Ефим Черняк - Вековые конфликты

• Название: Вековые конфликты
• Автор: Ефим Черняк
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: История
• Год: 1988
• ISBN: 5-7133-0116-8

Раскрываются исторические корни важнейшей проблемы нашего времени - война или мирные отношения между различными государствами и народами. Предпринята попытка рассмотреть эту проблему на материале всемирной истории. Анализ ведется на примерах столкновения Древнего Рима и раннего христианства, Византии и Арабского халифата, средневековых папства и империи; на примерах войн, участниками которых выступали турецкие янычары и германские ландскнехты, британские пираты и испанские инквизиторы, а в новейшее время - силы реакции и национального и социального освобождения. Убедительно показано, что борьба различных социальных систем с использованием военно-силовых методов ставила препятствия на пути общественного прогресса, но не меняла неотвратимого хода истории. В этом полемическая заостренность новой книги известного советского историка.

---

Конфронтация христианства и ислама, запреты, предусмотренные мусульманской религией, различия в нравах и вкусах не воспрепятствовали проявлению султанами уже D первой половине XV века (еще до взятия Константинополя) интереса к европейскому искусству и культуре, не мешали вниманию и почету, с которым принимали при турецком дворе итальянских и греческих художников, писателей, врачей, ученых, просто образованных людей - будь то купцы или дипломаты. В одном из музеев Флоренции - Галерее Буонаротти - находится картина Д. Биль-верти, художника, жившего в конце XVI - первой половине XVII века. Она изображает сцену отказа Микеланджело принять приглашение султана, переданное через специальное посольство, отправиться в Константинополь для выполнения заказов турецкого двора. В действительности султан не присылал посольства к Микеланджело, хотя художнику действительно дважды (в 1506 и 1519 гг.) предлагали приехать в турецкую столицу. Сцена, изображенная Бильверти столетие спустя, вымышлена, но она тем более характерна для «драматизации истории» в духе векового конфликта. Не менее характерны, однако, и переговоры, которые велись с Микеланджело вопреки не только этому конфликту, но и вопреки ясному запрещению живописи исламом - одной из противостоявших в этом конфликте идеологических систем.

Характерно, что имела место неприязнь турок к европейским художникам, связанная в определенной степени с вековым конфликтом. Дело в том, что обычно в состав европейских посольств включали опытного рисовальщика, причем отнюдь.не для удовлетворения простого любопытства в отношении быта и нравов Константинополя и султанского двора. Задачей этого отдаленного предшественника некоторых атташе по вопросам культуры было набросать портреты различных высокопоставленных сановников и других лиц из султанского окружения, чтобы их можно было узнать в случае появления в Европе в качестве турецких шпионов4.

Турецкая тема широко входит в западноевропейскую литературу. Уже в начале XVI века романтизируется история родного брата султана Баязета - Джема, который бежал из Турции и потом mhovo лет содержался в заключении разными европейскими государями, включая римского папу Александра VI Борджиа, с целью шантажировать Порту угрозой появления претендента на престол и выманить крупные суммы денег якобы на содержание пленного принца. Можно напомнить также, насколько широко сюжеты, связанные с действиями североафриканских корсаров, представлены в творчестве Сервантеса. Соперничество между сыновьями Сулеймана Великолепного и другие эпизоды турецкой истории находили широкое отражение в европейской драме. Опера В. Давенанта «Осада Родоса» посвящена одному из наиболее ярких эпизодов борьбы Порты и европейских государств за преобладание в Восточном Средиземноморье.

Несомненно, что в XVI веке Западная Европа, вступившая в переходную эпоху, обогнала страны ислама по уровню развития ремесла, науки и техники. Вместе с тем- и отчасти именно поэтому - тысячи и тысячи европейцев добровольно эмигрировали во владения султана, переходили в ислам, надеясь обрести возможность для применения своих способностей, которой не находили у себя на родине. К этим добровольным «ренегатам» надо прибавить еще больший поток жертв национальных и религиозных преследований, искавших убежище в Оттоманской империи, тысячи военнопленных, обращенных в рабство и пытавшихся переходом в ислам вернуть себе свободу, начать новую жизнь в Алжире, Каире или Константинополе. Напротив, обращение в христианство было сравнительно редким явлением и никогда искренним - даже среди военнопленных5.

«Золотой век» гонений

В течение столетий в Испании христиане и мавры должны были научиться жить бок о бок, несмотря на длившиеся тоже веками войны между христианскими и мусульманскими государствами. Даже после завершения реконкисты в 1492 году государство и церковь первоначально проявляли известную долю терпимости к мавританскому населению, хотя довольно скоро начали заниматься обращением его в христианство.

