Рустан Рахманалиев - Империя тюрков. Великая цивилизация

• Название: Империя тюрков. Великая цивилизация
• Автор: Рустан Рахманалиев
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-386-00847-5

Автор издания – академик, профессор, доктор исторических наук, доктор философских наук, кавалер Почетного знака РАЕН «Рыцарь науки и искусств» (2007, Россия) Р. Рахманалиев в своем фундаментальном труде исследует многовековую историю тюркских народов. Данная книга – выдающееся научное достижение, которое на много лет вперед определит будущий облик этой области знаний.

---

Однако в менее благополучные времена пища была скромнее: ели то, что давали домашние животные – молоко и молочные продукты, в частности йогурт, одно из замечательных изобретений тюрков; мясо, свежее летом, хранившееся в морозной земле – зимой – после большого забоя скота в конце осени. Использовались корни диких растений, в некоторых местах их выращивали, например лук, настолько необходимый людям, живущим без витаминов, и даже одно из племен табгачей взяло себе имя «кюмюкрен» или по закону метатезы – «кюмюркен», т. е. «лук».

Что же значила для них еда? На земле, где постоянно витала угроза голода, где умирали от голода, когда еще не было социальной организации, счастье выражалось простыми словами: «Мы царили, поедая оленину и зайчатину. Брюхо людей было полным». Это – слова Тонюкука, мудрого правителя, который понимал суть вещей, когда ни в чем не было недостатка; вот что он писал после очередной победы: «Со всех сторон стекались золото и серебро, парча и шелк, рабы в большом количестве…» В этом присутствовал элемент хвастовства варвара своими богатствами, которые изумляли даже людей цивилизованных. Византийцы видели у тюрков «шелковые ткани, искусно расцвеченные самыми яркими красками», статуи, урны, игольницы и сосуды из золота, серебряную посуду, позолоченные деревянные колонны, золотые стулья и кровати, «стоящие на четырех павлинах»; у эфталитов – то же самое, правда ножки кроватей были сделаны в виде фигурок феникса. Хьюань Цанг восхищался каганом, который его принимал: «Он был одет в платье из зеленого сатина, волосы его были распущены… Лоб был повязан шелковой лентой, несколько раз обмотанной вокруг головы, конец ленты спадал на затылке. За ним стояли две сотни офицеров, одетых в парчовые одежды, с заплетенными косичками на голове». Сонг Юнь писал об императрице эфталитов: «…на ней была шелковая одежда, спускающаяся до земли…» И далее отмечает, что «на голове у нее сверкал длинный золотой гребень, украшенный драгоценными каменьями пяти разных цветов» – это типичная прическа «буктак», которую мы видим на мусульманских миниатюрах, скорее всего, она была скопирована со средневекового головного убора западных женщин.

Теперь о культуре тюрков. Элементы материального быта свидетельствуют о единстве, которое имеет место, несмотря на различия в деталях, во всем степном мире, от Восточной Европы до побережья Тихого океана, и которое мало изменилось в продолжение столетий. Дюмезиль обнаружил далеких потомков скифов в осетинах. Но он отметил, что вполне возможно сблизить скифские элементы с алтайскими, хотя Дюмезиль, как индоевропеист, не смог извлечь из этого наблюдения все должные выводы. Это – сходство и единство, которые, по Дюмезилю, вытекают из аналогичных условий жизни, благодаря чему можно с осторожностью объяснить факты VIII в. фактами XII в. и обратиться к нынешним анатолийцам для того, чтобы лучше понять тюрков Средневековья. Это совсем не значит, что повсюду и во все времена можно наблюдать одинаковую картину. Если считать, что культурные различия зависят от социального положения и политической организации, тогда надо признать, что могли существовать более или менее проницаемые границы, по эту сторону которых есть истина, а по другую – ошибка.

Было бы очень просто, но, как свидетельствуют факты, не совсем правильно поставить восточных тюркютов под китайское влияние, а западных тюркютов – под иранское. Ошибка состоит в том, что некоторые тюркюты считают, будто культ огня (пантюркского происхождения) практиковался западными тюрками потому, что они жили рядом с иранцами и игнорировались восточными племенами.

Календарь Двенадцати Животных был известен на Украине, а тюрки с Ближнего Востока продавали виноград в Китай! Методы, мысли, искусства широко распространялись с одного в другой конец Евразии, и до сих пор невозможно определить, чем тюркский мир обязан Китаю, а чем Ирану, не говоря уже об Индии, германцах, палеоазиатах, тохарийцах, кученах. Оазисы Тарима достигли высокого уровня цивилизации. Достаточно сказать об их знаменитых школах пиктографии, например в Кызыле, которые процветали между 450 и 750 гг., об авторитете, который имели даже в Китае музыканты, танцовщицы и куртизанки Кучи, о нескрываемом восхищении китайцев перед дворцами этого города.

