокую оценку роману как «первому широкому полотну строящейся революционной страны, первому художественно-обобщенному воспроизведению революционного строительства зачинающегося быта».

---

Оглушительный рев оборвал крики Жука. Толпа зашаталась, замахала руками, и казалось: пройдет мгновение — и у стены, около двери, разразится бешеный самосуд.

— Бей их!.. Катай, волоки!.. Наш Жук!.. Давай в головку Жука!.. Жук!.. Жук!..

Бадьин по-прежнему стоял на верхней ступеньке крыльца и невозмутимо смотрел на ревущую толпу. Он смотрел не мигая и ждал; пройдет еще несколько мгновений — и люди надорвутся, осядут и успокоятся.

Но он не дождался; помешал Лукава. Он вбежал на крыльцо, встряхнул черной шевелюрой и поднял успокоительно руку:

— Товарищи, внимание! Стойте смирно и слушайте!..

Толпа замолчала, отхлынула назад и в стороны по мостовой.

— Лухава!.. Сейчас Лухава всем шкуру сдерет… Крой!..

Лухава заговорил просто, по-свойски, с обычной горячностью:

— Какого черта вы здесь дурака валяете, товарищи? Топоры — за поясом, сумки — на плечах, а одежда и обутки растут на деревьях. Это, товарищи, — прибаутки, а дело выходит такое: через час выступаем. Сбор у совпрофа. Продукты грузятся на подводы. Партком выделил на заведование снабжением товарища Жука. Прозодежда выдается по одной паре. Весь состав райлеса — к черту под ноготь!.. Стройся рядами и — шагай дружно за Жуком!.. Командуй, Жук!..

Толпа забушевала у крыльца, и Лухава залетал в воздухе, размахивая руками и ногами. Когда утихомирились и построились в ряды, Лухава махнул рукой, и все пошли по улице — к набережной.

Бадьин и Лухава стояли у стены совнархоза и беседовали, как задушевные друзья, но глаза их обжигали ненавистью друг друга.

— В свое время я уже сообщал куда следует о вашем головотяпстве с ущемлением. Этому мальчишеству надо положить конец, милые товарищи. Какими полномочиями пользовались вы, разрушая без постановления исполкома аппарат райлеса? Об этом опять будет сообщено краевым органам, и я сумею поставить вас на свои места.

Лухава улыбнулся вприщурку, и колючие искорки в дрожали и смеялись.

— Бюрократ!..

2. Упрямым шагом

Из окна заводоуправления видно, как перед клубом «Коминтерн» комсомольцы и комсомолки, голорукие, голоногие, в трусах, проводят часы физкультуры. А в воздушной дали, в кратерном взлете гор, из невидимого дна воронки до вершины перевала, ввысь на восемьсот метров, натягивается рельсами бремсберг, И сверх и вниз, навстречу друг другу, минуя друг друга, приближаясь и удаляясь, ползут две вагонетки. Издали они — маленькие, как черепахи, и скользят по рельсам медленно и плавно: пять минут — вверх, пять минут — вниз, а встречаются опять через четверть часа. Вверх — пустая, вниз — с дровами. Видно, как машут спицами колеса на электропередаче, в разных наклонениях и пересечениях. И от перевала до электропередачи, по пологому спуску, поперек горы, по разработанной дороге, подъезжают и отъезжают грузовики и телеги.

Глеб целые дни проводил в заводоуправлении. Спецы, давно уже присланные из совнархоза, все еще не изучили сложной системы хозяйства. Все они были прилизаны и бледны от опрятности, все — бритые по-английски, А что они делали за своими дубовыми бюро, почему говорили в полуголос и полушепот — трудно было понять. Они оглядывали Глеба (так его оглядывали и в совнархозе), а на его вопросы отвечали странными словами, сквозь дым папиросы. Глеб не понимал их, а слышал отчетливо только одно слово, которое возненавидел давно: промбюро.

На ячейке по его докладу решили: потребовать подробный доклад заводоуправления на общем собрании рабочих. Сам же Глеб до изнурения изучал положение дел — взвалил на себя добровольную каторгу — разобраться в цифрах, в нарядах и планах. Он обалдел в первые дни, и работа пропала впустую — ничего не понял в мусоре цифр и таблиц. На вопросы учтиво отвечали бритые спецы, умело скрывая насмешку и презрение вприщурку. И с этими бритыми спецами Глеб сам был учтив, сам говорил в полуголос и в полушепот и задавал дурацкие вопросы, которые вызывали у них улыбку, а другие вопросы, над которыми думал по ночам, тревожили спецов, ставили их в тупик, и они отвечали только одно:

— Промбюро… Совнархоз… Главцемент… СТО…

Глеб смотрел в окно на работу бремсберга, изучал заводские дела, которые надлежало знать только спецам… и считал, сколько будет доставлено дров с лесосек до нового года.

«Одна кубсажень — в полчаса. В день, при двух сменах, — 24 куба. В месяц — 600, а до конца года — 4800. Мало; это не разрешает кризиса. Бремсберг должен работать зимой».