Положение изменилось после того, как Испания втянулась в конфликт с исламом, точнее, с Оттоманской империей и ее сателлитами. Надо добавить, что это произошло уже после того, как в первую четверть XVI столетия основная часть мавров приняла крещение. Их стали именовать «морисками». Многие из них оставались приверженными вере предков. Наряду с христианскими именами, которые давали детям при крещении, их тайно наделяли арабскими именами. Часть мавров, сохранивших верность исламу, в 1526 году подняла восстание в горах Эспадана, подавленное с большим трудом при помощи германских наемных войск. Правительство Карла V вынуждено было ограничиться сравнительно мягкими условиями договора: в случае принятия христианства повстанцам было разрешено сохранить свои обычаи, на протяжении 40 лет на них ие должна была распространяться юрисдикция святого трибунала. В течение некоторого времени после этого илаети были прежде всего озабочены тем, чтобы «новые 'христиане» исправно платили налоги.

Однако по мере втягивания Испании в оба основных, конфликта на международной арене положение менялось. Христианские помещики были довольны, что их держатели-мориски увеличивали свои доходы - ведь тем самым возрастали и возможности взимать с них. более высокую рейту. Напротив, правительство и церковь с тревогой следили за возрастанием имущества и числа «новых христиан» (прирост населения у морисков был большим, чем у испанского населения). Исподволь социальные низы приучали смотреть на морисков' как на конкурентов, отбирающих землю у арендаторов из числа старых христиан, заказчиков - у ремесленников, покупателей - у мелких торговцев. Особые подозрения у инквизиции вызывало то, что многие мориски имели оружие, которое они не хотели сдавать властям. Между прочим, едва ли не главной причиной этого были ие планы нового восстания, а стремление арагонских магнатов сохранять вооруженные отряды своих вассалов, среди которых было немало морисков.

Морискам приписывали всяческие пороки. В «Назидательных новеллах» Сервантеса так отражено это распространенное мнение: «Было бы .чудом отыскать. среди них одного мавра, искренне верящего в наш христианский закон: вся их забота состоит в том, чтобы копить деньги и беречь накопленное. С этой целью они работают, отказывая себе даже в еде: когда к ним в руки попадает реал, и особенности же ие простой, они присуждают его к пожизненному тюремному заключению; таким образом, все время наживая и ничего не расходуя, они собирают и хранят у себя огромные деньги из тех, что обращаются в Испании. Они - ее копилка, ее моль, ее сороки и хорьки: все они собирают, все прячут и все поглощают. Не следует забывать, что их много и что каждый божий день они понемногу наживают и откладывают (а медленная лихорадка подтачивает жизнь с такой же силой, как и скоротечная) ; поскольку, однако, мавры все время размножаются, все время увеличивается и число укрывателей, причем опыт показывает, что они множатся и будут множиться без конца».

Мориски рассматривались и короной, и духовенством как потенциальная агентура грозного врага внутри страны. В действительности дело обстояло не совсем так, а может быть, и совсем не так. Мориски могли стать вполне лояльной частью разноплеменного населения Испании, если бы подозрительность, мелочные придирки и все более усиливавшиеся преследования не подтолкнули их к сопротивлению и к поискам помощи извне. Вероятно, аналогичный результат дали бы подобные гонения против любой категории населения. Удивляться приходится лишь тому, насколько все же слабыми оказались контакты подвергавшихся жестокому преследованию морисков с внешними врагами испанской монархии.

Выше говорилось о том, какой характер приобретала деятельность Супремы с середины XVI века. «Золотой век» Испании стал «золотым веком» гонений. Все более глубокое вовлечение Испании в международные конфликты, происходившие в форме религиозных, идеологических столкновений, наложило дополнительный отпечаток на отношение властей к проблеме морисков. Можно ли было считать безопасным положение государства, когда в ряде его районов - да еще прибрежных - население состояло почти целиком из морисков, а во многих селениях старыми христианами были только священник, нотариус да еще иногда деревенский трактирщик? Стремление морисков держаться вместе с теми, кто подобно им сохранял язык, костюм и обычаи предков, естественно, только усиливалось от преследований. Репрессии не помогали, а вредили процессу ассимиляции, а это, в свою очередь, укрепляло подозрения и страхи властей. Морискам стали приписывать связи не только с алжирскими корсарами - что было неудивительно, когда те усилили свои рейды против Средиземноморского побережья Испании, - но и с французскими гугенотами (через Каталонию), что уже не было в ладу ни с какой логикой, кроме той, что и мусульмане, и протестанты были врагами «его католического величества» короля Испании. Впрочем, политика репрессий приводила к тому, что самые нелепые подозрения стали претворяться в действительность.