Влияние Китая на кочевников признается издавна, да разве могло быть иначе, когда тюркютская знать китаизировалась, между тем как их подданные в течение последующих пятидесяти лет находились под китайским протекторатом. Однако это влияние преувеличено. Самые северные народы оно затрагивало лишь в небольшой степени. Команы не знали китайского календаря. Зато можно объяснить некоторые китайские феномены тюркским влиянием, причем обратного влияния не наблюдается.

А вот согдийское влияние было минимальным, хотя общепризнанно, что согдийский язык представлял собой смешанный язык, общий для нескольких народов Центральной Азии. После обнаружения надписи в Бугуте стало ясным, что он использовался в VI в. и был принят в качестве официального языка первой тюркской империи. Отношения между этой империей и Согдианой развивались естественным образом после согдийских завоеваний, хотя они имели место и раньше. Миф о происхождении Бумына и Истеми упоминает факт женитьбы сынов волчицы на девушках из Турфана, другими словами – индоевропейках и, конечно, согдианках. Позже согдийцы станут послами каганов в Иране и Византии и одновременно их советниками, при этом они «занимались контрабандой» китайского влияния.

Итак, можно считать достоверным следующий факт: то, что кажется относящимся к самым старым тюркским культурным пластам, частью заимствовано у разных кочевых или оседлых народов, как ближних, так и дальних, и только синтез остался тюркским, если это вообще имеет какое-то значение, потому что здесь возникает вопрос: является ли любая цивилизация оригинальной, т. е. как бы вышедшей из собственных недр?

Беспорядочное смешение народов не позволяет определить вклад тюрков в формирование степного искусства. За исключением ковров и изделий из металла, которыми мы, несомненно, обязаны тюркам, вряд ли можно сказать то же самое о тех предметах, которые украшали дворы правителей. Имел ли место контакт с живописью оазисов? Как обстоит дело с великим анималистическим искусством степей, которое оставило на них свою печать: продолжили ли они эту традицию, возродили ли ее или, напротив, оставили ее в забвении?

Их мастерство и их таланты нам достаточно известны, особенно их вкусы. Подвергшись китаизации, они сделались меценатами, а Китай обязан вэям, т. е. табгачам, многими выдающимися творениями.

Для захоронения своих принцев восточные тюркюты приглашали китайских художников, которые делали росписи в усыпальницах и мавзолеях, их единственных архитектурных сооружениях. К сожалению, от этих произведений почти ничего не осталось, кроме развалин, в которых сохранились стелы с надписями, статуи и балбалы. Последние представляют собой бесформенные монолиты с изображениями убитых врагов; эти сооружения стояли в триумфальных аллеях, и их было великое множество: например, не менее двухсот семидесяти в мавзолее Мугань-кагана.

Статуи, которые встречаются во всех степях и которые мы называем «каменные бабы», хотя они изображают людей обоих полов, ничего общего с балбалами не имеют, но их довольно часто путают специалисты. Высотой от 0,55 до 2 м, иногда достигают 2,85 м, они изображают вооруженных людей, сидящих или, реже, стоящих, с кубком в правой руке, прижатой к груди. Именно эти статуи служили прототипом условного образа исламского принца, который начиная с II в. запечатлевался в бронзе и слоновой кости.

У самых отсталых племен письменность неизвестна. Зато она рано появилась у тюркютов. Самым древним документом является надпись в Бугуте – правый приток Селенги – обнаруженная в 1956 г. и исследованная в 1972 г. Она не датирована, но, по всей очевидности, восходит к 581 г. Подобно всем тюркютским (а затем уйгурским) надписям она сделана на стеле, стоящей вертикально на спине черепахи – образ мира в китайской космогонии, а китайцы заимствовали его у ведической Индии. Текст выполнен рукой мастера не по-тюркски, а по-согдийски, на трех сторонах и содержит 29 строк высотой 1,2 м с пробелами и выбоинами; на четвертой стороне имеется текст на санскрите. Надписи на тюркском языке – более поздние. Самая древняя (?) посвящена Тонюкуком Баину Цокто и относится примерно к 715 г. (?) На несколько лет позже появились надписи, посвященные братьям-императорам Бильге-кагану и Кюльтегину, датированные 732 и 735 гг., все вместе они носят название «орхонских надписей». Стелы, на которых они выполнены, имеют высоту 3,75 м и содержат, кроме тюркских текстов с большими одинаковыми отрывками, китайские надписи. Остальные тексты того же времени имеют меньшее значение. Все они вырезаны на камне буквами или знаками (которые ошибочно считаются руническими), хорошо соответствующими языку, и имеют явно арамейское происхождение (пришли к тюркам через парфянский язык): заимствованы у согдийцев около VI в. Они были расшифрованы почти сразу после того, как их обнаружили Томсен и Радлов, которые работали порознь (1896 г.). Тексты составлены неудачно, хотя и с неплохими эпическими и поэтическими пассажами, которые делают их настоящей литературой; они содержат краткие сведения о религиозных ритуалах, социальной организации, политической идеологии и повествуют о военных кампаниях и биографиях. Эти тексты составляют основу любого тюркологического исследования.