Со дна воронки дрова шли по другому бремсбергу, железные ковши вагонеток одни за другими ползли от завода в горы и из гор к заводу, минуя друг друга: вверх — пустые, вниз — с дровами. Внизу, на электропередаче, они отстегивались от стального каната, отталкивались к ажурной вышке; там они вкатывались на площадку лифта и проваливались в преисподнюю. На дне шахты вагонетки опять подхватывались канатами и исчезали во тьме, а оттуда навстречу ползли пустые и по лифту улетали вверх.

И когда Глеб проходил через пути с вагонетками, он волновался от электрического шороха колес, от бойкой работы. Он бросал на землю дела и таблицы и ввязывался в артельную суету. Видел он, что другие были лица у рабочих — не тифозный отек, а пот и свежий загар.

Ночью он уже не ждал, как прежде, Даши, не запирал дверей и рано ложился спать. И не знал, в какой час приходила Даша. А когда просыпался на мгновение от ее присутствия, видел ее за столом: опираясь головой на руки, она читала настойчиво и очень внимательно. А утром, когда он уходил на работу, Даша улыбалась ему дружески и молодо.

3. Тревога

Нужно было узнать самому, что такое — промбюро, которое было неотразимым заслоном для совнархоза и заводоуправления. Эта тяжелая глыба стояла на его дороге, и его вопросы безответно упирались в ее грани. Глеб решил немедленно ехать и изучить это учреждение на месте. Если и там постигнет его неудача, если и там будут водить за нос, заранее дал себе слово, — направиться в Москву, к Ленину, в ВСНХ и СТО — рассказать, разоблачить, сделать скандал, поднять всех на ноги, а своего добиться: завод надо пустить — пустить во что бы то ни стало.

Заводоуправление погрязло в бесхозяйственности, бездеятельности и упорном саботаже. В совнархозе — злостный саботаж под видом заседательской и бумажной суетни. Запутывались простые вопросы до головокружительной неразберихи. Шрамм делал на экосо пространные, строго обоснованные доклады, но партийцы и низовые хозяйственники беспощадно критиковали его и со злой насмешкой называли этот отдел исполкома «совнагробом». Глебу было ясно, что в совнаркоме шла незримая работа врагов. Трехэтажный особняк каждый день дрожал от подозрительных толп, снующих из дверей в двери, и каждый день, с десяти до четырех, тротуары около стен здания засорялись хороводами необычайно говорливых людей, которые толкались раньше в кофейнях и на бирже. Тихо было в здравотделе, в наробразе, в собесе, хотя толпились люди и у земотдела, и коммунхоза, и внещторга.

Перед отъездом Глеб часто забегал в исполком, в совнархоз, в партком — собирал материалы, соображения, планы и постановления. Взял письмо Бадьина к близкому товарищу, члену краевого бюро ЦК, и письмо Жидкого — тоже товарищу, члену краевой КК.

Однажды он брел по улице к набережной, где ждал его заводской катер. Он не торопился — хотелось отдохнуть после хлопот в учреждениях. Шел и удивлялся: улица изменилась до неузнаваемости. Раньше магазины с зеркальными окнами были пустые или под складами всяких отделов и окна были пыльны и грязны. А теперь… тоже склады, как прежде, а вот среди них —

«ЗДЕСЬ В НЕПРОДОЛЖИТЕЛЬНОМ ВРЕМЕНИ… ГАСТРОНОМИЯ…» «КАФЕ С ПОСТОЯННЫМ СТРУННЫМ ОРКЕСТРОМ…» «ТОРГОВОЕ ТОВАРИЩЕСТВО…» «ТОВАРИЩИ, УКРЕПЛЯЙТЕ СМЫЧКУ ГОРОДА С ДЕРЕВНЕЙ!» «В НЕПРОДОЛЖИТЕЛЬНОМ ВРЕМЕНИ…» «КТО НЕ  РАБОТАЕТ, ТОТ НЕ ЕСТ».

В этом лозунге в аршинных буквах на стене Городского дома (коммунхоза) чья-то насмешливая рука замазала грязью первое «не», и все прохожие не могли привыкнуть к новой комбинации слов и смеялись.

«КТО… РАБОТАЕТ, ТОТ НЕ ЕСТ».

Глеб остановился в тревоге. Да, новая экономическая политика — рынки, продналог, кооперация….

…Вот — кафе и струнный оркестр… А полфунта пайкового хлеба? А дачка — аршин мануфактуры, наусники и дамские подвязки от профсоюза? Почему так быстро начинают обсахариваться витрины. И почему так беспокойно на душе?..

На другой стороне улицы, у окна кофейни, Глеб увидел Полю. Она стояла к нему спиной, смотрела в окно и не могла оторваться. Стремительно пробежал мимо нее человек в новом френче, с портфелем (кто не носит теперь портфелей!), задел ее плечом и оторвал от окна. Но она не заметила и стала на прежнее место.